Галина Романова - Дожить до утра

И опять она не клюнула на его удочку. Ну, слышала она, что он что-то мастерит у нее под дверью. Ну, рвануло что-то потом, оглушив ее неимоверно. Ну и что? По физиономии ему все равно не надаешь, поскольку он головы на полторы выше. Для вендетты время не совсем подходящее. Да она и не успела пока придумать ничего достойного. И голова… Такая боль, что впору в петлю залезть. И сон этот к тому же…

По Тимошке она тосковала. Тосковала с тех самых пор, как, очнувшись в больнице, узнала, что мальчика взяла к себе опомнившаяся мать.

— Ты должен забрать его у нее! — просила Ксюша Виктора. — Хотя бы в память о брате! Сделай что-нибудь! Он ведь твой племянник!

Она просила, требовала, плакала, вспоминая, как последний раз поцеловал сына Игорь, не подозревавший, что прощается навсегда. Но Виктор, пряча глаза, лишь разводил руками.

— Ксюшенька, — виновато объяснялся он, держа ее за руку. — Я пытался. Я очень многих людей подключал, но она мать… Бросила пить. Устроилась на работу. Я бессилен…

Много позже, выйдя из больницы, она разыскала их новый адрес и, часами простаивая на улице, ждала малыша. Но тот появился в сопровождении матери. То ли действительно доселе дремавший инстинкт вдруг проснулся и заявил о себе в полный голос, то ли чувство вины перед сыном наставило ее на путь истинный, но женщина, ведущая ребенка за руку, была олицетворением нежности и доброты. И если Ксюша, не видя их, еще на что-то надеялась, то тут отступила…

— Что ты сказал? — До нее наконец дошло, что сосед о чем-то ее спрашивает раз, наверное, в третий.

— Я говорю — бутерброд не желаете? — Он держал в руке кусок хлеба и с самой приветливой улыбкой протягивал его ей.

— А с чем? — Она сделала в его сторону пару шагов и присмотрелась к непонятной массе, горкой наложенной на хлеб.

Тот премерзко улыбался и молчал. И лишь повнимательнее приглядевшись, она поняла причину его радости. На кусочке хлеба, аккуратно уложенные в ряд, возлежали жареные лягушачьи лапки.

— Ну ты… Ну ты… — Ксюша замотала головой, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. — Тебе же в зверинце место! Ты это понимаешь?!

— Не-а, — еще шире заулыбался он, молниеносно записав в свой актив еще два очка. — Я думал, что вам понравится…

И тут, подстегиваемая тупыми ударами головной боли, она не сдержалась. Выбросив вперед правую ногу в спортивном ботинке, Ксюша что есть силы ударила по его протянутой руке, а следующий удар направила прямо в его ухмыляющуюся физиономию.

Удар получился достаточно сильным.

Отпрянув к стене, Димка ошарашенно уставился на нее, совсем не обращая внимания на то, как закапала с верхней губы кровь на рубашку. Глаза его, доселе прищуренные в ехидной ухмылке, широко распахнулись, и Ксюшу обдало растерянностью и отчаянием. Взгляд этот поразил ее настолько, что она выскочила сломя голову из кухни, а затем и из квартиры. И, не сбавляя скорости, понеслась по проспекту в сторону набережной.

Максим окинул взглядом в зеркале заднего вида стайку длинноногих школьниц и, хмыкнув каким-то одному ему ведомым мыслям, не торопясь поехал по проспекту. Где-то здесь должна была быть сейчас эта психованная. Во всяком случае, соседи сказали, что она помчалась именно в эту сторону. Вот ведь лишняя заморочка на его бедную голову. Как убеждал супругу, как уговаривал — все бесполезно. Подруга, видите ли, она ей! А ему что с этого? Лишние напряги…

— Тварь неблагодарная! — Макс вполголоса выругался.

Ей бы ему руки целовать, а она мерзавцем величает. А за что, спрашивается?

— Дура баба! — вновь не стерпел он, вспомнив, как всякий раз при встрече прожигала его Ксения взглядом. — Как есть дура!..

Он с силой сжал в руках руль и отчаянно мотнул головой. Ну зачем ему все это?! За что?! Ведь его женой является Людмила, а не эта черноглазая стервозина. Ведь это Милочке поклялся он в вечной любви и верности, а не ее подруге! Езди вот теперь, ищи ее, эту ведьму полоумную. Пусть не верит он ей, пусть порой противна она ему до невыносимости, но предупредить и предостеречь ее от неверного шага он просто обязан. Иначе как потом в глаза Милке смотреть? И хотя та сделала вид и даже попыталась убедить его в том, что не будет больше волноваться по этому поводу и приставать к нему с просьбами, он-то хорошо знал, что это всего-навсего уловка…

— Ага, а вот и она! — обрадовался он, углядев знакомую точеную фигурку, склонившуюся над парапетом набережной. — Чаек кормит, мать твою…

Приближение Максима Ксения почувствовала еще издали. Никакого толкового объяснения этому феномену она дать не могла. Но когда чувствовала странный холодок в области шейных позвонков, то знала наверняка — кто-то ищет с ней встречи. И этот кто-то ей не совсем приятен.

