Наталья Никольская - Жертвы Сименона

Неожиданно сестра вспомнила и о стычке между Старостиным – она называла его «Дрюней» – и этим таинственным Романом, когда крутой велел Айседориному хахалю держаться подальше от их купе. Это обстоятельство еще больше укрепило меня во мнении, что хозяина торгово-закупочной фирмы «Фаворит» правоохранительные органы скоро возьмут в оборот. Виновен он в смерти актрисы или нет, а давать объяснения Жориному ведомству ему точно придется!

Я припомнила свою беглую встречу с этим типом сегодня утром, в Ольгином купе – встречу, которую и знакомством-то не назовешь. Он промычал что-то нечленораздельное – так, видите ли, был поражен нашей схожестью – и быстро ретировался, как только я напустилась на него из-за сестры. На меня он произвел, честно сказать, неприятное впечатление. А Ольга говорит – хороший парень, простой, душевный… Конечно, я знаю, как часто бывает обманчива внешность. Но знаю я и другое: как часто самые отъявленные негодяи казались моему «домашнему психологу» хорошими и милыми ребятами. Если они прилагали хоть малое усилие для того, чтобы казаться таковыми!

Мог ли Дрюня Старостин притвориться паинькой, чтобы усыпить бдительность попутчиков, нырнуть, скажем, в соседнее пустое купе и дождаться, когда мы с Ольгой уберемся, а затем вернуться и удавить Айседору? Мне это казалось вполне вероятным. То есть, вероятным чисто технически и, если хотите, психологически: я пока не рассматриваю такой важный вопрос, как мотив. Что касается мотива, то тут… Черт возьми!

Я поймала себя на том, уже всерьез рассуждаю об этом убийстве – о его деталях, о возможностях совершить преступление и мотивах. Нет, нет и нет! Ольге не удастся втянуть меня в эту авантюру. Из-за этого идиотского «ЧП» я и так потеряла целых четыре часа драгоценного субботнего времени! Там баба Клава на даче, наверное, извелась, я же оставила с ней племянников «на часок»… Надо постараться поскорей отсюда вырваться и расслабиться на природе, отдохнуть, забыть весь этот кошмар!

– … Поленька, ты где витаешь?

Жора склонился надо мной, как бы невзначай положив руку мне на колено. Кроме него и Ольги, которая тихо пудрила нос в уголке, в купе больше не было никого.

– Я говорю, что вы с Олей свободны. На сегодня, я имею в виду.

– Слава богу! Жора, ты возвращаешь меня к жизни!

– Дорогая, как бы я хотел использовать для этого все средства, которые находятся в моем распоряжении! Хочешь, я развезу вас по домам?

– Спасибо, я на машине. И мы сегодня собирались в деревню: дети на даче.

Овсянников закусил губу и потупил глаза.

– Поленька, мне жаль, но на дачу вам сегодня нельзя. Вы можете в любой момент понадобиться следствию.

– Но ты же только что сказал, что на сегодня все?!

– А я и не отказываюсь от своих слов. Но ведь следствие не стоит на месте, могут возникнуть такие обстоятельства, что… Не мне тебе объяснять. Словом, вы должны быть под рукой. Кроме того, в городе вы, как важные свидетели, будете в большей безопасности…

При этих словах майор бросил многозначительный взгляд на мою сестру, и Ольга тут же уронила пудреницу на колени. Слово «опасность» – даже когда оно только подразумевается – всегда действует на нее как магическое заклинание.

– Полина! Мы заберем детей и тут же вернемся. После такого кошмара я на даче не останусь! Да я там умру от страха, в этой тишине и темноте…

Мне стало все ясно: они сговорились. Ладно, предательница…

– Жора, скажи мне, пожалуйста… – Я наморщила лоб в притворном сомнении. – Разве я тоже важный свидетель по этому делу?

– Ты, Поленька? Ну-у…

– Не нукай, Овсянников. Ты прямо отвечай: может кому-нибудь прийти в голову – если он, конечно, не полный идиот! – назвать меня «важным свидетелем» по делу об убийстве Айседоры Палискиене? Ведь не я же ехала с ней в купе, выслушивала ее откровения, не я обнаружила ее труп, наконец. Да я и живой-то ее видела всего пару минут, не больше!

– Не кипятись, дорогая. Ты права, как всегда. Когда я говорил о важных свидетелях, я, разумеется, имел в виду в первую очередь Оленьку.

– Ах, Оленьку? Прелестно! Вот и вези ее домой, чтобы она была «под рукой» у следствия. Можешь даже приставить к ней охрану. А я отправляюсь на дачу, у меня там дел полно. Дети мне не помешают, так что пусть пока остаются на природе. Но если ты хочешь, Ольга, то, конечно, можешь их забрать: дети твои. Я понимаю, как ты по ним соскучилась.

Овсянников и Ольга переглянулись.

