Галина Куликова - Рецепт дорогого удовольствия

— Перестань меня так называть, — сердито сказала Глаша.

— А ты перестань преследовать моего сына!

Он и сам выглядел как бандит, со своей щетиной и высеченными из гранита губами.

— Ладно, считай, что перестала, — мрачно согласилась она. — Выбрасываю белый флаг. Пойду под суд за то, чего не делала.

— Ты взрослая тетенька, — пожал плечами Стрельников. — И в состоянии справляться с житейскими проблемами самостоятельно.

Глаша схватила ложку и, уставившись в стол, принялась мрачно закидывать в рот остатки подтаявшего мороженого.

— Ой! — внезапно сказала она и схватилась рукой за горло.

— Что?

— Кажется, я проглотила свой пирсинг!

Стрельников посмотрел на нее с брезгливым любопытством и заявил:

— Самое жалкое зрелище — это молодящаяся баба. Семнадцати уже не будет, детка! Даже если ты проколешь себе не только губу, но и перепонки между пальцами.

— Мне казалось, что так я легче найду общий язык с твоим парнем.

— У тебя не может быть ничего общего с моим сыном.

— Ладно-ладно, мы ведь уже договорились! — буркнула Глаша. — Твой сын останется в неприкосновенности. А я, может, вообще под суд пойду.

— Не надо было массировать кого попало.

— Может, мне вообще паранджу надеть? — ехидно спросила Глаша.

— Что ты, что ты? Зачем же прятать такую красоту? — Стрельников нахально оглядел ее, хмыкнул и подозвал официантку.

— Получите за кофе.

— Мог бы и за меня заплатить, — специально, чтобы позлить его, сказала Глаша.

— Ты недавно хвалилась, что у тебя хрусты есть! — ухмыльнулся тот. — Или бабло, не знаю, как тебе больше нравится.

— Это я не тебе хвалилась, а твоему сыну!

Стрельников тут же помрачнел и заявил:

— Вообще, мисс Дулитл, это отвратительно.

— Что? — не поняла Глаша.

— Морочить голову подросткам. Я ведь слышал, как ты с ним заговорила: сю-сю-сю! У меня хороший парень. Ума не приложу, как он вообще согласился иметь дело с престарелой теткой в пошлых хвостиках!

— Разница в возрасте не имеет значения.

Стрельников смерил ее уничижительным взглядом и раздельно произнес:

— Я. Тебя. Предупредил. Увижу еще раз рядом со своим сыном — пеняй на себя. — И ушел, не попрощавшись.

Оставшись одна, Глаша решила, что ей просто необходимо выпить. Однако в кафе-мороженом выпивку не подавали. Она вышла на улицу и буквально через несколько метров обнаружила бар. Там было шумно и весело. Глаша уселась перед стойкой и заказала большой коктейль. Бармен, обслуживая ее, улыбался в усы. Вспомнив, что она похожа на куст, Глаша отправилась в дамскую комнату, чтобы избавиться от заколок, и, увидев себя в большом зеркале, на некоторое время лишилась дара речи.

— Господи, какая же я дура! — вслух сказала она, едва придя в себя. — Мне тридцать пять лет, а я до сих пор такая вот дура! Это ж надо было поддаться на уговоры влюбленной Лидки и сотворить с собой такое? О чем я только думала?

Она повыдирала из волос заколки и поплелась обратно.

— Я хочу вам что-нибудь заказать, — сообщил ей какой-то тип, устроившийся на соседнем табурете.

Он был страшенный, как ночной кошмар. Поглядев на него, Глаша подперла щеку рукой и, понизив голос, спросила у бармена:

— Что опять со мной не так?

— Все нормально, — подмигнул тот. — Здесь все друг с другом знакомятся.

— А я просто выпить зашла.

Кое-как отбившись от соседа, Глаша покинула питейное заведение и поехала домой, купив по дороге бутылку коньяка. До сих пор она никогда не пила одна, да и вообще пила мало.

— Надо было выйти замуж в восемнадцать, — сказала она сама себе, налив первую порцию в граненый стакан. — За Борьку Туркина. Правда, он был косоглазый и пришепетывал, зато как меня любил!

Она чокнулась с сахарницей и выпила. Потом съела дольку шоколада и продолжила монолог:

— Или, в крайнем случае, за Померанцева, в двадцать три. Но он был весь в оспинах и ниже меня ростом.

Ударившись в воспоминания и перебрав всех своих поклонников, Глаша пришла к выводу, что нормальные мужчины за ней вообще никогда не ухаживали.

— Может быть, тот из бара был венец всему? — продолжала размышлять она. — Может, зря я не стала с ним знакомиться? Может, он был моей судьбой? И, прогнав его, я навсегда подписала себе приговор остаться старой девой?

Погоревав еще, старая дева принялась уничтожать коньяк, который несколько примирил ее с жизнью. К ночи она пришла в такое веселое расположение духа, что ей захотелось петь и танцевать. Она врубила музыку и стала скакать по комнате. Попутно разбила стекло в книжной полке и смела пару цветочных горшков с подоконника.

