Карло Фруттеро - Его осенило в воскресенье

В зеркальном шкафу висели, завернутые в пластиковые прозрачные мешки, платья и костюмы, которые благодаря капризам моды в один прекрасный день должны были снова стать элегантными. На верхней полке лежало штук десять картонок цилиндрической формы.

— Шляпы? — спросил Сантамария.

— Да. Инес обожает их и считает, что настоящая синьора не должна никуда выходить без шляпы. Но они стали сейчас невероятно дорогими. Иногда я сама переделываю Инес шляпку. Знаете, у меня это неплохо получается…

Сантамария встал на цыпочки и достал с полки одну из картонок для шляп. Открыл ее и громко восхитился шляпой-тюрбаном из бордового бархата. Не скрыл он своего восхищения и перед второй шляпой — птичьим гнездом, — и фетровой шляпой-конусом, увенчанной пером. В четвертой картонке оказался парик, завернутый в веленевую бумагу.

— О, — воскликнул Сантамария, — парик!

— Да, у меня тоже есть один — темный. Мы их покупали вместе. — Вирджиния снова кокетливо хихикнула. — Знаете, женщины так любят менять свою внешность… чувствовать себя совсем другими. — Она вынула парик и стала нежно его поглаживать, пощупала белокурую прядь. — Даже незаметно, что это не настоящие волосы. Сейчас научились творить с париками чудеса, верно ведь?

— Да еще какие… — пробормотал Сантамария.

Вирджиния погрузила руку в гущу искусственных волос, и на лице ее отразилась растерянность.

— Но только… может, мне показалось…

— Что именно?

— Помнится, парик был другим — волосы приглажены. — Она попыталась сосредоточиться и вспомнить, каким же был прежде парик, но не сумела. — Таким взлохмаченным я его никогда не видела, — с сомнением в голосе заключила она. — Может, Инес попросила своего парикмахера изменить его форму? — Вирджиния критическим взором оценила работу парикмахера. — Инес столько ему платит, что он мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее, — скривив губы, вынесла она свое суждение. — Вам не кажется, что парик приобрел какой-то нелепый, вульгарный вид?

— Вы правы, — согласился Сантамария.

Однако синьора оказалась достаточно ловкой, чтобы в первый раз сбить с толку и его, и Де Пальму, и Баукьеро, и саму Вирджинию. Ну, а во второй? — подумал Сантамария.

Он огляделся вокруг: бесконечные двери, тьма мебели. Дом огромный, и трубу можно спрятать где угодно, если только синьора Табуссо уже не сожгла ее в одном из каминов… Хрустнула веленевая бумага.

— Вы не возражаете, если я его возьму на время? — сказал он.

Синьорина Вирджиния впервые смутно заподозрила, что здесь что-то не так.

— Зачем он вам? — встревоженно спросила она, прижимая парик к груди.

— Знаете, мы хотели устроить небольшую проверку, — объяснил Сантамария. — Чтобы выяснить, тот ли это человек… Но сегодня воскресенье, и все магазины закрыты. Если бы вы одолжили нам этот парик ненадолго…

— A-а, для проверки, — сразу успокоилась Вирджиния. — Но все-таки надо сначала спросить у Инес: ведь парик-то ее. Но вот увидите, она будет рада.

— Вы так думаете?

Он протянул руку, и Вирджиния послушно отдала ему завернутый в веленевую бумагу парик. Сантамария положил его в картонку и направился к двери. Нажал на ручку, но дверь не поддалась. Вирджиния, которая закрывала шкаф, обернулась и со смехом крикнула ему:

— Нет, не та! — Она подошла к такой же двери у той же стены, повернула ручку, и дверь открылась. — А та — всего лишь стенной шкаф. Инес держит в нем свои свадебные одеяния. Вот смотрите.

Не только свадебные, мелькнуло у Сантамарии. Первое, что привлекло его внимание, был висевший на вешалке черный призрак — траурное платье со шляпой и черной вуалью. А снизу висела большая сумка из черной кожи, такого же старомодного фасона, что и само платье… Во второй раз… во второй раз!

— Это — ее траурное платье, — сказала Вирджиния. — Инес не захотела никому его отдавать, хотя прошло столько лет… Правда, черный цвет всегда моден, и потом материал уже тогда стоил очень дорого, кажется…

— В каком году умер муж Инес? — спросил Сантамария.

— В пятьдесят третьем. От рака. Инес шесть месяцев соблюдала строгий траур, как это прежде было принято. И каждую среду ездила на кладбище: ее муж умер в среду.

Сантамария спросил сдавленным голосом:

— А как она ездила?

— Куда?

— На кладбище. На машине?

