Валентин Черных - Незаконченные воспоминания о детстве шофера междугородного автобуса

14

— Через полчаса выхожу, — сказал лейтенант.

— Счастливо отдохнуть, — пожелал Семен.

— Спасибо, — сказал лейтенант. — Отдыха не будет. Надо дом отремонтировать, дров на зиму для матери запасти.

— Послушай, — сказал Семен. — Почему ты не пошел в институт? Не захотел или провалился? Военным-то стал сознательно?

— Пожалуй, сознательно, — подумав, ответит лейтенант. — Профессий, конечно, много хороших, но из деревни в основном идут в три института: в педагогический, сельскохозяйственный и медицинский. Профессии эти твердые, в деревне уважаемые. Я рассуждал так: учитель — он всю жизнь учитель… Вот и буду всю жизнь объяснять. А плюс бэ в кубе. Или врач? Начал рвать зубы, так до пенсии и рвет. У нас в армии — другое дело. Через каждые три года новая звезда на погон. Есть движение вперед: взвод, рота, батальон, полк. И главное, ясно на всю жизнь. К тому же сегодня здесь, завтра там. Люблю перемену обстановки, я ведь из своей деревни до восемнадцати лет никуда не выезжал. Вот сейчас после отпуска поеду на… — лейтенант замолчал, сообразив, что выдает служебную тайну, — в общем, далеко поеду. А вы были военным? Даже, наверное, воевали?

— Нет, что вы. В войну мне было пять лет.

— Простите, — сказал лейтенант. — Вы уже такой…

— Какой? — спросил Семен. — Совсем взрослый?

— В общем, да, — признался лейтенант. — Давно служили?

— Десять лет назад.

— Сейчас все изменилось. Техника. А с техникой всегда интересно. Вот вы шофер, вам же интересно ездить всюду?

— Наверное, интересно, — сказал Семен.

Он взглянул на спидометр. Автобус шел со скоростью девяносто километров. Семену было легко, ему казалось, что он несется сам, как в детстве, когда бежишь и не чувствуешь своего тела, просто бежишь и хочется бежать бесконечно.

Он отметил тот момент, когда появилась настороженность. Еще не осознав, в чем дело, он тут же сбросил скорость. Перебрав всевозможные случаи, которые могли беспокоить, он вспомнил: скоро должен быть железнодорожный переезд. Рядом станция, на которой формируют товарные составы, и переезд часто закрыт, а это всегда портило настроение.

Он обрадовался, когда увидел поднятый шлагбаум.

Автобус качнулся, перевалил насыпь и, набирая скорость, помчался дальше. Он знал, что чувство беспокойства у него сейчас пройдет, но беспокойство не проходило, он подумал, что с этим ощущением он ходит уже несколько дней, достаточно было какого-нибудь толчка, и он об этом начинал думать.

Началось это, когда Приходько-старший сказал ему, что к ним снова заходил инженер. Приходько называл его инженером, потому что тот носил на лацкане пиджака синий институтский ромб со скрещенными молоточками. Из-за этого ромба Семен не считал инженера особенно умным человеком. Умные люди не носят значков, поясняющих их профессиональную принадлежность.

Ему очень хотелось, чтобы инженер оказался несимпатичным, скрягой, трусом или, на крайний случай, больным.

С инженером Наташка познакомилась в своей библиотеке, он готовил кандидатскую диссертацию. Семен видел его несколько раз. Подтянутый, высокий, очень спокойный, он знал, чего хотел. После окончания института поехал работать на Север, собрал материал для диссертации и деньги для кооперативной квартиры.

Вначале Семен хотел ему посоветовать отцепиться, посоветовать очень корректно, но когда его увидел, понял: такому советовать бессмысленно, такие спокойно и интеллигентно не обращают внимания на советы. Инженер приносил цветы и билеты в театр, он не скрывал, что Наташка ему нравится. Когда они встретились у нее дома, инженер не стал придумывать повода, чтобы уйти, они так и просидели вечер втроем, а ушли вдвоем. Инженер не посчитал нужным поддерживать разговор, пока они ехали в метро, и вышел, не протянув руки, кивнув на прощание. Из спортсменов, решил Семен, такие борются до конца.

Те два года, сколько Семен знал Наташку, он был спокоен, считалось, что они поженятся, как только Семен получит квартиру. Приходько-старший никогда и ни о чем не расспрашивал Семена. Когда он приходил, они играли в шахматы и говорили о делах в автопарке, где работали: Приходько механиком, а Семен шофером. И с Наташкой он познакомился, когда она пришла с отцом на какой-то вечер в их парк.