– Полина, что ты говоришь?! Ты же не бросишь меня одну в такой момент!

– Еще как брошу, дорогая сестренка. Ты должна быть примерно наказана.

– Но, Поля, за что?!

– За то, что вступила в сговор с майором Овсянниковым – с целью во что бы то ни стало удержать меня сегодня в пределах его досягаемости.

Они снова переглянулись, и Жора развел руками.

– Кроме того, если б ты не забыла в вагоне эту чертову сумочку, никакого такого «момента» не было бы. Мы сидели бы сейчас на веранде и пили чай с яблочным пирогом.

– С яблочным пирогом!.. Полина, я имею право на снисхождение.

– Это еще почему?

– Да ведь я сегодня воскресла из мертвых! Это дело надо отметить.

В общем, прямо с вокзала мы на моей машине отправились в деревню, захватили детей и яблок для порога и к шести часам уже вернулись в город. Одно из сильнейших качеств моей сестрицы: при умелом подходе она всегда выжмет из меня то, что ей нужно.

Новых сообщений на моем автоответчике не было: значит, сестры Снегиревы пока не понадобились следствию. Мы договорились с Жорой, что Ольга с детьми переночует у меня. Эту идею он воспринял без особого энтузиазма, но не возразил – потому как не имел морального права. Этому типу я потакать не собиралась: все же он мне не родная сестра!

Впрочем, звонка от старшего следователя УВД я все равно ждала: Овсянников обещал сообщить новости по делу.

Ольга целый день канючила, что ей просто необходимо «расслабиться», а заодно и отметить свое чудесное «воскрешение». Еще она донимала меня разговорами о «бедной Асе», которой «даже после смерти некому помочь». Но я стойко держалась по обоим пунктам «повестки дня». Потому что слишком хорошо знала: моей сестренке только ма-аленькую щелку приоткрой – палец просунуть, – и она тут же в нее влезет!

И однако, когда я занялась на кухне пирогом – Артур и Лиза вышли погулять, – она все-таки улучила момент! Вспомнив, что в баночке для специй нет корицы – я только накануне ее купила и забыла пакетик в прихожей на телефонной полочке, отвлеченная внезапным звонком, – я неожиданно вышла из кухни и обнаружила… как бы это помягче выразиться? В общем, нижнюю половину Ольги Андреевны, торчащую из стенного шкафа.

Я тихо подкралась сзади и встала за нею в позе «руки в боки».

– Ай!

Разогнувшись, сестренка наткнулась на мой «статуй» и, разумеется, ухватилась за сердце.

– Ах, Поля, как ты меня напугала! И зачем было так шутить, ты же знаешь, я этого не люблю…

– А я не люблю, когда шмонают мое хозяйство, да еще без спросу! Позволь узнать: что ты тут делала?

– Я?… – Ольга облизнула губы.

– Ну, не я же!

– Ах, это… Я искала твое старое розовое платье. Крепдешиновое, помнишь? Ты еще говорила, что его можно перешить для Лизоньки, вот я и подумала…

– Понятно, понятно. А почему тут пахнет бабушкиной наливкой?

– В самом деле? – Она удивленно приподняла брови и даже потянула носом воздух. – А я ничего не чувствую… Полина, ты на что это намекаешь?! Ты думаешь, что я…

– Нет, дорогая сестренка, ничего я не думаю. Я уверена, что ты приложилась к наливочке. Которую я, между прочим, берегу на наш день рождения, о чем тебе прекрасно известно!

– Полина, да как ты можешь?! За кого ты меня принимаешь? Я действительно искала твое платье, которое ты мне обещала. Ну, я, конечно, признаю, что надо было спросить у тебя, прежде чем рыться в шкафу, это не очень красиво, извини… Но я, право, не думала, что ты так отреагируешь!

Ольга отвернулась и поджала губки с видом оскорбленной добродетели. Несколько секунд я молча смотрела на нее, потом расхохоталась. Она удивленно уставилась на меня.

– Ты чего?

– Ничего. Ты неподражаема, Ольга! Ведешь себя не как взрослая баба с двумя детьми, а как какая-то школьница, честное слово! Ты прекрасно знаешь, что не умеешь врать, и все-таки несешь несусветную чушь. И даже думаешь, что я в нее поверю! Ну, скажи мне, пожалуйста: неужели я кажусь тебе такой дурой, Оля?

– Поля…

– Что – «Поля»?! Что «Поля»? Я скоро тридцать лет Поля, и я устала, Ольга. Устала от твоих вечных глупостей, от историй, из которых я постоянно должна тебя вытаскивать, от твоего прогрессирующего алкоголизма и от…

– Не ври, я не страдаю алкоголизмом! Я просто выпиваю, ну… чтобы разрядиться, снять стресс. Я не имею ничего общего с людьми, которые попали в зависимость от бутылки!