Том Лоу - Ложный рассвет

Подойдя к квартире 1619, мы все достали оружие. Я вставил ключ-карту в паз электронного замка. Тихонько щелкнуло, как будто деревянная ложка стукнула о стол, и дверь открылась.

– Стоять! Полиция! – прокричал Рон, и мы вломились в квартиру.

Горел свет, занавеси у балкона колыхались на ветру. Никого не было. Мы рассредоточились по комнатам.

Огромная квартира была обставлена с умом, профессионально. На стенах висели предметы искусства, собранные по всему миру: например, лик бога солнца, составленный из золота, серебра и рубинов. Мягко звучала классическая музыка.

– Чисто! – крикнул Рон.

И у меня было чисто, я никого не нашел. В хозяйской спальне заглянул в шкаф, там среди прочей дорогой одежды висела ярко-синяя шелковая сорочка. Сняв ее с вешалки, я присмотрелся и понял: она была того же цвета, что и нить, которую нашел Джо Билли. На рукаве я заметил прореху.

– Шон! – закричала Лорен. – Взгляните на это.

Мы все вышли на балкон. На приставном столике у шезлонга горела свеча. На стойке мини-бара в ведерке со льдом лежала бутылка шампанского. Рядом, промеж четырех бокалов, Лорен нашла лист бумаги, на котором стояло мое имя.

Записка, а в ней текст:

«О’Брайен и все-все-все, поздравляю. Можете выпить шампанского по случаю, ибо сегодня вы чуть не поймали Мигеля Сантану».

– Да что это за хрен такой? – возмутился агент Барфилд.

– Он улизнул! – произнес в микрофон рации Рон. – Все назад!

В рации затрещала статика.

– Это Джим…

– Карлос на месте…

– Тайлер на крыше…

– Ральф… у запасного выхода.

– Боб! – позвал Рон. – Как слышно? Прием! Боб!

Боб не отвечал.

Лифт мучительно медленно спускался в подземный гараж. По пути Рон вызвал еще подкрепление и «Скорую». Он неотрывно следил за тем, как меняются числа на табло с номерами: оставалось сорок шесть этажей до подвала…

– Он один из лучших, – говорил Рон. – Командировка в Ирак, служба в спецназе. Добровольно ездил в Новый Орлеан, боролся там с беспорядками после урагана «Катрина». У него трое детей, все – малютки.

Двадцатый этаж. Семнадцатый. Четырнадцатый.

– Да шевелись ты, банка консервная! – прокричал на лифт Рон. Он так сильно стиснул челюсти, что зубами, наверное, мог раскрошить камень.

– Подвал – под слоем бетона и железа, – сказала Лорен. – Может, просто сигнал не доходит?

– Может быть, – согласился агент Барфилд. – После ураганов в 2004 году эти многоэтажки глубоко сажают в землю.

Наконец двери открылись, и мы вошли в гараж. Взяли оружие на изготовку.

– Твою мать! – произнес Рон, останавливаясь, будто зверь в свете автомобильных фар.

– Парамедиков сюда, скорее! – приказала Лорен. – Скажите, что мы в гараже!

Она подбежала к Бобу Роулзу.

Патрульный, казалось, присел у стены между «Мерседесом» и «Ягуаром» после пробежки. Чем ближе я подходил к нему, тем яснее понимал: парамедики не помогут. Лицо полицейского обмякло и побледнело, из уголка рта текла кровь. Глаза были раскрыты, как заевшие шторки объективов, нацеленных на ужасную картину. Белки порозовели.

Агент Барфилд присел рядом с телом, попробовал найти пульс и покачал головой:

– Пулевых отверстий нет, колотых ран тоже. Судя по положению тела и головы… ему сломали шею. Как сухую ветку.

– Обыщем гараж, – предложил я. – Не теряем друг друга из виду.

Снаружи зазвучали сирены. Я уже понял: Сантана бежал, едет, наверное, сейчас на такси в аэропорт или прогуливается вдоль по бульвару Оушн, заглядывает в витрины бутиков. Он смешается с толпой как турист, лениво наблюдающий за причудливой игрой красного, синего и белого цветов полицейских мигалок, что погрузит многоэтажки в атмосферу, напоминающую чистилище.

Прихлебывая двойной эспрессо, я ехал по дороге из Майями. В зеркало заднего вида поглядывал чаще, чем хотелось бы: всякий раз, как головные огни следующего позади авто чересчур приближались ко мне, я хватался за лежавший между сиденьями «Глок». Нет, Сантана вряд ли бы последовал за мной… хотя кто бы мог подумать, что он сломает шею бывшему десантнику, ветерану Иракской кампании?

Экран мобильного осветился – пришло сообщение. Я снял телефон с кронштейна, на котором аппарат заряжался, и глянул на дисплей. Пришла эсэмэс от Дэна Гранта: «перезв мне сроч слейтеру хана».

