Кэрол Дуглас - Красный замок

На губах юной американки мелькнула улыбка, затем она подняла голову и лукаво прищурилась:

– Вы правы, мистер Нортон: может быть, для меня найдется другая история. Однако тут нужно нечто грандиозное, ведь мои сестры-журналистки не дремлют. Вообще-то мне только что пришла в голову чудесная идея, но мне понадобится твоя помощь, дорогой Квентин. – И она снова взглянула на Стенхоупа, сверкнув ямочками в уголках рта.

– Если это не связано с безумными еретиками, я весь твой, дорогая Пинк.

– Договорились! – воскликнула журналистка и обвела взглядом всех собравшихся. – И кстати, я рассчитываю на любую услугу от каждого из вас в обмен на несвойственное репортерам молчание. Меньше всего на свете я люблю молчать.

Я тем временем записывала их диалог в блокнот такими мелкими буковками, что и мышь не прочитает: «Мне понадобится твоя помощь, дорогой Квентин. Я весь твой, дорогая Пинк». Тут грифель карандаша сломался, и я уставилась на слишком жирную точку в конце фразы. Щеки у меня пылали все сильнее. Пока меня возили туда-сюда в ящике, Стенхоуп и Нелли Блай путешествовали вместе.

Я услышала, как скрипнул отодвигаемый стул, но не подняла глаз.

– Если я назначен вашим Меркурием, мне не помешали бы крылатые сандалии, – вздохнул Квентин. – Я свяжусь с Ротшильдами в Париже и с Министерством иностранных дел в Лондоне, чтобы местные князьки знали, что сильные мира сего поддерживают нас.

– Мое имя послужит паролем для всех контактов, кроме Ротшильдов и короля Богемии, – предупредил Шерлок Холмс. – В последних двух случаях ссылайтесь на миссис Нортон.

– Хорошо. Чем скорее я отправлюсь, тем раньше вам помогут разобраться с ватагой пленных чудовищ. Будьте осторожны, и до свидания.

Я нашла в себе силы все-таки посмотреть на Квентина. Он как раз кивал на прощание всем присутствующим. Наши взгляды встретились и задержались на мгновение.

– Бог в помощь, – произнесла я беззвучно, но, боюсь, он отвернулся раньше, чем я начала шевелить губами.

Я почувствовала движение справа. Годфри смотрел на меня с тем же выражением, как в тот раз, когда мы поклялись, что либо спасемся вместе, либо вместе погибнем. Как и тогда, он протянул мне руку, и я вложила в нее свою ладонь.

Не знаю, что ему сказали и насколько он осведомлен о случившемся между мной и Квентином, но я была твердо уверена: Годфри никогда меня не предаст.

– Пора, – сказал Шерлок Холмс, когда Квентин вышел. – Надо побеседовать с нашими пленниками. Предлагаю ограничиться минимумом следователей: только я и, возможно, миссис Нортон.

Я взвилась, услышав это «возможно», хотя мне и не нравилась идея еще одной встречи Ирен с Татьяной – соперницей, способной на такую ненависть и жестокость, какие под силу немногим, живым или мертвым, настоящей Мессалиной нашего времени.

Годфри рядом со мной заерзал, наверняка по той же причине.

– А почему не я? – обиделась Пинк. – Обещаю держать язык за зубами.

– Это должна быть Нелл, – заявила Ирен, удивив всех, включая меня. – Она больше всех пострадала от злодеев, и к тому же может вести записи. Для нашего личного пользования, разумеется.

– Медведя допрашивать не имеет смысла, – сказал Холмс, – хотя у министерства есть подходящие переводчики. Я хотел бы лично допросить Морана, в компании вооруженных мистера Стокера и мистера Нортона. Он свирепый и опытный боец и в состоянии напасть на стадо носорогов, если потребуется. Я не хочу выдавать ему свое лицо, поэтому притворюсь мистером Стенхоупом, переодетым в цыгана.

– Полковник Моран видел Квентина несколько раз, – возразила я. – Они даже дрались насмерть. Неужели вы думаете сбить с толку такого хитрого противника?

– Я знаю, что вам мистер Стенхоуп кажется неподражаемым, мисс Хаксли, – съязвил детектив, – но Министерство иностранных дел содержит множество шпионов, которые переодеваются местными жителями и тайно действуют в далеких странах. Мне нет нужды изображать конкретного человека, я могу быть просто одним из них. И не собираюсь докладывать полковнику Морану, кем именно. Однако вернемся к дамам, – продолжал он, повернувшись к Ирен. – Вы действительно готовы встретиться со своей смертельной соперницей?

