Шарль Эксбрайя - Вы любите пиццу?

– Скажи, Серафина, это верно, что твой Альдо вернулся в ужасном состоянии?

– В ужасном состоянии? Подумаешь, каких-то два-три удара кинжалом! Чтобы прикончить Гарофани, надо поискать средство посильнее!…

– Но все же… он, правда, ранен?…

– И что с того? Это не помешает Альдо жениться на молодой и богатой англичанке, которая спасла ему жизнь!

Соседку аж затрясло от такой невероятной новости.

– На настоящей англичанке? – задыхаясь прошептала она.

– Да, она приехала прямо из Англии!

Что тут было еще выяснять, и, забыв про боль в ногах, она бросилась на улицу с желанием как можно быстрей сообщить эту фантастическую новость: Альдо Гарофани женится на англичанке!

Одри заскучала в Генуе. Разумеется, она считала город очень интересным и радовалась возможности неспешно изучать его. Но в конце концов занятие это как-то приелось. Настроение день ото дня портилось, и Алан никак не мог взять в толк, что же происходит. На все расспросы невеста либо не отвечала вовсе, либо утверждала, что плохое настроение ему просто мерещится. Во всяком случае, эмоциональный подъем, последовавший за всеобщим примирением, исчез практически бесследно. Одри больше не заговаривала об экскурсиях по окрестностям Генуи и отпускала Алана на встречи с итальянскими коллегами, не выражая ни малейшего сожаления по поводу его отсутствия. Казалось, девушка злится на весь мир. На самом же деле она вела отчаянную борьбу с самой собой. Слишком многое стояло между ней и Альдо: его очевидная нищета, национальность, образ жизни, воспитание. Однако молодой человек неотвратимо притягивал Одри – он был живым воплощением героя ее девичьих грез. Казалось, что вся колдовская сила Италии, с детства очаровавшая Одри, заключена в этом неаполитанце с таким благородным и прекрасным лицом. Запершись в своей комнате, мисс Фарринг тон перечитывала письмо, которое он ей послал. Самоуверенность молодого человека раздражала Одри, но она не могла остаться равнодушной к страстной нежности, исходившей от записки. Чтобы отделаться от наваждения. Одри заставляла себя долго гулять по Генуе, но каждый раз машинально оказывалась возле дворца Бьянко, где ее поджидал «Флорентийский дворянин», так похожий на Альдо.

Уложив детей, все Гарофани – за исключением Джельсомины, погрузившейся в глубокую печаль и обиженной тем, что ей не дали выразить свои переживания во всеуслышание, – собрались послушать рассказ Альдо о злосчастной истории. Когда он дошел до убийства Рокко, послышались вздохи и стоны, а при упоминании о благословенном вмешательстве Одри – восторженные хвалы в адрес молодой англичанки. Всеобщее мнение выразил Джованни:

– Рокко мертв, брильянты украдены, и мы не получим обещанного миллиона…

Марио почувствовал скрытый упрек.

– Ну договаривай же до конца, Джованни! Скажи, что все это по моей вине! Тебя ведь так и распирает желание упрекнуть меня! Ну выкладывай!

– Да нет, – без особой уверенности стал слабо защищаться муж Лауретты. – Вы же не могли предугадать… Нам так и не выбраться из нищеты, вот и все… Придется с этим смириться. А я-то так рассчитывал на эти деньги, чтобы уехать в Америку…

Лауретта расплакалась. С тех пор, как отец заговорил о миллионе лир, они с Джованни каждый вечер у себя в комнате мечтали о том, что сделают, как только окажутся в Нью-Йорке. Муж нежно обнял Лауретту.

– Успокойся, миа кара… Обещаю тебе, мы все же уедем в Нью-Йорк. Я еще не знаю как, но мы туда отправимся… Разбогатеем и позовем к себе всех своих!

Желая сменить тему разговора, Серафина заметила:

– Во всяком случае, я никогда не прощу этим генуэзцам! Негодяи, они хотели убить моего мальчика!

– Это были не генуэзцы, мама!

Даже если бы вдруг к Гарофани неожиданно явился сам святой Януарий, они не испытали бы большего потрясения, чем от этих слов. Но Альдо довершил замешательство, воскликнув:

– Это были неаполитанцы! Я слышал, как они ругались…

Марио смертельно побледнел.

– Но это же совершенно меняет дело! Неаполитанцы… Значит, нас предали? Что ты об этом думаешь, Джованни?

– Если Альдо не ошибается, то… то надо найти эту парочку и прикончить! Мы должны отомстить за Рокко!

Все горячо поддержали предложение, а Серафина подробно перечислила, что они сделают с этими негодяями, как только схватят их за шиворот.

Марио счел необходимым спросить мнение брата.

