Луиза Пенни - Время предательства

– Она последняя? – спросил Бро.

Гамаш кивнул:

– Думаю, да.

В гостиную заглянул коронер и сообщил, что они собираются уезжать и забирают тело, и не хотят ли офицеры посмотреть в последний раз? Бро повернулся к Гамашу, и тот кивнул.

Они вдвоем прошли по узкому коридору в спальню в задней части дома. Там команда криминалистов собирала вещдоки. Когда появился Гамаш, они перестали работать и уставились на него. Изабель Лакост, которая просто наблюдала за их действиями, заметила, как распахнулись их глаза, когда они узнали Гамаша.

Старший инспектор Гамаш из Квебекской полиции. Большинство квебекских копов мечтали работать с ним. За исключением тех, кто теперь работал в отделе старшего инспектора. Лакост обошла вокруг ленты, отгораживающей тело мадам Уэлле, и присоединилась к двум старшим инспекторам у дверей. В маленькой комнате вдруг стало очень тесно.

В спальне, как и в гостиной, обнаружилось немало личных штрихов, включая чемодан, открытый и упакованный, на аккуратно застеленной кровати. Но, как и в гостиной, здесь не оказалось ни одной фотографии.

– Позвольте? – спросил Гамаш у одного из криминалистов, и тот кивнул в ответ.

Старший инспектор опустился на колени рядом с телом Констанс. На ней был халат, застегнутый на все пуговицы, под ним – фланелевая ночная рубашка. Очевидно, ее убили, когда она собирала вещи вечером накануне отъезда в Три Сосны.

Гамаш прикоснулся к ее холодной руке, заглянул в глаза. Они были широко раскрыты. Смотрели. Очень голубые. Очень мертвые. Не удивленные. Не страдающие. Не испуганные.

Пустые. Словно из нее просто ушла жизнь. Как заряд из аккумулятора. Сцена могла бы показаться мирной, если бы не кровь под ее головой и не разбитая лампа, основание которой покрыто кровью.

– Похоже на непреднамеренное, – сказала одна из криминалистов. – Тот, кто это сделал, пришел без оружия. Лампа стояла здесь. – Она показала на прикроватный столик.

Гамаш кивнул. Однако это не значит, что убийство было непреднамеренным. Это значит лишь, что убийца знал, где взять орудие.

Старший инспектор снова посмотрел на женщину, лежащую у его ног, и спросил себя, знал ли убийца, кем она была.

– Ты уверена? – спросила Клара.

– Абсолютно, – ответила Мирна, сдерживая улыбку.

– Почему ты нам не сказала?

– Констанс не хотела, чтобы кто-то знал. Она очень замкнутая.

– Я думала, они все мертвы, – тихо произнесла Клара.

– Надеюсь, что нет.

– Откровенно говоря, худшее время и придумать трудно, – сказал Марк Бро, когда они собрались покинуть дом Уэлле. – Каждое Рождество мужья убивают жен, работники – своих нанимателей. Кто-то совершает самоубийство. А сегодня вот такое. Бо́льшая часть моих людей ушла на праздники.

Гамаш кивнул:

– Я через неделю улетаю в Париж. Рейн-Мари уже там.

– А я в пятницу еду в наше шале в Сент-Агате[17]. – Бро оценивающе взглянул на коллегу. Они вышли на тротуар, где начали собираться любопытствующие соседи. – Ну в общем… – Марк Бро потер руки в перчатках, чтобы согреться. – Я знаю, Арман, у тебя много своих дел…

Бро знал не только это. И не потому, что старший инспектор Гамаш сообщил ему. Об этом знали все старшие офицеры Квебекской полиции и, вероятно, Канады. Отдел по расследованию убийств Квебекской полиции «реструктурируется». Гамаш, хотя публично и удостаивался высоких похвал, незаметно и профессионально оттеснялся на обочину. Это было унизительно, но старший инспектор Гамаш продолжал вести себя так, будто ничего не замечал.

– Я буду рад взять это дело.

– Merci, – с явным облегчением сказал Бро.

– Bon. – Старший инспектор подал знак Лакост. Пора было уезжать. – Если твои ребята смогут провести опрос и криминалистическую экспертизу, мы заберем дело утром.

Они подошли к машине. Кое-кто из соседей пытался задавать вопросы. Старший инспектор Бро отвечал туманно, но уверенно.

– Мы, конечно, не сможем замолчать ее смерть, – вполголоса сказал он Гамашу. – Но мы не назовем ее настоящего имени. Если пресса будет спрашивать, она – Констанс Пино. – Бро окинул взглядом обеспокоенные лица соседей. – Интересно, они знали, кто она?

– Сомневаюсь, – ответил Гамаш. – Вряд ли она им что-то рассказывала, иначе не стала бы уничтожать все свидетельства того, кто она такая, включая и собственную фамилию.

– Они могли догадаться, – возразил Бро.

Но он так не думал. Кто бы мог догадаться, что их пожилая соседка когда-то была одной из самых больших знаменитостей не только Квебека, или Канады, или даже Северной Америки, но и всего мира?

