Патрик Квентин - Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник)

Знак Семерых с Голгофы мистер Брюс подложил под бокал с ядом, наверное, для того, чтобы указать на первоисточник – мистера Леннокса; а данный эпизод сценического действия он выбрал, чтобы дать ему возможность произнести наиболее подходящую предсмертную фразу – что-то вроде черного юмора. Затем, чтобы обелить, надеюсь, не только себя, но и других возможных – и совершенно невинных – подозреваемых, мистер Брюс оставил два ложных следа, ведущих к виньярам: один – дневник, другой – все тот же знак на двери Ричарда Уортинга. Но сколь бы хитроумно ни было задумано и осуществлено преступление, разгадал его не только я, но и еще кое-кто. Этим другим, вернее, другой была, разумеется, Синтия Вуд Брюс, знавшая, что есть один, и только один человек, у которого был мотив убить ее возлюбленного и оставить рядом знак Семерых, – его несостоявшаяся жертва. Вот она и решила, по принципу око за око и зуб за зуб, застрелить мистера Брюса и швырнуть ему в лицо этот проклятый знак, подведя, таким образом, окончательный итог:

око за око и зуб за зуб.

Доктор Эшвин вновь замолчал, наполнил бокал и объявил:

– На этом, господа, мое представление окончено.

Снова повисла минутная тишина. Первым заговорил Алекс:

– Ранее прозвучавшее возражение доктора Грисуолда сохраняет свою силу, и вам это прекрасно известно. У вас нет доказательств.

– Вы правы, мистер Брюс. Но мне и не нужны доказательства. Самозащита всегда казалась мне самым веским признанием.

– Но ведь вы понимаете, я ничего не признаю, – медленно улыбнулся Алекс.

– Понимаю.

– И поскольку, доктор Эшвин, вы настолько проницательны, чтобы не пройти мимо очевидного, позвольте напомнить вам, что дело еще не закрыто. Третья попытка закончилась неудачей, я все еще жив.

– Иными словами, вы хотите сказать, что ваша жизнь в опасности? Верно.

– И?..

– Ну что тут сказать? Повторяю, мистер Брюс, я понимаю, что вы ничего не признаете, но если моя версия верна, позвольте дать вам совет. Составьте полное описание того, что вам известно по этому делу. Добавьте к нему свидетельство старика из «Золотого» и, если пожелаете, сведения, полученные мною из Чикаго. Объясните с предельной ясностью, почему вы убили Пола Леннокса (опять-таки, если я прав в своих предположениях) и почему и с чьей помощью он хотел убить вас. Положите это заявление в конверт, запечатайте его и передайте кому-нибудь из тех, кому вы доверяете – могу предложить собственную кандидатуру, – с четким указанием передать его в случае вашей внезапной смерти в полицию и прессу. Дайте об этом знать тому, вернее, той, кто готовит покушение. Полагаю, она поймет, что, хотя ваши утверждения не имеют юридической силы, их будет вполне достаточно, чтобы навсегда погубить ее репутацию в глазах общественного мнения и, что еще важнее, родного отца. Как бы ни обожала она своего возлюбленного, как бы ни хотела отомстить за его гибель, я не могу отделаться от мысли, что себя и свое материальное благополучие она любит еще больше.

Алекс ненадолго задумался и кивнул.

– Благодарю вас. Совет, пожалуй, неплох – разумеется, если для него есть основания. Что-нибудь еще?

– Да! – воскликнул доктор Эшвин. – Ради всего святого, добейтесь развода!

Последующие полчаса прошли, по контрасту со всем предыдущим, с полной приятностью. Умело поддерживаемый доктором Грисуолдом, Эшвин перевел разговор на общелитературные темы, и вечер закончился в духе спокойного культурного общения.

Первым его прервал Алекс Брюс.

– Боюсь, мне пора, – сказал он, поднимаясь ос стула. – Много чего вечером предстоит написать. Благодарю вас за гостеприимство, доктор Эшвин; думаю, мне удастся ненадолго заскочить завтра к вам в кабинет. Надо будет передать кое-что.

Следом за ним засобирался Курт.

– Если не против, дойдем до дома вместе, Алекс, – предложил он. – Никогда не прощу себе, если бы вдруг что-нибудь случилось. – Слова прозвучали вполне обыденно, но в голосе Курта Мартин уловил искреннюю благодарность человеку, который отомстил за его дядю.

Мартин задержался выпить еще бокал виски; после чего принес воды Грисуолду, который молча, помаргивая, наблюдал за церемонией прощания. Под конец, отпив глоток своей скромной жидкости, он заговорил:

– Отличное выступление, Эшвин. Однако же я бы оценил его скорее как критический этюд, нежели научное исследование. Вы опираетесь на убеждения, а не на доказательства.