– Нелл? – спросила примадонна в свою очередь.

Я кивнула и встала. Пинк, сидевшая напротив, тоже встала и что-то протянула мне.

Я удивленно уставилась на нее.

– Это мой блокнот, – пояснила Пинк. – Он больше и удобнее твоего, ведь уже нет необходимости скрывать запись от Татьяны.

– Верно, – согласился мистер Холмс. – Стенографирование дополнительно разозлит ее, хотя сомневаюсь, что даже калькуттская «черная дыра» способна вывести русскую из себя. Кстати, нам не помешала бы более прочная камера для ее содержания.

– Возвращайтесь скорее! – крикнул нам Брэм Стокер, когда мы выходили из комнаты.

Бедняга. Наверняка он страдал оттого, что последние события этой мрачной истории происходят без его участия.

Мы долго поднимались по нескончаемой лестнице и вошли в крыло замка, где я никогда не была, хотя оно и напоминало те покои, в которых мы с Годфри прожили две недели.

Нам понадобились свечи, чтобы найти дорогу через залы, украшенные побитыми молью коврами и рассохшейся мебелью, у которой, как у измученных артритом стариков, подламывались ножки.

Мрачные мужчины в крестьянской одежде парами стояли на страже у нескольких запертых дверей.

– Мы наслышаны о ваших подвигах, мисс Хаксли, – сказал Холмс, – и потому выбрали комнаты, где окна забраны решетками, а стекла еще не выбило ветром.

Я зарделась от неожиданной похвалы. Представьте себе! Мою идею побега из замка через окно посчитали достаточно смелой, чтобы принять во внимание, запирая других. Пусть мои достижения и не принесут особой пользы человечеству, но было определенно приятно услышать признание мистера Шерлока Холмса, что именно мои действия побудили его к осторожности.

Перед дверью он задержался:

– Я не спросил вас, миссис Нортон, желаете ли вы присутствовать на допросе. Хотя таково и было мое предположение.

– Вы не ошиблись, мистер Холмс. Я предупреждала эту женщину, что не следует связываться со мной и моими друзьями, и вы помните, что она однажды уже проигнорировала мое предупреждение, подбросив мне отравленную безделушку Фаберже.

– Разумеется, – сказал сыщик с безукоризненным лондонским поклоном. – Один из хитрейших трюков убийцы, предотвращенных мною за всю мою карьеру. Однако внутри прошу вас обойтись без имен. Я бы хотел держать свою личность в тайне от этой женщины как можно дольше, а лучше бы навсегда.

– Почему? – спросила Ирен.

– Она принадлежит к той немногочисленной породе людей, которые будто рождены приносить несчастья окружающим. Только смерть прекратит ее козни. Если мадам Татьяна окажется на свободе и снова возьмется за свое, я бы хотел иметь преимущество, преследуя ее.

– Вы хотите сказать, что мы с друзьями находимся в постоянной опасности с ее стороны?

– Да, разумеется. Как и мне угрожает вечная опасность со стороны некоего математика, стоящего за действиями всей организованной преступности в Лондоне. – Сыщик пожал плечами: – Я много раз предостерегал вас насчет вмешательства в криминальные дела. И вот цена, которую вам приходится платить. Вам и вашим знакомым.

Ирен кивнула, не столько соглашаясь, сколько желая ускорить процесс.

– Существуют некоторые факты и теории, которые я желал бы проверить в разговоре с мадам Татьяной, – предупредил напоследок мистер Холмс. – Позвольте мне удовлетворить свой интерес и разузнать о ее планах, после чего можете перейти к личным темам.

– Безусловно, – согласилась Ирен. – Я была слишком занята поисками моих родных и близких, чтобы расследовать тайные схемы, и, честно говоря, полагалась на вас в этом деле.

– Вот как? Всегда к вашим услугам. – Он отвесил ей иронический поклон и кивнул охраннику. Тот отодвинул тяжелый засов, чтобы мы могли войти в комнату.

Мы как будто ступали в клетку льва в зоологическом саду: сперва нужно определить, где лежит зверь, а уж затем любоваться обстановкой.

Комната, достаточно большая, была плотно уставлена такой же дряхлой мебелью, что и моя спальня, и с первого взгляда было затруднительно высмотреть в тени обитательницу помещения.

В первый миг у меня даже возникло тягостное чувство, что побег уже состоялся. Но старинные толстые стекла на окнах поблескивали, никем не тронутые.