Ирина Волкова - Месть в три хода

Оставив "ситроен" у обочины, я надела на спину небольшой рюкзачок с биноклем и съестными припасами, сошла с дороги и двинулась по склону. Расположенные вдоль шоссе дома полностью заслоняли виллу "Сирена". Солнце палило нещадно, уклон становился более крутым, а среди зарослей розмарина и тимьяна все чаще попадались отвратительно колючие кусты, напоминающие крымское "держи-дерево". В очередной раз я убедилась, что путь сыщика не усеян розами, хотя, если вдуматься, кусты роз вряд ли бы меня сейчас порадовали — шипы на них те еще.

Вряд ли бы я смогла внятно объяснить, чего ради мне вдруг понадобилось наблюдать за виллой Беара. Вероятно, игра в детектива оказалась занятнее морских купаний. Вопреки здравому смыслу, упрямство вкупе с привычкой доводить до конца самые идиотские затеи, настойчиво толкали меня вперед.

С трудом уклонившись от колючих объятий терновника, я заметила, что справа на кусте сломана пара веток, открывая проход. Сердце мое взволнованно забилось. Ни одному нормальному человеку не взбрело бы в голову совершать моцион в столь неудобном для этого месте. Тот, кто прошел передо мной, преследовал определенную цель. Неужели это был Гав?

Теперь двигаться стало легче. Проложенная предшественником едва заметная тропа вывела меня на выступающий из зарослей скалистый "зуб". Взобравшись на него, я возликовала: вилла "Сирена" отсюда была как на ладони, а пара кустов, непонятно каким чудом выросших на скале, служили отличным укрытием.

Держать бинокль на весу было тяжело, и я присела на острые камни, рассчитывая опереться локтями о колени. Осколки скалистой породы безжалостно вонзились в ягодицы. Я сдвинулась в сторону в надежде отыскать более удобную позицию и чуть не наступила на валяющийся на земле окурок папиросы. На бумажном цилиндрике голубела близкая сердцу россиянина надпись "Беломорканал".

Вцепившись в находку, как старатель в золотой самородок, я принялась с жадностью рассматривать улику. Ни малейших следов губной помады. С одной стороны окурок был сплющен. На картоне отчетливо виднелись следы зубов. Если память меня не подводила, Глаша не имела обыкновения прикусывать папиросу.

Итак, отчеты сыщика Гава, обнаруженные Пьером в тайнике, не были набросками нового романа. Существовал некий реальный Гав, которого Глаша снабжала ностальгическим русским куревом. Конечно, папиросу мог оставить и кто-то из местных, но вероятность этого была ничтожно мала. Вдохновленная своим открытием, я позабыла о терзающих плоть камнях и, наведя бинокль на виллу Беара, подрегулировала резкость.

Бассейн с вышкой, рядом другой бассейн, поменьше, вероятно, с подогревом и гидромассажем, несколько шезлонгов, идеально ухоженный сад, выложенные каменными плитами дорожки, изгибающиеся вокруг цветочных клумб, увитая виноградом беседка. Все было просто прекрасно, за исключением одной маленькой детали: объект наблюдения блистал отсутствием.

Часа через полтора энтузиазм, пробужденный во мне папиросным окурком, угас, и я снова подумала о том, что писателем быть все же несравнимо лучше, чем сыщиком. Трудишься потихоньку дома, солнце не жарит, в холодильнике лежит шоколадное мороженное и апельсиновый сок, да и в кресле сидеть не в пример удобнее, чем на острых камнях.

Я уже подумывала над тем, чтобы все бросить и отправиться на пляж, как двери виллы распахнулись, и к бассейну неспешной походкой прошествовал высокий загорелый мужчина в плавках с перекинутым через плечо полотенцем. Положив полотенце на шезлонг, он лениво потянулся и повернулся ко мне лицом.

В окулярах обрисовался красиво вылепленный подбородок, прямой нос и широко расставленные глаза под густыми черными бровями. Именно эти благородные черты были изображены на обложке расстрелянной Аглаей книги. Лауреат Гонкуровской премии, собственной персоной.

"Молодец. Держит себя в форме", — одобрительно подумала я, оценив впечатляющую мускулатуру.