— Да нет же. В те времена машин было совсем мало, не то что сейчас. И потом Инес, бедняга, не умела тогда водить машину.

— Значит, она ездила на трамвае?

— Сначала она порядочное расстояние проходила пешком, затем ехала в автобусе до центра, а оттуда на трамвае. Тогда на кладбище ходил двенадцатый номер. Я тоже часто ездила с Инес…

Сантамария спокойно, даже слишком спокойно, положил на нижнюю полку шкафа картонку и снял черную кожаную сумку вдовы Табуссо. Он не слышал даже, как Вирджиния слабым голосом запротестовала: «Что вы делаете? Эти вещи для Инес…» Уверенно открыл сумку: внутри между пустым кошельком и носовым платком с траурной каемкой лежали очки от солнца — большие, новые. А в уголке валялся трамвайный билет, точно такого же цвета, что и тот, который был найден у трупа Ривьеры.

— Иди в свою комнату и почитай книгу, — приказала Вирджинии синьора Табуссо.

Должно быть, она очень рассердилась. Но вот за что? Может, ей не понравилось, что этот комиссар — такой симпатичный, с красивыми усами — взял и положил парик на стол, когда они спустились вниз. Инес, как только вернулась со вторым комиссаром, тоже очень вежливым и симпатичным, сразу заметила картонку, а на нее посмотрела так грозно, так грозно!

Вирджинии не хотелось оставаться одной, и она робко запротестовала.

— Инес, но ведь я… — со всхлипом сказала она.

Инес сидела в дедовском кресле, а оба синьора из полиции стояли с ней рядом. Комиссар с усами открыл жалюзи, и теперь вся гостиная была залита солнцем. А от слишком яркого света ковры выгорают. Пальмира об этом не раз ей напоминала. Но сегодня Пальмиры не было дома. (Выходные дни она проводила у дочки, которая замужем за дорожным полицейским — красивый мужчина, она однажды видела, как он регулировал уличное движение на перекрестке.) Раньше семи вечера Пальмира точно не вернется. Нет, я не хочу оставаться одна…

— Я не хочу оставаться одна, — захныкала Вирджиния.

— Иди в сад, поиграй в мяч с Чином.

Инес хочет ее спровадить. Она никогда ничего ей не говорит, всеми неприятными делами занимается сама: налогами, жалобами, переговорами с адвокатами… Но ей, оттого что она всегда в неведенье и ничем не может помочь Инес, бывает только хуже. Неужели Инес этого не понимает?!

— Вирджиния, мне нужно поговорить с этими господами.

— Почему бы вам не показать луг тому синьору, который стоит внизу у вишни? — сказал красивый комиссар без усов.

Луг… Конечно, это как-то связано с лугом, на котором хозяйничают эти ужасные, развратные женщины и валяется в траве всякая гадость. Все и началось с той ночи, когда она вышла прогуляться по лугу и пошла к площадке для игры в шары. И вдруг снизу появилась мегера, ведьма, которая взбиралась по холму. В руке у нее была труба, и сама она в свете автомобильных фар была такая страшная, такая страшная! Убийца… убийца… с черными подведенными глазами, ярко-красным мясистым ртом и львиной гривой белокурых волос.

Внезапно пол у нее под ногами качнулся, в глазах потемнело. Но видение оставалось ярким, ужасным, неизгладимым.

О святая дева Мария! — подумала Вирджиния, хватаясь рукой за пианино. — Нет, нет, этого не может быть, это неправда…

— Что с тобой Вирджиния? Тебе плохо?

— Нет-нет, я иду, иду, сейчас, сию минуту…

Она не хотела смотреть на Инес, не могла на нее смотреть. Святая дева Мария, помоги мне! — взмолилась она.

Собака с радостным лаем помчалась за ней на луг.

Сантамария и Де Пальма переглянулись: нет, синьора Табуссо не из тех женщин, которые испугаются допроса в полиции. Наоборот, попав во «вражеское окружение», синьора Табуссо станет еще воинственнее. Если в ее оборонительной линии есть слабые места — а они наверняка есть, — отыскать их будет легче здесь, где синьора Табуссо уверена в своей неуязвимости. Пусть так и думает.

Слабое место чутьем опытного полицейского нашел Де Пальма. Едва Вирджиния закрыла за собой дверь, он сказал:

— Моя двоюродная сестра тоже немного того, — и покрутил указательным пальцем у виска. — Пока кто-то их опекает, все идет как нельзя лучше. Но стоит им оказаться хоть ненадолго одним, как все идет прахом.

Нередко интуиция полицейского сродни интуиции законченного подлеца, подумал Сантамария.

— Моя сестра не разбирается в делах, ни черта в них не смыслит, — прорычала синьора Табуссо. — Но это не означает… не вижу ничего такого…