Гилберт Честертон - Черный кот. Три орудия смерти (сборник)

– Спешка означает гостеприимство. Это был владелец дома.

– Да, мне тоже показалось, что это был ростовщик.

– Это и есть революция, – заметил банкир. – Во всяком случае, такова основа всех революций. Без его денег они были бы беспомощны. Они твердят о восстании бедноты, но пока бедны, восстать не могут. Собственно, этой четверке негде было бы даже собираться, если бы Лобб не купил для них дом.

– Я и не думал отрицать важность денег, – сказал Гримм, – но от одних денег проку мало как для революции, так и для королевства.

– Мой дорогой Гримм, – произнес Саймон, – я знаю, что вы офицер и джентльмен. Вы ничего не можете с этим поделать, но вы становитесь чересчур романтичным.

– Я похож на романтика? – удивился желчный офицер и джентльмен в одном лице. – Солдаты не бывают романтичными. Во всяком случае, на службе. А впрочем, мои слова продиктованы всего лишь здравым смыслом. Нельзя воевать без солдат, и никакими деньгами невозможно сделать из мужчины солдата. Вы можете вручить толпе гору оружия. Толку не будет никакого, если они не захотят или не смогут этим оружием воспользоваться.

– Я бы сказал… Смотрите, вот еще один.

Офицер уже услышал приглушенное побрякивание, источник которого ему определить пока не удалось. Но уже в следующее мгновение на сцене этого театра теней промелькнула еще одна фигура с четкими очертаниями и очень высокой черной шляпой, похожей на удлиненную дымовую трубу. На мгновение в свете луны блеснули зеленые очки профессора Фокуса из Национального музея. Он также мгновенно скрылся за дверью гостеприимного дома.

– Это профессор, – произнес Саймон. – Поскольку он такой ученый, возможно, читает им лекции по боеприпасам.

– Да, – ответил Гримм, – я видел, кто это был… Но меня беспокоит другое. Вы слышали, что перед его появлением раздался какой-то металлический лязг? Возможно, его издала калитка вон в том заборе. Мне показалось, что они оба появились из этого жалкого сквера. Что они могли там делать?

– Может, они гнездятся на тех деревьях? Странные птицы, иначе их и не назовешь, – отозвался Саймон.

– Ограда невысокая, – заметил шеф полиции. – Они могли просто залезть туда, а потом выбраться наружу, чтобы замести следы. Но как их не заметили мои люди, этого я не понимаю.

Последовала продолжительная пауза, и наши шпионы, которые прогуливались взад-вперед по улице, чтобы как-то скоротать время, снова разговорились.

– Что я хочу сказать, – произнес Гримм, – это грубейшая ошибка, полагаться на финансы без идеи. Деньги не умеют сражаться. Это делают люди. Если наступит время, когда им надоест воевать, никакие деньги их к этому не принудят. Кроме того, кто-то должен научить их, как это делается. Где проходят подготовку ваши революционные армии? Может, мистер Себастиан учит их декламировать стихи? Или мистер Лобб показывает им, как надо заполнять залоговые квитанции?

– А вот и мистер Себастиан, – шепнул Саймон, махнув рукой в сторону дома. – Так что вы сами можете обо всем у него спросить.

На этот раз не вызывало сомнений то, что кто-то распахнул калитку сквера и перешел через дорогу, направляясь к дому. Себастиан со своей пурпурной бородой и зеленым шарфом важничал, находясь в полном одиночестве на освещенной луной дороге. Калитка с грохотом захлопнулась за его спиной. Казалось, даже дверь впустившего его дома открылась и закрылась с большой демонстративностью.

– Это все, о ком нам известно, – задумчиво произнес Саймон.

– Торговец уверял, что их должно быть четверо, – отозвался Гримм.

Промежутки времени между появлением заговорщиков становились все длиннее, а ожидание – томительнее. Последний перерыв показался банкиру и вовсе бесконечным. Не обладая профессиональным терпением полицейского, он уже начал терять веру в то, что они еще кого-то увидят. Банкир совершенно откровенно сказал Гримму, что готов отправиться спать, но вера полицейского в четырехугольную природу революционного совета оставалась непоколебимой.