Был почти час ночи. Я набрал Дэна, и он ответил после двух гудков:

– О’Брайен, как вы? Я смотрел новости: показали вас, агентов ФБР, с полдюжины патрульных из департамента Майями – вы выходили из шикарной многоэтажки в Саут-Бич. Убили полицейского?

– Да, сломали ему шею. Погиб хороший коп, по улицам спокойно не пройдешь. Открылся ящик Пандоры, и наружу вырвалось самое худшее и самое страшное.

– То есть убийца – наш клиент?

– Тот самый маньяк, на совести которого все недавние убийства. Слейтер у него в кармане как пить дать. Как он так пал, я, правда, еще не знаю. Сантану удалось связать с убийствами, когда выявилось совпадение его ДНК с ДНК, найденной на месте первого преступления. Еще я нашел у него в кабинете ноготь пропавшей стриптизерши Робин Истмэн. Сантана понял, что мы его настигли, и решил сделать ход конем: позвонил мне. В нем теперь говорит психопат, которому терять вообще нечего. Для него наше противостояние – игра.

– Что он вам сказал?

– Что-то там про близость конца моих дней. Мне, мол, пора репетировать прощальную речь. Бесится, что мы вторглись в его дела, в его извращенный мир. А что есть на Слейтера?

– Пока его не было дома, мы к нему наведались с обыском. Кинологи с собакой нашли беговой костюм: Слейтер запихнул его вместе с бытовыми отходами в пакет и вынес к тротуару. Так бы и пропали улики, но мусорный грузовик на этом маршруте сломался, так что мы их перехватили. Собака почти сразу взяла след. Образцы воды и травы совпали, плюс мы обнаружили капли крови Лесли на толстовке. Баллистическая экспертиза показала: и Лесли, и Тони Мартина застрелили из одного ствола. Оружие пока не нашли, но и того, что есть, хватит закопать Слейтера. Ордер на арест выписали еще вечером. Сейчас следим за домом Слейтера. В образцах кожи на тротуаре у дома Лесли нашли его ДНК.

– Будем надеяться, что он покажется. Нашли еще что-нибудь в кожевенной мастерской?

– Эксперты собрали образцы крови аллигатора, совпавшие с образцами с затылка третьей жертвы. Там еще повсюду следы человеческой крови. Ну точно дом Франкенштейна. Жидкость в баках из нержавейки – водный раствор глюкозы.

Мигель Сантана проскользнул под забором, и потому камера на воротах его не заметила. Приближаясь к имению Бренненов, он сливался с длинными тенями. Дорогу он помнил хорошо, как и внутреннее убранство дома. Мало что изменилось, разве только Джош Бреннен понатыкал всюду скрытых видеокамер.

Сантана потянул за ручку боковой двери – оказалось открыто. «Вот дураки», – подумал он про себя. Впрочем, старику свойственно ошибаться, без этого он не может. Пусть щепки летят, кто-нибудь да приберется.

Сантана тихонько прикрыл за собой дверь и направился к центру дома. Каждый шаг его записывался камерами наблюдения. Где-то орал телевизор: гремели выстрелы и взрывы.

Старик, один, сидел в кожаном кресле, положив ноги на подставку, в компании ополовиненной бутылки дорогого виски. Уже засыпая, он смотрел боевичок с Брюсом Уиллисом.

Сантана вошел в комнату и огляделся. Он мог запросто сломать хребет старику и посмотреть, как гаснет жизнь в его глазах. Или обставить все куда красочней: спалить дом дотла, чтобы только пепел остался.

Сантана забрал из обмякшей руки Бреннена стакан. Старик несколько раз сонно моргнул и, выпучившись на незнакомца, захрипел. Откашлялся и произнес:

– Ты кто еще такой? Грабить меня пришел?

Бреннен хотел уже встать, однако Сантана грубо толкнул его в грудь. Налил скотча и отдал стакан. Отошел к бару и, налив себе виски, вернулся к Джошу Бреннену.

– Выпьем? – предложил он.

– А ну вали из моего дома!

Улыбнувшись, Сантана поднял стакан и произнес:

– За тебя… За то, кем ты стал… Отец.

Джош Бреннен будто увидал призрака.

– Где Ричард?

– Разве сторож я брату моему? – рассмеялся Сантана.

– Что ты с ним сделал?

– Отец, с чего ты взял, будто я хоть пальцем трону любимого сына семьи?

– Чего ты хочешь?

– От тебя – ничего. Как-то давно я просил тебя дать мне твое имя и дом, просил позаботиться о матери, одной из тех латиночек, которых ты поимел и вышвырнул. Она тебе вроде нравилась, и даже очень. Ты отметил ее: насиловал снова и снова, пока она не понесла от тебя. Маме тогда было всего семнадцать, и она обратилась к тебе за помощью – не для себя даже, для ребеночка. Для меня, папа, меня! Где же ты был, когда меня самого в десять лет изнасиловали?!

– Сколько ты хочешь?

Сантана врезал ему тыльной стороной ладони, с оттягом. Кровь брызнула из разбитой губы на двухдневную седую щетину.