Агата Кристи - Свидание со смертью

– Больше не буду иметь с ним никаких дел, – возмущенно пробормотала Сара.

Не будучи чрезмерно тщеславной, женщина знала себе цену. Она понимала, что выглядит очень привлекательной в глазах противоположного пола, и не была склонна прощать подобного пренебрежительного отношения.

Вероятно, она вела себя с этим юношей чуть более дружелюбно, чем следовало бы, поскольку по какой-то непонятной причине ей стало его жаль.

Но теперь совершенно очевидно, что он просто неотесанный, самодовольный, неучтивый американский мальчишка!

Никаких писем, о которых она говорила, Сара писать не стала, а села перед туалетным столиком, откинула волосы со лба, посмотрела в зеркало и, наткнувшись на взгляд пары встревоженных карих глаз, задумалась о своей жизни.

Сара только что пережила серьезный эмоциональный кризис. Месяц назад она разорвала помолвку с молодым врачом, четырьмя годами старше ее. Их сильно тянуло друг к другу, но уж слишком велика была разница в темпераментах. Споры и ссоры были у них обычным делом. Независимый характер Сары не позволял ей безропотно терпеть, когда ею командуют. Подобно многим пылким женщинам, она верила, что восхищается силой. Сара всегда внушала себе, что хочет подчиняться. Но когда она встретила мужчину, способного ее подчинить, ей это совсем не понравилось! Разрыв помолвки заставил Сару сильно страдать, но теперь она ясно понимала, что одного лишь взаимного влечения недостаточно, чтобы построить счастье на всю жизнь. Она специально побаловала себя интересным заграничным путешествием, чтобы обо всем забыть, прежде чем серьезно заняться работой.

Мысли Сары вернулись из прошлого в настоящее.

«Интересно, – подумала она, – позволит ли мне доктор Жерар обсудить с ним его работу. У него столько замечательных открытий. Хорошо бы он отнесся ко мне серьезно… Возможно… Если он поедет в Петру…»

Сара снова подумала о странном, неучтивом молодом американце. Она не сомневалась, что его поведение объясняется присутствием семьи, но все равно сердилась на него. Быть в полном подчинении у матери… это и вправду глупо… особенно для мужчины!

И все же…

Ею овладело странное чувство. Совершенно очевидно, здесь что-то не так.

– Этого парня нужно спасать! И я этим займусь! – внезапно выпалила она вслух.

После того как Сара покинула салон, доктор Жерар несколько минут оставался на месте, затем подошел к столу, взял последний журнал «Ле Матен» и направился к креслу в нескольких ярдах от семейства Бойнтон. Его разбирало любопытство.

Сначала его позабавил интерес английской девушки к этой семье американцев, и он без труда догадался, что ее привлекает один конкретный член семьи. Но теперь нечто необычное в этих людях пробудило в нем более глубокое, беспристрастное любопытство ученого. Он чувствовал, что тут явно есть работа для психолога.

Очень осторожно, прикрываясь газетой, доктор оценивал их. Первым делом молодой человек, к которому девушка-англичанка проявила такой очевидный интерес. «Да, – подумал Жерар, – подобный тип людей должен подходить ей по характеру». В Саре Кинг чувствовалась сила – у нее крепкие нервы, быстрый ум и сильная воля. Молодой человек показался доктору Жерару чувствительным, впечатлительным, застенчивым и легко поддающимся внушению. Глаз врача отметил тот очевидный факт, что юноша пребывал в состоянии сильного нервного напряжения. «Любопытно было бы узнать причину, – подумал доктор Жерар. – Почему молодой человек, явно здоровый физически, предположительно наслаждающийся заграничной поездкой, находится на грани неминуемого нервного срыва?»

Врач переключил внимание на других членов семьи. Девушка с каштановыми волосами – явно сестра Реймонда. Они относились к одному физическому типу – тонкая кость, хорошая фигура, аристократическая внешность. У них одинаковые тонкие и изящные кисти рук, одинаковая линия подбородка, одинаковая посадка головы на длинной тонкой шее. И девушка тоже взволнована… Об этом свидетельствуют непроизвольные нервные движения рук и глубокие тени под слишком ярко блестевшими глазами. А голос, когда она заговорила, звучал слишком торопливо и с легким придыханием. Она была настороже – контролировала себя – и не могла расслабиться.

«Девушка тоже чем-то напугана, – решил доктор Жерар. – Да, она боится!»

