Сара Джио - Последняя камелия

– Если бы Десмонд тогда попросил показать, что в мешке, он бы очень удивился. – Шофер покачал головой. – Как и его отец, он остерегался наезжать на меня. Они оба трусы.

Я не могла вымолвить ни слова. Я едва дышала. Машина неслась по дороге, а время словно замедлилось, почти остановилось.

– Мне не следовало брать цепочку, – говорил он. – Небрежность с моей стороны. Но, найдя Анну у камелий, я сорвал ее у нее с шеи. Поверьте, мне хотелось от нее большего. – Его глаза в зеркале вспыхнули. – Но из дома бежал Десмонд. Пришлось взять хоть что-то. – Он хмыкнул. – Думаю, я мог бы выручить за эту вещицу десять фунтов. Посмотрим, когда закончу с вами.

Ужас проник в каждую клеточку моего тела, но я не могла себе позволить поддаться ему. В приоткрытую щелочку окна залетали снежинки. Я искала глазами ручку двери. Смогу я выскочить? Смогу выброситься из машины?

– Я собираюсь сделать с вами то, что планировал для леди Анны, – продолжал говорить шофер.

– Господи! – закричала я. – Пожалуйста, мистер Хэмфри. Вы больны. Отвезите меня в город. Мы найдем, как вам помочь.

Он покачал головой:

– Этим деревьям нужна кровь.

– Кровь? – сморщилась я.

– Да будут цветы окроплены кровью, чтобы проявить свою красоту.

– Это слова на стене сарая, – сказала я. – Так это написали вы.

– Да. А вы не знали? Только так они расцветут.

– Но это неправда! – воскликнула я. – Они цветут. Им нужно лишь дать время. Нельзя заставить растение расцвести по вашей прихоти.

– Ах, мисс Льюис, можно, – ответил он. – Вы же сами видели. Миддлберийская розовая не расцветала целых десять лет. А вы видели на ней тот цветок? – Он поднял руку, перевязанную у запястья. – Мне пришлось полить ее самому. Этого хватило, чтобы появился один цветочек. Но теперь, благодаря вам… Теперь дерево расцветет снова.

– Вы сумасшедший, – сказала я.

Он улыбнулся своим мыслям и проговорил:

– Лорд Ливингстон сам не знал, как он помогал мне, приводя девушек. Он спал с ними, так что, когда в саду найдут тела, естественно, заподозрят его. Прекрасно придумано, я могу себя за это похвалить.

Я в ужасе мотала головой.

– Думают, что прислуга ничего не замечает, – продолжал шофер. – Что мы ничего не слышим. Но я следил за ним. Я знал, как он украдкой водит этих девушек к себе и где встречается с ними в городе. Через несколько месяцев они ему надоедали. И тогда приходил мой черед. – Он повозился с колесиком радио. – Теперь уже недолго осталось. Мне, конечно, хотелось взглянуть на ваше личико в саду у камелий в тот первый день.

– Так это вы были в сарае?

– Я и Женевьева Преус, – ответил он. – Это была вздорная девка. – Он улыбнулся. – Да, а сегодня я займусь вами, а потом этой чертовой горничной. Если опять услышу ее тявканье… – Он покачал головой. – Скоро будет готова и леди Кэтрин. Я внимательно за ней наблюдаю. – Он потер лоб. – Что там говорил Томас Джефферсон? – Его глаза в зеркале встретились с моими. – Вы американка, вы должны знать. – Он напряженно вспоминал. – Да! Он сказал: «Дерево свободы нужно время от времени освежать кровью патриотов…»

Трясущимися руками я достала из кармана носовой платок, на котором мама в уголке вышила мои инициалы – Ф. А. Л. Я приложила его к глазам, и в некотором роде это принесло мне утешение и придало сил, словно родители сказали мне: «Не бойся». И я вспомнила, что Джорджия написала на форзаце книги Вирджинии Вулф: «На самом деле мы всегда знаем, как поступить правильно. Трудность же заключается в том, чтобы именно так и поступить».

И тут я поняла, что делать. Я наклонилась вперед и впилась пальцами мистеру Хэмфри в глаза. В желудке у меня все перевернулось, когда я ощутила, как его правый глаз лопнул, выдавленный моим пальцем. Шофер закричал и отпустил руль, чтобы схватить мои руки, и машина вильнула вправо, потом влево, пробила защитный рельс на обочине и покатилась вниз по откосу. Я сорвала с шеи цепочку, ощутив щелчок застежки. Я не знала, останется ли мистер Хэмфри в живых и останусь ли в живых я. Но даже если он будет жить, он не продаст эту цепочку за десять фунтов. Больше никто не прикоснется к ней. Я выбросила цепочку в окно и зажмурилась.