Время тянулось бесконечно долго, и шпионы уже начали поглядывать на восток, надеясь увидеть рассвет. Наконец калитка скрипнула еще раз, и к дому приблизилась высокая фигура, облаченная в серую накидку, которая в лунном свете казалась серебристой. Плащ распахнулся, и из-под него ослепительно сверкнули серебром награды, пристегнутые к умопомрачительно белой военной форме. На мгновение офицер поднял лицо к небу, и это стало настоящим потрясением для Гримма и Саймона. Его кожа была темнее сияющего облачения и в лунном свете казалась почти синей или, во всяком случае, серо-лиловой, что весьма характерно для африканцев. Гримм понял, что перед ними генерал Каск, диктатор из соседнего государства.

Как только полковник Гримм из полиции Павонии увидел это темное лицо, подобно синей маске обращенное к луне, он понял, что вся государственная машина должна сработать как ловушка для одного человека. Разумеется, он хотел поймать и троицу своих сограждан, воздавая хвалу небесам за возможность застать их в одной комнате. Но присутствие этого четвертого заговорщика меняло все потрясающим образом. Не успел его обмерший на месте спутник произнести и слово, как Гримм уже отправил с донесением мотоциклиста, устремившегося вперед со скоростью выпущенного из пращи камня. Вскоре к дому уже стягивались полицейские и солдаты, перекрывая все прилегающие к площади улицы.

Дело в том, что у Гримма были с Каском счеты личного характера. Он давно заподозрил, что вблизи границы что-то происходит. Иностранное революционное правительство явно пытается подавать сигналы мятежникам Павонии. Гримм неоднократно направлял запросы через премьер-министра и других дипломатов, представляющих интересы Павонии, но ответ всегда был один и тот же. Генерал Каск давал слово чести, заверяя их в том, будто не намерен вмешиваться во внутренние дела Павонии. Генерал Каск – простой солдат, а не политик. Генерал Каск, старея, всерьез намеревается оставить президентский пост и полностью отойти от общественной жизни. Генерал Каск тяжело болен и практически ушел на покой. Все эти дипломатичные заверения присылались друг за другом, в значительной степени убаюкивая вялое дружелюбие короля и производя благоприятное впечатление на суетливую самонадеянность премьер-министра. Им удавалось рассеять даже сомнения гораздо более циничного шефа полиции.

И теперь перед наблюдателями было следствие и разгадка того, что происходило на самом деле. Вот как пожилой и почти умирающий африканец занимался своими личными делами. Генерал Каск был опасно болен, что не мешало ему, однако, посещать званые обеды. По странному совпадению обедать он собирался с тремя людьми, поклявшимися свергнуть правительство, с которым Каск, согласно с его собственными заверениями, стремился поддерживать добрососедские отношения. Шеф полиции, заскрежетав зубами от ярости, взглянул в конец улицы, откуда уже приближалось две или три шеренги жандармов.

Он вполне допускал, что нельзя терять ни минуты. Присутствие иностранного военного руководителя могло означать все что угодно. Оно могло означать несколько тонн динамита под улицей, на которой они стояли. Или склады боеприпасов во всех темных закоулках города. Боеприпасов, к которым имелся доступ у вожаков толпы. В самом худшем случае оставалось еще нечто, что могло их спасти. Их спасение заключалось в молниеносном, внезапном и одновременном аресте всех четверых участников этого ужина, что обезглавило бы назревающую революцию.

Гримм, дождавшись, пока его маленькое войско вооруженных людей подтянется к дому, осторожно поднялся по ступеням к входной двери. Он уже позаботился о том, чтобы такие же группы разместились позади дома, а также со всех сторон от полукружия домов. Это не оставляло заговорщикам путей к отступлению, если только в доме не было подземного выхода. Гримм даже поставил у некоторых зданий людей с лестницами на тот случай, если бунтовщики попытаются уйти по крышам. Затем после секундного колебания он единожды, но сильно ударил кулаком в дверь, и свет в освещенной столовой мгновенно погас.

Некоторое время никакого другого отклика не было, и Гримм ударил по двери еще раз, именем короля громко требуя, чтобы ему открыли, и угрожая взломать дверь в случае неповиновения.

Наконец на пороге появился бледный лакей в ливрее, который явно получил предписание задержать полицию, что он и делал, всячески демонстрируя тупость и беспомощность. С почти непостижимой серьезностью лакей заявил: хозяин и его гости заняты и никого не принимают.

Но Гримм не обратил внимания на то, что явно было простым повторением приказа. Без дальнейших церемоний он оттолкнул слугу, приказав своим подчиненным «подержать этого парня». Затем решительно прошагал по темному коридору и распахнул дверь столовой.