Дебютная постановка. Том 2 - Александра Маринина

– Тогда не знаю.

– Вот и мы не знаем, – вздохнул Зарубин. – У кого какие идеи?

Петр не отрываясь смотрел на Карину. Ему казалось, он видит, как в голове у девушки проносятся различные построения, призванные ответить на ее любимый вопрос: как же так вышло? Ну же, Карина, милая, давай, придумай что-нибудь!

– Может быть, все совсем просто? – робко заговорила Карина. – Я подумала…

Она запнулась.

– Говори, Кариночка, – подбодрила ее Анастасия Павловна. – О чем ты подумала?

Витя положил вилку и нож, перестал жевать и уставился на Карину. Почему-то Петру это не очень понравилось. Чего этот хмырь на нее пялится? Неприлично так смотреть на чужую женщину!

– Дмитрий нам соврал, что не знает, кто такой Губанов и какое отношение он имеет к смерти Садкова, правильно? Ну, это не точно, я понимаю, – торопливо заговорила Карина. – Но мы сейчас исходим из того, что он все прекрасно знает про всех Губановых и про их роль в жизни его тещи. Не исподтишка, а потому что Галина сама без конца об этом говорит. Он вполне мог ей сказать что-то вроде: «Галина Викторовна, у меня знакомые в полиции, они рассказывали, что на днях убили какого-то Юрия Губанова. Это не ваш, случайно?» И фотку ей под нос сунуть.

– Какую фотку? – быстро спросил Зарубин.

Он начинал слушать Карину с недоверчивой ухмылкой на лице, но теперь вдруг стал серьезным и внимательным.

– Да любую! Такую, какая могла оказаться у полицейских. С паспорта, например. Или из личного дела в курьерской службе. Или вообще с места происшествия.

– Фото с места происшествия ему никто не показал бы и уж тем более не дал бы переснимать на телефон, – возразил Зарубин. – А насчет фото с документа – мысль неплохая. Что скажешь, Пална?

– Это не я должна говорить, а Витя, – ответила она.

Петр в первый момент даже не сообразил, что имеет в виду Каменская. Витя, однако же, отлично понял, о чем говорит тетя Настя.

– А Зоя поможет? – спросил он. – Один я не справлюсь.

– Мы ее очень хорошо попросим, – пообещала Каменская. – Сделаешь, Витюша?

– Если в течение недели – то сделаю, а потом отпуск кончится, так что никаких гарантий. А что, кроме нас, никто не хочет этим заниматься и раскрывать старое убийство? Почему все на нас-то ложится?

Он вытер губы салфеткой и снова посмотрел на Карину.

– Спасибо большое, все было очень вкусно.

«Чего он такой вежливый? Сладкий, как сахарный сироп», – с неприязнью подумал Петр и тут же испытал отвращение к самому себе. Неужели он ревнует? Вот еще не хватало!

– Объясняю для молодых и неопытных, – строгим голосом начал Зарубин. – Чтобы опера начали снова заниматься делом трехгодичной давности, нужны убедительные аргументы. И лучше, чтобы аргументы были такими, с какими можно пойти к следователю, который возобновит следствие. Все, что мы на сегодняшний день знаем, – это пустые словеса. Кто-то кого-то ненавидит, кто-то кому-то мстит, кто-то в чем-то соврал… Это все не улики, это только основа для построения версий. Чтобы опера зашевелились и следователь почесался, нужны неоспоримые факты и вещдоки. Если у Галины Демченко обнаружится фотография убитого Губанова, не старая, с похорон, а свежая, с современного документа, от этого уже можно плясать.

– А-а, – протянул Витя, – ну да, это само собой.

Карина убрала грязную посуду и спросила, кому что наливать – чай или кофе. Первым откликнулся Сергей Кузьмич:

– Мне вот того, с апельсинчиком. Вите тоже, он кофе не любит, а Палне кофе, она ничего другого не пьет.

– В отличие от вас, – усмехнулась Каменская. – Когда я уходила звонить Зое, никаких рюмок на сушке не было. Не думай, Сержик, что если я старею, то одновременно глупею. Недооценивать тех, кто старше тебя, – опасное заблуждение.

«Во дает!» – с восхищением подумал Петр.

И вдруг снова подумал о Николае Андреевиче. О его тихонько сказанных словах: «Если доживу». Сердце опять сжалось, как утром, и в горле встал ком.

* * *

Когда гости ушли, было почти два часа ночи. Надо бы ложиться спать, но Петр был так взбудоражен, что понимал: все равно не сможет заснуть. У Карины тоже сна ни в одном глазу. Вся посуда перемыта, на кухне чистота и порядок, даже успели душ по очереди принять, но возбуждение не проходило, в голове роились обрывки сегодняшнего разговора и плохо оформленные мысли.

– Петя, а ты обратил внимание, что они нам ничего про этого Шуряна не рассказали, кроме того, что он хакер? Хотя уверяли, что много чего про него знают. Наверное, солгали, чтобы нас успокоить, дескать, мы работаем, все под контролем.

Петр пожал плечами.

– Вряд ли солгали. Скорее всего, у них не принято разбрасываться информацией во все стороны.

Он помнил, сколько глупостей наворотил, когда занимался делом Сокольникова. Каменская тоже наверняка не забыла, поэтому не говорит ни слова сверх строго необходимого. Конечно, Петр за прошедшие годы поумнел, но, видимо, не сильно, раз Анастасия Павловна все еще опасается.

– Петь, я все про Шуряна думаю… Он был так близко от нас, потом за тобой ходил, около нашего дома стоял…

Карина поежилась. Петр обнял девушку за плечи, прижал к себе. И у нее те же мысли. Словно она в его голову подглядывает, как в замочную скважину.

– Может, тебе завтра не ходить к Губанову?

Он решил сделать вид, что не понял смысла вопроса.

– А когда идти? Послезавтра?

– Нет, вообще не ходить. Сиди дома, будем тихонько работать, каждый над своим. У тебя уже очень много материала, вот и начинай. Еду закажем, чтобы никуда не выходить. Ты же помнишь, как было во время строгого карантина. Когда объявили, мы с тобой думали, что это невозможно выдержать и будет какой-то кошмар, а потом оказалось, что все вполне приемлемо, если правильно организовать. Вот и сейчас так сделаем. Давай?

Он улыбнулся, погладил Карину по волосам, рассыпавшимся по спине.

– И сколько ты предлагаешь так просидеть?

– Пока с Дмитрием и Шуряном не разберутся. В общем, пока всех не поймают.

Она помолчала и тихонько призналась:

– Петя, я боюсь. Мне почему-то очень страшно.

Неудивительно. Ему тоже страшно. Но не признаваться же в этом любимой девушке! Мужчина должен быть рыцарем и защитником, а не слабаком, трусливо прячущимся в норку при малейшей опасности. Да еще и сентиментальным вдобавок.

Петру очень хотелось согласиться и больше носа не высовывать из дому, пока все не уладится или, по крайней мере, не прояснится. И не только потому, что было тревожно и неприятно, но и ради Карины, которая