Максима она терпеть не могла. Не то чтобы люто и безнадежно, но чувство презрительной непереносимости его присутствия прочно укоренилось в ее сердце, и поделать с этим она ничего не могла.

Милочка, заламывая ручки, часто пыталась пробить эту стену неприятия и сблизить их немного, если подружить не удалось. Но ее попытки не увенчались успехом. При встречах Максим и Ксения непременно начинали обмениваться колкостями, превосходя друг друга в искусстве пикировки.

— Ну почему, Ксюша?! — расстраивалась всякий раз подруга. — Ну объясни, почему?!

Ну как ей, дурочке, объяснить? Соврать — она сразу поймет. Сказать правду — не поверит. Пусть уж остается все как есть: он — хороший, она — опустившаяся дрянь…

— Птичек кормим? — ехидно поинтересовался Максим, отстояв за ее спиной минуты четыре.

— Тебе что? — не поворачиваясь, отрезала Ксюша, но внутренне напряглась — неспроста этот дружок ее разыскал, ох неспроста…

— Мне-то ничего. Крошек, что ли, хлебных жалко? — Он несколько секунд помолчал и без перехода зашипел ненавидяще: — Ты что же, сука, мне опять головной боли прибавляешь?! Сколько мне можно из-за тебя от дерьма очищаться?!

— Комментарии последуют, или мне стоять и ждать, пока ты на меня весь свой яд выплюнешь? — перебила его Ксюша, поморщившись.

— Сядь в машину! — рыкнул Максим, не оставляя ей никаких шансов для отказа.

Он пошел прочь от нее к машине и уже через минуту втискивал свое крупное тело на заднее сиденье. Отстояв положенные пять минут для того, чтобы собраться с мыслями и унять клокочущее негодование внутри себя, Ксюша не торопясь двинулась к его «Ситроену».

— Ну и что на этот раз? — вальяжно откинулась она на заднем сиденье. — Кто настучал на меня сегодня? Или, быть может, у кого-то по моей вине вновь пропала эрекция?

— Ох, господи! — простонал Макс, обхватив голову руками. — Ты не представляешь, как велико искушение придушить тебя! Взять твою хрупкую смуглую шейку вот этими руками и сдавить. Слушать хруст твоих позвонков и наслаждаться.

— И что, это вызвало бы большое наслаждение? — не дрогнула от такого откровения Ксения. — Неужели осознавать, что меня никогда не будет рядом с тобой, настолько приятнее, чем ощущать мое тело в непосредственной близости? Что молчишь, господин маньяк?

Он вытянул перед собой обе ладони, широко раздвинув при этом пальцы, и несколько минут беззвучно шевелил губами.

Ксюша не перебивала. Ну, хочется ему вернуть утраченное самообладание, почему бы не помочь парню? Она вытащила из кармана пачку сигарет, зажигалку и с удовольствием затянулась…

— Сто десять, — выдохнул наконец Максим и уже почти спокойно начал: — В общем, слушай, Ксюха… Я долго терпел твои выходки. Ты знаешь, из-за кого я смотрел на все это сквозь пальцы. Но теперь ты перешла все границы.

— Можно узнать — чьи? — выпустила она ему прямо в лицо клуб дыма.

— Не знаю! — Он снова начал закипать. — Но мне совсем не нужно, чтобы из-за тебя на меня наезжали большие ребята! Чтобы ко мне в офис среди бела дня вваливалась толпа и, бряцая оружием, мне начинала грозить! У меня легальный бизнес. Кому надо, я исправно плачу…

— А вот не надо было свое влияние утрачивать, — ловко ввернула Ксюша, припоминая, как, вернувшись из изгнания, Макс рассказывал всем, что отказался от всех титулов и постов, которые ему прочила братва. — И не платил бы сейчас, а тебе бы платили…

Она, конечно же, знала, что он врет. В глубине души презирала его и за это тоже. Но не признаваться же ему в этом прямо сейчас, когда он на пределе?

— Ты же, сука, прекрасно знаешь, из-за кого я это сделал! — Голос его зазвенел от напряжения. — Я люблю ее! И хочу, чтобы она была счастлива! Мы — прекрасная семья!

— О!.. — Она поперхнулась дымом и отчаянно закашлялась. — Твою любовь и преданность я успела оценить по достоинству!

— Ты чего городишь?! — Он схватил ее за блузку и, почти не понимая, что делает, рванул на себя. — В общем, я тебя предупреждаю: сидеть тихо, никуда не соваться, ни под кого не копать. Иначе…