Анна Грин - Дело Ливенворта (сборник)

Бал должен был состояться вечером того же дня, и это бросало новый свет на прочитанное мною письмо. Слово «маска» перестало иметь особое значение, как и слово «подделка», и все же общее содержание послания и столь возвышенный тон его фраз зародили во мне стойкое подозрение, что готовится какой-то заговор предосудительного, если не преступного характера, который мне как восходящему молодому сыщику, занятому поиском загадочных, неуловимых злоумышленников, надлежало разведать. И движимый этим соображением, я открыл новую страницу своей записной книжки и черным по белому записал все собранные на данную минуту факты:

Загадочная семья, имеет тайну.

Богаты, но источники обогащения неизвестны.

Замкнуты, без видимой причины.

Отец затворник.

Сын непроницаем.

Запросы дочери почти никогда не удовлетворяются.

Странное решение устроить бал после годов скрытности и нежелания общаться с соседями.

Еще более странное решение устроить не просто бал, а маскарад, развлечение, которое своей необычностью и возможностями, которое оно предоставляет, делает этот отход от привычных правил особенно весомым и удивительным.

Обнаружение письма с условиями встречи двух мужчин в саду семьи, устраивающей маскарад, с явной целью воспользоваться последним для осуществления какого-то давно задуманного плана.

В конце я дописал вывод из вышеизложенного:

Существует связь между кем-то из членов семьи, дающей бал, и личностью, получившей приглашение на встречу. Вечеринка используется как прикрытие, если не как средство.

Было уже четыре, до назначенного свидания оставалось пять часов. Как употребить этот промежуток времени? Взгляд на расположенную рядом платную конюшню подсказал ответ. Взяв лошадь, я выехал на дорогу, ведущую к усадьбе Бенсонов, чтобы провести разведку. Но через какое-то время меня охватило необоримое желание проникнуть в сердце этого странного дома и самому решить, стоит ли продолжать питать подозрения в отношении этого семейства. Но как это сделать? Какой предлог позволит мне попасть внутрь в этот полный забот и хлопот день? Я посмотрел по сторонам, как будто в поисках вдохновения. Оно не пришло. Тем временем впереди показались окружающие дом громадные деревья, а вскоре и красоты аккуратного газона и цветника с дорожками за высоким металлическим забором, сквозь который можно было различить мелькающие тени, фонари, развешанные на ветках, и прочие признаки того, что подготовка к сегодняшнему вечеру идет полным ходом. Внезапно меня осенило. Если мистер Бенсон действительно такой, каким его описывают, во всех этих приготовлениях он участия не принимает. Мистер Бенсон отшельник. Чем я могу заинтересовать отшельника? Я задумался. Одна идея появилась – или так решило мое авантюрное любопытство? Идея была дерзкой, но что с того? Необходимо проехать через ворота и встретиться с мистером Бенсоном, а для этого следует предпринять какой-то смелый шаг. Достав визитную карточку, на которой не значилось ничего, кроме моего имени, я написал: «Личное и срочное дело» и, напустив на себя самый благообразный и безобидный вид, спокойно проехал через ворота к фасаду дома. Если бы я шел пешком, вряд ли бы мне позволили пройти мимо слуги, который слонялся вдоль дорожки, но, видимо, лошадь придала мне важности, и не успел я опомниться, как оказался перед портиком под взглядами дюжины деловитых слуг.

Подражая поведению мистера Бенсона у почты, я спрыгнул на землю и бросил поводья стоявшему рядом мальчику. В тот же миг, прежде чем я успел сделать шаг, из открытой двери появился слуга, который с несколько неожиданным в данных обстоятельствах взволнованным выражением лица встал передо мной, преграждая путь.

– Сегодня мистер Бенсон посетителей не принимает, – заявил он.

– Я не посетитель, – ответил я. – У меня дело к мистеру Бенсону.

И я протянул карточку, которую слуга взял с большим сомнением.

– Распоряжения мистера Бенсона должны исполняться, – сказал он. – Хозяин сегодня не принимает.

– Но это исключительный случай, – настойчиво произнес я, ведь неожиданная преграда только распалила мое любопытство. – У меня важное дело, которое имеет отношение к мистеру Бенсону. Он должен меня принять.

Слуга покачал головой с неуместной, как мне показалось, тревогой на лице, но отступил на шаг, позволяя мне пройти, и сказал:

– Я позову мистера Хартли.

Однако именно этого я хотел меньше всего. Я пришел встретиться со старшим мистером Бенсоном и не собирался отступать.

