Кен Фоллетт - Трое

Тем временем капитан «Стромберга» перенес на борт все судовые документы. Команда сборщиков и плотников, взятая на борт на случай, если придется подгонять «Копарелли» под «Стромберг», занялась ремонтом судна, восстанавливая полученные в бою повреждения. Дикштейн велел сосредоточить усилия на видимой части судна – остальное подождет до высадки в порту. Они заделывали дыры, ремонтировали мебель, вставляли стекла и меняли фурнитуру, снятую с приговоренного «Стромберга». Спустившись по веревочному трапу, маляр закрасил название «Копарелли» и заменил его трафаретными буквами С-Т-Р-О-М-Б-Е-Р-Г. Закончив, он принялся за переборки и прочие деревянные части палубы. Все спасательные шлюпки за полной непригодностью порубили и выбросили за борт, а на их место перенесли такие же со «Стромберга». В двигатель под руководством Коха установили новый масляный насос.

Работу прервали ради похоронной церемонии, как только она закончилась, возобновили снова. К вечеру двигатель ожил. Дикштейн стоял на мостике с капитаном, дожидаясь поднятия якоря. Экипаж «Стромберга» быстро освоился на новом судне, не отличавшемся от прежнего. Капитан проложил курс и скомандовал:

– Полный вперед!

Ну вот, подумал Дикштейн, осталось совсем немного. «Копарелли» исчез, превратившись в «Стромберг» – судно, принадлежавшее «Сэвильской судоходной компании». Израиль получит свой уран, и никто ничего не узнает. Он позаботился обо всех звеньях цепочки, кроме фактического владельца урана. Педлер – единственный человек, способный разрушить всю схему, проявив излишнее любопытство или неприязнь. Сейчас его как раз обрабатывает Папагопулос. Дикштейн мысленно пожелал тому удачи.

– Отошли на безопасное расстояние, – сказал капитан.

Инженер-взрывотехник потянул на себя рычаг портативного детонатора, и все обернулись на покинутый «Стромберг», маячивший в миле от них. Раздался приглушенный взрыв, похожий на раскат грома. Судно просело в средней части. Загорелись топливные баки, и ненастный вечер озарил столб пламени до самого неба. Глядя на разрушения столь крупного масштаба, Дикштейн ощутил одновременно душевный подъем и слабое беспокойство. «Стромберг» начал тонуть – сперва медленно, затем все быстрее. Вот ушла под воду корма, через несколько секунд за ней последовал нос. Еще мгновение над водой торчала труба, похожая на руку утопающего… Вскоре все было кончено.

Дикштейн отвернулся.

Тут он услышал какой-то шум. Они с капитаном подошли к краю мостика и выглянули.

Внизу, на палубе, бурно ликовала команда.

Франц Альбрехт Педлер сидел в своей конторе на окраине Висбадена и озадаченно почесывал седой затылок. Телеграмма от «Анджелуцци э Бьянко», переведенная с итальянского секретаршей, была предельно проста и в тоже время абсолютно непонятна: «ПОЖАЛУЙСТА СООБЩИТЕ КАК МОЖНО СКОРЕЕ О НОВЫХ СРОКАХ ДОСТАВКИ ЖЕЛТОГО КЕКА».

Насколько ему было известно, оговоренные сроки прошли пару дней назад. Видимо, «Анджелуцци э Бьянко» владели какой-то дополнительной информацией. Он телеграфировал перевозчикам: «ПОСТАВКА ЖЕЛТОГО КЕКА ЗАДЕРЖИВАЕТСЯ?» Уж могли бы проинформировать о задержке не только покупателя, но и его самого! Хотя, может, телеграммы разминулись? Еще во время войны Педлер понял, что с итальянцами лучше дел не иметь. Казалось бы, за это время ситуация должна была исправиться, но вот поди ж ты!

Он стоял у окна, наблюдая за тем, как вечер окутывает фабричные домики. И на кой черт ему понадобился этот уран? Подписанный контракт с израильской армией обеспечит его компанию работой на всю оставшуюся жизнь: спекулировать больше нет нужды.

Вошла секретарша с ответом: «КОПАРЕЛЛИ ПРОДАН «СЭВИЛЬСКОЙ СУДОХОДНОЙ КОМПАНИИ» В ЦЮРИХЕ. ТЕПЕРЬ ОНИ ОТВЕЧАЮТ ЗА ВАШ ГРУЗ. ЗАВЕРЯЕМ ВАС, ЧТО ПОКУПАТЕЛИ СОВЕРШЕННО НАДЕЖНЫ». К телеграмме прилагался телефонный номер и приписка: «Позвоните Папагопулосу».

Педлер вернул телеграмму секретарше.

– Позвоните, пожалуйста, в Цюрих по этому номеру и соедините меня с Папагопулосом.

Несколько минут спустя она заглянула в кабинет.

– Он вам перезвонит.

Педлер посмотрел на часы.

– Ладно, подожду. Надо выяснить до конца, раз уж начал.

Папагопулос позвонил через десять минут.