– А ты, Дино, что об этом думаешь?

– Мы рискуем не успеть до них добраться… – И, заметив, что никто его не понял, пояснил: – Вы, кажется, забыли, что вам доверили на пятьдесят миллионов брильянтов. Меня бы очень удивило, если бы Синьори не потребовали расплаты!

– Но ведь нас обокрали…

– Не уверен, что их устроит такое объяснение…

– А смерть Рокко, по-твоему, тоже ничего не стоит? – привела весомый аргумент Серафина.

– Для нас Рокко был славным парнем… Но Синьори вряд ли оценивают его жизнь в пятьдесят миллионов!

По своей наивности, никто об этом не подумал. Слова Дино открывали перед Гарофани самые мрачные перспективы.

– Как ты думаешь, – спросил, заикаясь от волнения, Марио, – как поступят Синьори?

– Не знаю… Судя по репутации, они не из тех, кто прощает!

Решили, что завтра же с утра Марио отправится к сапожнику Гарацци, расскажет обо всем и попробует узнать, как прореагируют хозяева. Молодой и горячий Джованни воскликнул:

– Синьори или не Синьори, но мне никто не помешает найти двух подонков, которые убили Рокко и подложили нам такую свинью!

Одри сдалась. Она решила увидеть Альдо хотя бы еще раз, чтобы убедиться, так ли уж он похож на заполнивший ее воображение образ. Девушка думала, что, посмотрев на Альдо в привычной для него обстановке – в грязи и грубой реальности, она раз и навсегда избавится от миража. А когда мисс Фаррингтон принимала решение, се уже невозможно было отговорить. И она тут же перешла к действиям. Это случилось во время ленча, когда трое путешественников собрались за столом.

– Прошу прощения, что хочу изменить намеченную программу, – заявила Одри, когда принесли десерт. – Но я устала от Генуи.

Миссис Рестон даже опустила на стол ложку со сливками, которую собиралась поднести к губам, и холодно осведомилась:

– Что это значит?

– Только то, что я хочу уехать из этого города.

– А почему?

– Потому что мне здесь скучно.

– Но, послушайте, ведь Алан тут.

Мисс Фаррингтон едва не призналась, что присутствие жениха не только не развеивает ее скуку, а нагоняет еще большую, но вовремя прикусила язык.

– На самом деле, Одри, что все это значит? – продолжала настаивать миссис Рестон.

– Только то, что я вам сказала, не больше.

– И все-таки, дорогая моя, вы не можете не признать, что такое поведение выглядит странным?

– Мама, прошу вас! – попытался остановить ее Алан.

– Оставь меня в покое, необходимо наконец поставить все точки над i. Вам, кажется, не по вкусу наше общество, Одри? Уже в Кадиксе вы позволили себе совершенно неприличную выходку. Я не особенно разбираюсь в нравах современных девушек, но в мое время, если уж нам выпадало редкое счастье путешествовать вместе с женихом, мы почти не расставались. Вы же, напротив, явно избегаете моего сына. В основном бродите где-то одна! Что это значит, я вас спрашиваю? Увидеть вас можно разве что за едой. Правда, тут ничего не скажешь – приходите вовремя. Согласитесь, однако, что мы с Аланом имели право ожидать иного отношения с вашей стороны?

Одри колебалась, не зная, стоит ли воспользоваться случаем и разорвать помолвку. Достаточно дать волю раздражению – и конец. Но она подумала о родителях, а кроме того, сочла недостойным возвращать Алану слово, не объяснившись окончательно.

– Занятия в этом году были так изнурительны, что мне, видимо, необходимо одиночество, отдых и движение…

– Если вы полагаете, что путешествие из Лондона в Геную – это сидение на месте, то что же вам тогда нужно?

– Повторяю вам, в Генуе мне не так нравится, как в Риме или Флоренции.

Алан, до сих пор почти не принимавший участия в разговоре, решил вмешаться:

– Вам хотелось бы поехать в Рим или во Флоренцию, Одри?

– Нет, в Неаполь.

Эйлин испустила вопль ужаса.

– Вы теряете голову, дорогая моя? В Неаполь? В это отвратительное гнездо порока? И как только подобная мысль могла возникнуть у вас?

– Просто я считаю, что невозможно по-настоящему узнать Италию, не побывав в Неаполе.

Алан попытался ее урезонить.

– Вам уже тысячу раз повторяли, Неаполь – позор этой страны. Одри, такое место не для вас. Чтобы доставить вам удовольствие, я согласен сопровождать вас во Флоренцию или в Рим, хотя мои здешние занятия…

Мать сухо оборвала его.

– Нет, Алан, ваша работа слишком важна, чтобы жертвовать ею ради каприза!