– А, возможно, оно и к лучшему. – Эшвин откинулся на спинку стула. – Будь у меня бесспорные доказательства, могла бы восстать моя совесть – отчего я не иду с ними в полицию. А этого мне точно не хотелось бы делать. Я не из тех юродивых, которые мирятся с убийством, но мне кажется, у мистера Брюса прав не меньше, нежели у государства, – я бы даже сказал, больше – наказать убийцу доктора Шеделя.

Доктор Грисуолд кивнул и повернулся к Мартину:

– А вы, как верный Ватсон, вы вполне удовлетворены тем, как маэстро представил это дело?

– Вполне, – оживился Мартин, – есть только одна оговорка. Доктор Эшвин, шесть пунктов вы перечислили, а вот последний…

– Семеро с Голгофы.

– Мистер Лэм, вы прямо как надсмотрщик на хлопковых полях, где трудятся невольники. Придется вас за это серьезно наказать, когда мы в пятницу начнем читать «Хитопадешу»[84]. Я уже говорил, что сначала это был ничего не означающий рисунок, просто ложный след. Усилиями мистера Леннокса он этот смысл приобрел, сделавшись символом несуществующей секты. А благодаря мистеру Брюсу и мисс Вуд возникла еще одна, совсем уж странная смысловая грань: рисунок стал символом личной мести.

Таким образом, Семеро с Голгофы всякий раз выступали в новом значении. В первом случае, назовем его Шедель-Семь, такового не было вообще. Во втором, Леннокс-Семь, – оно расшифровывается так: здесь лежит убийца доктора Шеделя. В третьем – Уортинг-Семь – Буги, буги, буги! Идут виньяры! В четвертом – Брюс-Семь – Пол Леннокс еще может нанести удар, пусть из могилы.

– И стало быть, суть…

– Суть Семерых с Голгофы, мистер Лэм, заключается в отсутствии сути. – С этими словами доктор Эшвин нацедил себе в бокал последние капли виски «Хайленд крим».

Мартин замолчал. Я налил себе еще одну, последнюю, чашку кофе.

– Ну что, Тони, – небрежно осведомился он, – удовлетворен?

– Удовлетворен – чем? Аргументацией Эшвина? Вполне и даже готов выругать себя за тупоумие. И все же мне не хватает некоторых сносок.

– Сносок?

– Вроде кто, что, как.

Мартин откинулся на спинку стула в манере, если верить его же описаниям, доктора Эшвина. Разлагающее влияние явно оказалось взаимным.

– Алекс, – начал он, – определенно последовал совету доктора Эшвина. Па крайней мере мне известно, что он передал ему запечатанный конверт, а Семеро с Голгофы больше не возникали. Он развелся в Рино, и мне кажется, Роберт Р. Вуд столь же мало знал о разводе дочери, сколь и о ее замужестве. Алекс получил вполне приличную работу в одной компании по производству химикатов и обручился с приятной, милой девушкой. Это я их познакомил. Что касается Синтии, это слишком длинная история, расскажу как-нибудь в другой раз. Сейчас достаточно ограничиться тем, что она вполне оправдала свои прежние обещания.

Лешин с женой в мае уехал в Европу и в Беркли так и не вернулся, хотя, как я слышал, ему было сделано весьма лестное предложение. Лектор он первоклассный. Не знаю, может быть, ассоциации смутили. Кстати, я по той же причине отказался от предложения Дрекселя сыграть «Дон Жуана» в следующем семестре. В конце концов, он был поставлен на сцене Федерального театра Лос-Анджелеса, и спектакль имел оглушительные последствия криминологического свойства. Бог его знает, возможно, это и впрямь какая-то фатальная пьеса. Впрочем, это уже другая, еще более длинная история.

– А Курт?

– Болезнь генерала Помпилио Санчеса оказалась неизлечимой, что избавило Лупе от необходимости брака с назначенным ей женихом. Они с Куртом поженились и сейчас живут в Лос-Анджелесе – в полном ладу, насколько я понял по своей последней с ними встрече. У них славный малыш с чертами Курта и цветом кожи матери. Про Борицына и Уортинга не спрашивай – не знаю, да особенно и не интересуюсь.

– Еще два вопроса, Мартин. Хозяин я привередливый и хочу, чтобы за французские тосты с беконом со мной расплатились сполна.

– Имеешь право. Спрашивай.

– У Эшвина были новые возможности продемонстрировать свой дар детектива?

– Тони, – улыбнулся Мартин, – у меня начинают возникать сомнения насчет причин твоего интереса… Но вот что я хочу тебе предложить – зайдем к нему как-нибудь в ближайшее время, и у тебя появится возможность узнать массу фантастических вещей. Тебя наверняка заинтересует шифр Маскелайна[85], не говоря уж об истории Полета Ангелов, – эта проблема явно достойна аналитических усилий доктора Фелла[86]. А второй вопрос?