Лакост завела двигатель и включила обогреватель, чтобы разморозить лобовое стекло. Гамаш и Бро остановились возле машины. Марк Бро не спешил уходить.

– Ну говори уже, – сказал Гамаш.

– Ты собираешься в отставку, Арман?

– Я всего две минуты назад взял у тебя дело, а ты уже спрашиваешь меня об отставке? – рассмеялся Гамаш.

Бро улыбнулся, не сводя глаз с коллеги. Гамаш глубоко вздохнул и подтянул перчатки.

– А ты бы ушел? – спросил он наконец.

– В моем-то возрасте? Пенсия мне обеспечена, да и тебе тоже. Если бы мои боссы возненавидели меня, я бы сразу ушел.

– Если бы твои боссы возненавидели тебя, разве тебе не стало бы интересно почему?

За спиной Бро, на другой стороне улицы, Гамаш заметил снеговика, который воздевал руки, похожие на кости какого-то изуродованного существа. Манил их к себе.

– Уходи в отставку, mon ami, – сказал Бро. – Поезжай в Париж, проведи там каникулы, а потом подай в отставку. Но сначала раскрой мне дело.

– Куда? – спросила Изабель Лакост.

Гамаш посмотрел на часы на приборном щитке. Почти семь.

– Мне нужно домой – забрать Анри, а потом на несколько минут в управление.

Он мог бы попросить дочь Анни покормить и выгулять Анри, но у нее голова была занята другим.

– А мадам Ландерс? – спросила Лакост, поворачивая к дому шефа в Утремоне.

Гамаш тоже думал об этом.

– Я поеду к ней сегодня и сообщу лично.

– Я с вами, – вызвалась она.

– Merci, Изабель, но в этом нет необходимости. Я остановлюсь в гостинице у Габри. Старший инспектор Бро обещал прислать все документы. Пожалуйста, загрузи их завтра утром. А я разузнаю, что удастся, в Трех Соснах.

Долго они в доме Гамаша не задержались – он лишь собрал нужные вещи для ночевки в Трех Соснах и взял Анри. Скомандовал большой немецкой овчарке запрыгнуть на заднее сиденье, и Анри, навострив уши, с удовольствием выполнил команду. Запрыгнул, а потом, опасаясь, что хозяин передумает, свернулся в такой плотный клубок, что и не расплести.

«Ты меня не видишь. Ты-ы-ы меня-а-а не ви-и-идишь».

Но от возбуждения и после слишком быстрого приема пищи не сдержался на свой привычный манер.

Старший инспектор и Изабель Лакост опустили окна, предпочтя мороз тому, что грозило растворить обивку заднего сиденья.

– И часто он так? – спросила Лакост.

– Говорят, это знак любви, – ответил Гамаш, не глядя на нее. – Комплимент. – Гамаш помолчал, повернув голову к окну. – Большой комплимент.

Изабель Лакост улыбнулась. Она была привычна к подобным «комплиментам» от ее мужа, а теперь и от их маленького сына и нередко спрашивала себя, почему Y-хромосома такая пахучая.

У дверей управления полиции Гамаш надел на Анри ошейник, и втроем они вошли в здание.

– Подождите минутку! – крикнула Лакост человеку, который входил в кабину лифта в конце коридора.

Она быстро пошла туда, Гамаш и Анри последовали за ней, но Лакост неожиданно замедлила шаг. И остановилась.

Человек в лифте нажал кнопку. Потом еще раз. И еще.

Лакост остановилась в футе от лифта, мысленно приказывая дверям побыстрее закрыться, чтобы они втроем поднялись чуть попозже.

Но старший инспектор Гамаш не промедлил ни секунды. Вместе с Анри он прошел мимо Лакост в кабину, не обращая внимания на человека, который отчаянно давил на кнопку. Двери начали закрываться, но Гамаш придержал их рукой и посмотрел на Лакост:

– Идешь?

Лакост шагнула внутрь, к Арману Гамашу и Анри. И Жану Ги Бовуару.

Гамаш приветствовал своего прежнего заместителя коротким кивком.

Жан Ги Бовуар не ответил на приветствие, он предпочел уставиться перед собой. Если, входя в кабину, Изабель Лакост не верила в такие вещи, как флюиды и эманации, то, выходя из нее, она не испытывала сомнения в их существовании. Инспектора Бовуара трясло, он излучал сильнейшие эмоции.

Но какие? Она следила за меняющимися цифрами – 2… 3… 4… – и пыталась понять, какие волны испускает Жан Ги Бовуар.

Стыда? Смущения? Она знала, что на его месте определенно испытывала бы и то и другое. Но она не была на его месте. И подозревала, что чувства Бовуара низменнее. Грубее. Проще.

Он излучал ярость.

6… 7…

Лакост посмотрела на отражение Бовуара в помятой и поцарапанной двери. Она почти не видела Бовуара, после того как он перевелся в отдел старшего суперинтенданта Франкёра.