В конце концов напилась до бесчувствия и, когда утром зазвонил будильник, просто свалилась с кровати на пол. До ванны пришлось ползти, и тело было таким неподъемным, будто бы его готовили к полету в космос, утяжелив каждый квадратный сантиметр. Хватаясь руками сначала за ванну, а потом за раковину, бедолага наконец поднялась на ноги и возникла в зеркале.

— Мамочка моя! — пробормотала она, ощупывая руками щеки. — Что-то я неважно выгляжу. Может быть, я заболела?

Состояние было новым, и Глаша просто поверить не могла, что во всем виноват коньяк.

— Раиса Тимуровна, у меня грипп, — сообщила она, явившись на работу и едва ворочая языком.

— Сочувствую, — пробасила Подвойская и потянула носом. — Ты рассольчиком лечилась, драгоценная моя?

— У меня его нету.

— Пойди к Бабушкину, он тебе что-нибудь посоветует.

— Нет-нет, — замахала руками Глаша. — Сначала я ему подготовлю обещанные распечатки, а уж потом буду просить совета.

С распечатками ничего не выходило: руки не слушались, и принтер зажевывал бумагу, несмотря на то что Глаша постаралась сосредоточиться.

— Глаш! — сердито крикнул Лева Бабушкин, засовывая голову в ее кабинет. — Ты мне клятвенно обещала…

Глаша обернулась на голос, и Лева тут же пробормотал:

— О господи!

— У меня грипп, — сообщила та. — Не чувствую ни вкуса, ни запаха.

— Еще бы, — пробормотал Лева.

— Лев, у меня такая головная боль! Я утром с кровати упала. Это может быть трещина в черепе?

— Смотря что ты пила. А сейчас тебе нужен кофе.

— Кофе мне не помогает.

— Ты небось чашечку выпила? А тебе надо ведро.

К обеду Глаша посерела. И когда появился рассерженный чем-то Кайгородцев и начал голосить в приемной, она заткнула уши. Через минуту Петя возник в ее кабинете и принялся беззвучно шевелить губами. Потом перестал шевелить и, подойдя к Глаше, потряс ее за плечо. Она застонала и открыла уши.

— Дукельский где-то спрятался, можешь себе представить? — заявил он. — Мои орлы не могут его найти. Кстати, ты собираешься что-нибудь предпринимать? Ну… По нашему делу?

— Да, — выдавила из себя Глаша. — Только не ори так.

— Я и не ору. У тебя есть какой-нибудь план поисков?

— Надо покопаться в вещах твоей жены, в ее бумагах… Или ты уже копался?

— Нет, — испугался Петя. — Я вообще ничего не делал.

— Молодец, — пробормотала Глаша. — Тогда после работы сразу поедем к тебе.

— У меня через час важная встреча. Сейчас соберу бумаги и отчаливаю. Подгребай ко мне домой часов в девять вечера, так будет лучше всего.

— Ладно, — сказала Глаша. — В девять так в девять. Только адрес оставь. А то я на кладбище была, а дома у тебя нет.

Петя нацарапал на листочке свой адрес и даже схему нарисовал, как до его дома добраться. Открыл дверь в приемную и снова заорал:

— А где Подвойская, леший ее забери?

— Не ори же ты так! — простонала Глаша, втянув голову в плечи. Потом махнула рукой:

— Ее нет, она обедает.

— Опять с супом?!

Раиса Тимуровна ходила в столовую, расположенную аж за три квартала. Она придерживалась убеждения, что горячий суп продлевает жизнь, и ежедневно совершала долгие пешие прогулки в поисках борща или рассольника.

— Она меня без ножа режет! — расстроился Петя. — Тогда, Глаш, ты иди и ищи у нее в столе все, что касается методики похудания. Давай, живенько, живенько!

Покряхтывая и постанывая, Глаша выползла в приемную и, усевшись на место Раисы Тимуровны, принялась обследовать ящики ее стола. Стол оказался настоящим складом полезных вещей. Там было все — начиная от ниток с иголками и заканчивая паяльником. Единственный ящик, в котором лежали бумаги, находился в самом низу. Поверх папок катался белый пластмассовый пузырек без опознавательных знаков. Глаша вытряхнула его вместе с бумагами, и он покатился по полу, стуча, словно погремушка.

Она подняла пузырек и ради любопытства отвинтила крышку. Внутри лежали белые круглые таблетки и свернутый в несколько раз вкладыш. «Может, Раиса Тимуровна тайком худеет с помощью какой-нибудь суперсистемы?» — подумала Глаша. Она развернула вкладыш, но по-русски там не было ни слова — бумажка была испещрена разноцветными иероглифами. «Свистнуть, что ли, для Дениса?» — подумала Глаша, но тут же решила, что без спроса неудобно. Кроме того, почти такой же вкладыш она вчера взяла у Лиды.