– Мистер Хартли мне не нужен, – сказал я уверенно. – Если мистер Бенсон не болен, я должен просить проводить меня к нему.

И войдя в небольшую приемную комнату справа, я сел на первый попавшийся стул.

Слуга постоял немного, поставленный в тупик моим упрямством, потом обвел меня пристальным взглядом, словно запоминая подробности моей внешности и одеяния, и медленно ушел, качая головой и что-то бормоча себе под нос.

Тем временем роскошь и элегантность окружающей обстановки постепенно начали доходить до моего сознания. Зал, через который я прошел, был просторным и внушительным, а комнату, в которой я сидел, можно было назвать образчиком декораторского мастерства. Я наслаждался картинами и прочими многочисленными предметами искусства, когда из соседней комнаты донеслись голоса. Там негромко разговаривали мужчина и женщина, но все мои чувства были напряжены, поэтому я без труда разобрал, о чем говорилось.

– Какой сегодня славный день! – произнес женский голос. – Я десять раз хотела спросить, что ты обо всем этом думаешь. На этот раз получится? Хватит у него смелости воспользоваться этой возможностью, или, что еще важнее, хватит ли у него такта? Если сегодня не получится, все рухнет. Отец…

– Тише ты! – вмешался напряженный, но сдерживаемый мужской голос. – И не забывай, успех зависит от твоей осторожности. Одно слово о том, что мы задумали, и все полетит к черту.

– Я буду осторожна. А ты правда думаешь, что все пойдет так, как мы задумывали?

– Если все пойдет не так, то не по моей вине, – последовал ответ, произнесенный тоном столь зловещим, что я даже вздрогнул, но в следующий миг второй голос с жаром воскликнул:

– Ах, ты такой милый! Ты столько делаешь для меня!

Я как раз задумался над подобным несоответствием, когда вернулся слуга с моей карточкой.

– Мистер Бенсон желает знать суть вашего дела, – произнес он голосом, который, с беспокойством подумал я, наверняка будет услышан в комнате за стеной и сообщит ее обитателям о моей близости.

– Дайте карточку, – сказал я и, взяв картонный прямоугольник, дописал к своим словам простую фразу: «По поручению городского констебля», вспомнив слова почтмейстера о том, что этот пост занимал его брат. – Вот. Отнесите хозяину.

Слуга взял карточку, взглянул на надпись и удивленно вскинул брови.

– Идите за мной, – сказал он и направился в зал.

Я был только рад подчиниться. Однако едва я ступил за дверь, как у меня за спиной раздался короткий возглас, наполовину радостный, наполовину испуганный, и, обернувшись, я встретился взглядом с юной леди, смотревшей на меня из-за портьеры со смешанным выражением страха и радостного ожидания, которое поразило бы меня, если бы не исчезло, как только она увидела мое лицо.

– Простите, – сказала девушка, смущенно отступая в комнату, из которой выглядывала. Однако, быстро придя в себя, она снова вышла и, не глядя на меня, обратилась к слуге: – Джонас, кто этот джентльмен и куда вы его ведете?

С поклоном Джонас ответил:

– Он пришел по делу, мисс, и мистер Бенсон согласился его принять.

– Но отец, кажется, дал четкое указание не пускать сегодня никого в библиотеку, – сказала она задумчивым, не требующим ответа тоном.

И пока мы шли через зал, я не мог отделаться от тревожного ощущения, что нас сопровождает внимательный взгляд.

«Слишком много шума из-за такого небольшого дела, и странное всеобщее желание оградить сегодня мистера Бенсона от встреч с посторонними», – мысленно отметил я и совершенно не удивился, когда дверь библиотеки оказалась закрытой. Однако стук слуги и несколько произнесенных шепотом слов сумели расшевелить затворника. После поворота ключа дверь распахнулась и передо мной предстал хозяин дома.

Этот миг я запомнил навсегда. Во-первых, потому что картина мне открылась необычная и впечатляющая, во-вторых, потому что выражение лица стоявшего передо мной человека говорило о сильнейшем изумлении, которого никак нельзя было ожидать после такой подготовки его к встрече со мной. Это был высокий, видный мужчина с уже поседевшей головой и фигурой, не согбенной годами только благодаря исключительной силе воли, которая читалась в его глазах. Его довольно неприятное, строгое, морщинистое лицо на богатом фоне витражного окна, украшавшего дальний конец комнаты, запечатлелось в моей памяти, а сильная воля, которую я не мог не уловить в его осанке и подъеме головы, придавала его виду поэтический оттенок, превративший его в настоящую живую картину, которую, как я уже сказал, невозможно забыть.