– Я так понимаю, вы отвечаете за мой груз на борту «Копарелли». Я получил телеграмму от итальянцев – они запрашивают новые сроки поставки. Возникли какие-то проблемы?

– Да, – ответил Папагопулос. – Мне следовало известить вас сразу; приношу свои искренние извинения. – Хотя он говорил на превосходном немецком, акцент все равно угадывался, как и то, что извинения были не вполне искренними. – На «Копарелли» сломался масляный насос, и судно встало. Мы постараемся доставить ваш груз как можно раньше.

– Что же мне сказать «Анджелуцци э Бьянко»?

– Я уже пообещал им сообщить новую дату поставки сразу же, как только сам выясню, – ответил Папагопулос. – Предоставьте все мне. Я буду держать вас в курсе.

– Хорошо. До свидания.

«Странно», – подумал Педлер, вешая трубку.

Он выглянул из окна. Рабочие уже разъехались: на служебной парковке стояли только его «Мерседес» и «Фольксваген» секретарши. Пора домой. Он надел пальто. Уран был застрахован: даже если его потеряют, деньги не пропадут.

Педлер выключил свет, помог секретарше надеть пальто, сел в машину и поехал к жене.

Суза Эшфорд так и не сомкнула глаз.

И снова жизнь Ната в опасности, и снова лишь она может его предупредить – но на этот раз некого вовлекать в свои схемы обманом.

Придется делать все в одиночку.

Идея проста: пойти в радиорубку, избавиться от Александра и послать сообщение на «Копарелли».

Нет, я ни за что не смогу… Кругом враги. Я хочу спать… Заснуть навсегда… Это невозможно… Нет, я не смогу…

Натаниэль, любимый мой…

В четыре часа утра она надела джинсы, свитер, сапоги и штормовку и прихватила с собой бутылку водки, заблаговременно взятую из столовой «от бессонницы».

Теперь нужно узнать местоположение «Карлы».

Она поднялась на мостик, к старпому.

– Что, не спится?

– Ожидание действует на нервы. – Ослепительная дежурная улыбка. «Вы пристегнули ремень, сэр? Всего лишь небольшая турбулентность, ничего страшного». – А где мы сейчас?

Старпом показал ей точку на карте и примерное рассчитанное положение «Копарелли».

– А какие координаты? – спросила она.

Он продиктовал ей цифры, показал курс и назвал скорость «Карлы». Суза повторила координаты вслух и еще пару раз про себя, стараясь запомнить их намертво.

– Потрясающе, – весело сказала она. – Какие вы тут все талантливые! Как думаете, доберемся до «Копарелли» вовремя?

– Конечно, – заверил он. – А потом – трах-тарарах!

Она выглянула наружу: царила кромешная тьма – ни звезд, ни навигационных огней. Погода ухудшалась.

– Вы дрожите, – заметил старпом. – Вам холодно?

– Да, – сказала Суза, хотя погода тут была ни при чем. – А когда встает полковник Ростов?

– Просил разбудить его в пять.

– Пожалуй, надо и мне вздремнуть хоть немножко.

Суза спустилась в радиорубку. Александр был на месте.

– Вам тоже не спится? – спросила она.

– Неа. Я отправил сменщика в каюту.

Она оглядела радиостанцию.

– А что, «Стромберг» больше не передает?

– Вещание прервалось. Или они нашли маяк, или затопили судно – скорее всего, последний вариант.

Суза присела, вытащила бутылку водки и протянула радисту.

– Глотните.

– Вам холодно?

– Немножко.

– У вас рука дрожит. – Он сделал большой глоток и вернул ей бутылку. – А-а-ах, хорошо!

Суза тоже глотнула для храбрости. Крепкая русская водка обожгла горло, но желанный эффект был достигнут. Теперь надо ждать, пока Александр повернется к ней спиной.

– Ну и как у вас там, в Англии, жизнь? – спросил он, поддерживая разговор. – Правда, что бедные голодают, а богатые жиреют?

– Ну, не то чтобы многие голодают, – ответила Суза. Да повернись же ты! Я не могу так, в лицо… – Но вообще неравенство, конечно, есть.

– И для богатых и бедных разные законы?

– Есть такая поговорка: «Закон одинаково запрещает богатым и бедным красть хлеб и спать под мостом».

Александр засмеялся.

– В Советском Союзе все равны, но у некоторых есть привилегии. Вы теперь будете жить у нас?

– Не знаю. – Суза снова передала ему бутылку.

– В России у вас такой одежды не будет, – сказал он, сделав большой глоток.

Все, больше медлить нельзя. Суза поднялась и взяла бутылку, ее штормовка была распахнута. Стоя перед радистом, она сделала глоток, запрокинув голову, зная, что он будет глазеть на ее торчащую грудь. Позволив ему хорошенько насмотреться, она взяла бутылку за горлышко и что есть силы обрушила ему на голову.

Раздался тошнотворный стук. Радист изумленно уставился на нее.

«Что ж такое, – подумала она в панике, – почему ты не вырубился? Что делать-то?»