Я открыла глаза. Чуть поднявшееся над горизонтом солнце струилось сквозь ветровое стекло, согревая меня, придавленную к сиденью. Я был рада теплу, рада утру. Солнце прорезало охвативший меня холод. Я чувствовала себя насквозь продрогшей, а когда взглянула на свои брюки, то увидела, что они мокрые. Как долго я здесь пробыла? Несколько дней? Найдет ли меня Рекс? Или Шон? Голова болела, в ногах пульсировала боль – но я хотя бы чувствовала их. Я потрогала ветку камелии, что проникла сквозь ветровое стекло, и рассмотрела замысловатый цветок. Несколько лепестков завяли и сжались, как будто признав свое поражение в жизни.

– Нет, – прошептала я. – Вы не умрете. Вы еще поживете. Вы моя единственная надежда.

Никто не может рассказать, что испытываешь перед смертью. Перед глазами мелькает вся жизнь? Или впадаешь в приятную уютную дрему, и тебя окружают облака, как из взбитых сливок, звучит тихая музыка? Поют ангелы? Иисус протягивает тебе руку, приглашая в жемчужные ворота? На тех воротах действительно жемчуг? Сидя в искореженной машине, я думала, что это, возможно, последние моменты моей жизни. Над головой поблескивал росой цветок камелии. Открыв рот, я ждала, когда капля росы упадет на мой запекшийся язык. Сильный порыв ветра слегка качнул машину, и я вздрогнула. Камелия над головой закачалась, и один лепесток упал на сиденье. Держись, цветочек. Держись.

Прошел, наверное, час. Или день, или, может быть, три. Я не знала.

– Она в машине! – крикнул кто-то в отдалении. Мужской голос. Низкий. Торопливый. Я услышала возбужденный лай собак.

– Теперь спокойно, – сказал кто-то. – Ее придавило. Придется воспользоваться струбциной. Осторожно. Не слишком быстро.

Я на мгновение открыла глаза, но все расплывалось.

– Она очнулась!

Мои губы приоткрылись, и я ощутила давление на ногах.

– Не пытайтесь говорить, мэм, – проговорил мужчина откуда-то сверху. – Вас просто сдавило. Мы вытащим вас отсюда, обещаю.

– Эддисон! – Этот голос. Такой знакомый. – Эддисон, дорогая моя! – Я открыла глаза и усилием воли попыталась сфокусировать взгляд, пока не увидела его лицо. Рекс.

Мои глаза закрылись, я погрузилась в темноту.

Слева от меня донеслось несколько автомобильных сигналов. Я даже не вздрогнула, когда чья-то холодная рука взяла меня за предплечье и игла проколола кожу. Где я? Что происходит? Я попыталась открыть глаза, но сад камелий манил меня обратно к себе, по мощенной кирпичом дорожке – еще несколько шагов – в розовую беседку, мимо каменного ангела, туда, где в тумане, рядом с сараем с вертящимся на ветру ржавым флюгером, росло дерево. Ее дерево. Я мысленно сделала шаг, ощущая под ногами мягкую почву. Свежую землю. Я услышала крики жертв. Теперь они могут успокоиться. Но могу ли я? Я открыла глаза.

– Мы вас чуть не потеряли, – сказала молодая медсестра, заправляя за ухо прядь волос. – Теперь вы в безопасности, милая. Мы транспортировали вас на вертолете в больницу Первый Мемориал в Лондоне[19]. Вы попали в страшную аварию и просидели зажатой в машине четыре дня. Знаете, не всякий такое выдержит.

Рядом послышалась знакомая песенка. Я прислушалась к словам: «Good day, sunshine…»

– Эта песня, – прошептала я.

– Ой, извините, – сказала медсестра, указывая на телевизор. – Документальный фильм про «Битлз». Я помешана на Поле Маккартни. – Она подмигнула мне. – Давайте, я выключу. – Она нажала кнопку на пульте и снова с улыбкой повернулась ко мне.

Какая-то женщина в очках с толстыми стеклами в черепаховой оправе нажала кнопку на кровати, чтобы слегка ее наклонить.

– Здравствуйте, я доктор Холлис, – сказала она, читая медицинскую карту, а потом ободряюще кивнула. – У вас сильный ушиб головы. Последние сорок восемь часов вы пробыли в коме. Мы рады, что вы очнулись. – Женщина обратилась к фигуре слева от себя: – Это ваша жена?

– Эддисон. – Этот глубокий голос. Мои веки отяжелели. Лучше бы медсестра не давала мне столько лекарства. Они размыли черту между реальностью и каким-то другим измерением, каким-то другим местом. Может быть, небесами? Не побывала ли я на небесах? Мои глаза закрылись, хотя я и не хотела этого.

– Эддисон. – Теперь его голос звучал громче и настойчивее. Я ощутила на щеке горячую руку. Мои веки снова затрепетали, и, собрав все силы, я открыла глаза и осмотрела комнату. А потом увидела его – желто-коричневый пиджак, его теплый взгляд – и улыбнулась, чувствуя, как жизнь снова забирает меня в свои объятия.

– Рекс, – сказала я, когда тепло волной наполнило все мои члены. Я тут же вспомнила аварию, и мне хотелось рассказать ему сотню вещей – про Шона, про мое прошлое, про камелию, про пропавших женщин, про леди Анну, – но когда открыла рот, от радости у меня перехватило дыхание. Я попыталась вдохнуть.