В первый год мать Наташки спрашивала его с планах, думает ли он учиться, ее, наверное, не очень устраивал зять-шофер, и вообще с ее матерью он как-то не сошелся, и теперь она не скрывала, что ей нравится инженер, и, может быть, советовала Наташке переменить пластинку.

Семен вдруг подумал, что он может лишиться Наташки, так конкретно он подумал впервые. Он вспомнил, как она улыбается, сразу всем лицом, как ее мать. Как мать, носит передник, поправляет волосы жестом матери. Когда ей о чем-нибудь рассказываешь, слушает, как Приходько-старший, прикрыв глаза ресницами. А говорит, слегка растягивая слова. Так говорит Серафима, соседка-пенсионерка по лестничной площадке. Наташка в детстве брала у нее уроки музыки. Когда он впервые поздоровался с Серафимой, он удивился, как могут два разных человека так одинаково растягивать слова. Пианистки из Наташки не получилось. Она окончила библиотечный техникум и работает библиотекарем в исследовательском институте, — в технических библиотеках платят больше. Она выросла в Старосадском переулке в большом доме, ходила в школу за углом, дружила с девочками из своего класса, брала книги из районной библиотеки, подражала своей матери, Серафиме, учительнице по литературе. Из Москвы она уезжала только на юг отдыхать. Она обыкновенная, убеждал он себя. Миллионы таких девочек выросли и стали взрослыми. И миллионы говорят о тряпках, о мини-, миди- и макси-юбках, уходят на работу к девяти и в шесть кончают, ходят в кино и сидят в кафе, не очень умело танцуют и не очень хорошо готовят. Что ж, будет другая.

Такая же или лучше.

Он представил, как возвращается из рейса, звонит Наташке, и вся квартира слушает, как он ее поздравляет с праздником. В их квартире живет одинокий старик. Каждый вечер он кого-нибудь поздравляет с днем рождения. Памятные даты у него записаны в большой амбарной книге. Очень верный и все помнящий друг, этот старик. У старика болят глаза, врачи запретили ему смотреть телевизионные передачи и ходить в кино. Каждый вечер старик устраивается с амбарной книгой у телефона и поздравляет. Потом включает радио и слушает подряд последние известия, радиопьесы, эстрадные концерты. Утром старик просыпается раньше всех, он не может дождаться, когда начнет трансляцию московское радио, и ловит сибирские и дальневосточные станции, которые начинают работать раньше московских. Семен засыпает и просыпается под сообщения о лесозаготовках, о маршрутах, дальневосточных траулеров, о выполнении суточного графика добычи нефти в Сургуте.

А может быть: сомневаешься — не покупай… Но ведь он не сомневался, скорее начали сомневаться в нем.

Впереди был подъем, пожалуй, самый длинный по всей трассе. Семен переключил скорость и прислушался к гулу мотора. Мотор работал ровно и тяжело. На гребне подъема он снова переключил скорость и начал спуск. Впереди был поворот, и тут он увидел легковую машину и четырех человек. Один из них поднял светящийся милицейский жезл. Нарушение правил, спуск не закончился, останавливаться нельзя, об этом знают даже новички за рулем. Проеду до конца спуска и тогда остановлюсь, решил он, но человек с жезлом встал ближе к краю дороги. Теперь его стало невозможно объехать, к тому же трое других, встав в нескольких шагах друг от друга, перекрыли всю трассу. Они стояли, широко расставив ноги, как стоят полицейские в зарубежных фильмах. Полосы подсветки на жезле предостерегающе мигнули, и Семен начал тормозить.

На человеке с жезлом была милицейская фуражка и плащ, поблескивающий от росы.

— Открой двери в автобус! — сказал инспектор. Теперь Семен рассмотрел погоны капитана.

— Документы, путевой лист, ключ! — потребовал капитан.

Зачем ключ, подумал Семен, но все-таки протянул и удостоверение, и лист, и ключ. Многолетняя работа шофером приучила не задавать милиционерам вопросы.

Милиция всегда права, Он мог не согласиться, но это никогда и ничего не меняло, особенно сразу. Он мог только просить, но просить пока было не о чем.

Трое милиционеров быстро прошли по салону, осматривая пассажиров. Один вернулся, встал у перегородки, отделяющей кабину от салона, а двое, по-видимому, начали проверять документы. Кого-то ищут.

Может быть, сбежал преступник. Он всегда читал в вечерней газете о происшествиях, Кто же из пассажиров, подумал он. Полный мужчина, сосед учительницы? И ему стало стыдно, что он плохо подумал о человеке, который, как и тот, носил инженерский значок.

— Простите, но… — недоуменно сказала женщина в салоне.