До него доносились обрывки разговора. Обыкновенный, нормальный разговор. «Может, сходим в конюшни Соломона?.. А для мамы это не слишком тяжело?.. Утром к Стене Плача? И, конечно, Храм – или мечеть Омара, как ее называют… интересно, почему?.. Разумеется, потому что его превратили в мусульманскую мечеть, Леннокс».

Ничем не примечательная болтовня туристов. И все же – доктор Жерар был готов поклясться – обрывки разговора производили впечатление нереальности. Как будто они – всего лишь маска, под которой ворочается нечто слишком глубокое, чтобы его можно было выразить словами… Он снова бросил взгляд на семью из-под прикрытия «Ле Матен».

Леннокс? Это старший брат. В нем можно обнаружить те же фамильные черты, но имелись и отличия. Леннокс не был таким взвинченным; Жерар решил, что для этого у него неподходящая нервная конституция. Однако в нем тоже было что-то странное. Никаких признаков напряженности мышц – в отличие от парня с девушкой. Он сидел расслабленно, словно обмякший. Озадаченный, Жерар вдруг вспомнил своих пациентов, точно так же сидевших в больничных палатах.

«Он истощен – да, истощен страданием. Это выражение глаз… такое можно увидеть у раненой собаки или больной лошади… тупая животная покорность. Очень странно… В физическом плане с ним, похоже, все в порядке. И все же нет никаких сомнений, что недавно он сильно страдал… это были душевные страдания… а теперь он больше не страдает… безропотно терпит… ждет, пока обрушится удар. Но какой удар? Или я все это придумываю? Нет, этот человек явно чего-то ждет. Так больные раком пациенты лежат и ждут, благодарные тем, кто хоть немного облегчает им боль…»

Леннокс Бойнтон встал и поднял клубок шерсти, который уронила старая дама.

– Вот, мама.

– Спасибо.

Что могла вязать эта монументальная, бесстрастная женщина? Что-нибудь толстое и грубое. «Рукавицы для обитателей работного дома!» – подумал Жерар и улыбнулся собственной фантазии.

Затем внимание его переключилось на самую младшую в семье – девушку с золотисто-рыжими волосами. Ей, наверное, лет девятнадцать. Необыкновенно белая кожа, которая часто бывает у рыжих. Несмотря на сильную худобу, девушка была очень красива. Она сидела и улыбалась каким-то своим мыслям – в пространство. Причем ее мысли были далеко от отеля «Соломон», от Иерусалима… Глядя на нее, доктор Жерар кое-что вспомнил… Это было словно озарение. Странная неземная улыбка, в которой изогнуты губы мраморных дев афинского Акрополя, – отрешенная, милая и немного безжалостная. Магия этой улыбки и абсолютная неподвижность девушки заставили доктора вздрогнуть.

И тут Жерар заметил ее руки – это стало для него шоком. Руки были спрятаны от остальных членов семьи под столом, но доктор со своего места хорошо видел их. Они лежали на коленях девушки и теребили… нет… рвали на крошечные полоски тонкий носовой платок.

Жуткое зрелище. Равнодушная, отчужденная улыбка… неподвижное тело… и беспокойные, разрушающие руки.

Раздался медленный кашель, астматический, с присвистом, и монументальная женщина со спицами заговорила:

– Ты устала, Джиневра. Тебе пора спать.

Девушка вздрогнула, ее пальцы замерли.

– Я не устала, мама.

Жерар оценил музыкальность ее голоса. Приятный мелодичный голос придавал очарование самым обычным словам, слетавшим с ее уст.

– Нет, устала. Мне лучше знать. Сомневаюсь, что завтра ты сможешь поехать на экскурсию.

– Нет, я поеду. Со мной все в порядке.

– Нет, не в порядке, – сказала мать грубым, почти хриплым голосом. – Ты заболеваешь.

– Нет! Нет!

Девушка задрожала всем телом.

– Я тебя провожу, Джинни, – произнес тихий, мягкий голос.

Спокойная молодая женщина с широко расставленными, внимательными серыми глазами и тщательно завитыми черными волосами встала со своего места.

– Нет, пусть идет одна, – возразила старая миссис Бойнтон.

– Я хочу, чтобы Надин пошла со мной! – крикнула девушка.

– Тогда я, конечно, пойду, – молодая женщина шагнула вперед.

– Ребенок предпочитает пойти один, не так ли, Джинни? – не сдавалась старуха.

Повисла пауза – на секунду, а затем Джиневра произнесла неожиданно бесстрастным и глухим голосом:

– Да. Я лучше пойду одна. Спасибо, Надин.

Она удалилась – высокая угловатая фигура, двигавшаяся с неожиданной грацией.