Прыгнув в воду, Ив поплыл красивым правильным кролем. Я опять заскучала. Приятно, конечно, что хоть что-то увидела, но толку от этого мало. С другой стороны, чего я ожидала? Что Беар на моих глазах еще кого-нибудь изнасилует?

Дверь дома снова открылась, и я нервно подалась вперед, чуть не потеряв при этом равновесие. Теперь я знала, что зря сомневалась в словах Аглаи, как бы странно вся эта история не выглядела.

К бассейну, пританцовывая, двигался дьявол, словно сошедший со страниц "Изгнания бесов" — обтягивающее черное трико, высокие ботфорты, красные рожки, взлетающий при прыжках красный хвост с кисточкой на конце. Глаза адского создания были скрыты за вшитыми в ткань зеркальными стеклами. Обведенные хищными красными контурами, стеклянные вставки отражали солнечный свет, напоминая миниатюрные жерла изрыгающих пламя вулканов.

Танцуя и подпрыгивая, черт дважды проскакал вдоль бассейна. Двигался он очень грациозно, я бы даже сказала — женственно, и если бы не широкие плечи и узкие бедра, я бы склонилась к мысли, что под обтягивающей черной тканью скрывается красотка из стрип-бара.

Ив теперь плыл медленно, держа голову над водой. Его губы двигались, но, к сожалению, расслышать, что он говорит, я не могла.

Остановившись на краю бассейна, дьявол просунул руку себе между ног и расстегнул вшитую в паху молнию. Предмет, извлеченный им наружу, не был покрыт кабалистическими письменами и явно уступал по размерам инструменту, описанному Аглаей в "Изгнании бесов", что, впрочем, не удивляло — в противном случае парень запросто мог бы попасть не только в книгу рекордов Гиннеса, но и в энциклопедию медицинских курьезов.

Плещущийся в бассейне писатель отреагировал на бесстыдное поведение нечистого с большим энтузиазмом и энергичными жестами предложил ему присоединиться к себе.

Дьяволу эта идея понравилась, и, нащупав на затылке замочек еще одной "молнии", он потянул его вниз, вдоль спины, освобождаясь от черной эластичной оболочки, как змея от старой кожи.

В окулярах мелькнули вьющиеся золотые кудри и любовно подрумяненная загаром атласная кожа. Наклонившись вниз, дьявол, решивший преобразиться в ангела, скинул сапоги, высвободил из черного эластика ступни изумительно стройных ног и выпрямился, потягиваясь, раскинув руки в жесте, которым индусы приветствуют солнце.

Бинокль чуть не выпал у меня из рук. Интересно, сколько еще сюрпризов подарит мне сегодняшний день? Парень, ласточкой сиганувший в воду, был тем самым, что пересек Английский бульвар перед отелем "Негреско". Меньше всего я ожидала увидеть златокудрого херувима, некогда покусившегося на мою честь в холодном осеннем лесу, на вилле лауреата Гонкуровской премии и одного из самых популярных современных писателей.

Пока я, ошеломленная головокружительной карьерой русского насильника, размышляла о прихотливых путях судьбы, Ив сдернул себя трусы и предался тем самым, отнюдь не поощряемым церковью забавам, за которые в свое время бог обрушил мощь своей тяжелой артиллерии на погрязшие в аналогичном грехе Содом и Гоморру. Вероятно, с тех пор Господь стал придерживаться более либеральных взглядов, ибо раскаты грома не прокатились по безмятежно-лазурному небу, и грозная молния не ударила в мозаичное дно бассейна.

Вздохнув, я опустила бинокль. Не то, чтобы меня смущали гомосексуальные утехи. Скорее, дело было в том, что голливудские боевики, к которым испытывал особое пристрастие мой третий бывший муж, настолько наскучили нам обоим обилием затянутых постельных сцен, что в последнее время мы просто проматывали их, как рекламу, в надежде обнаружить среди бесконечного траханья хоть какое-то интересное действие.

Поскольку ускорить развитие событий в данном случае не представлялось возможным, я решила воспользоваться моментом и перекусить — волнение всегда пробуждало во мне аппетит.

Пенистая струя теплой кока-колы с сердитым шипением вырвалась из банки и окатила мне ноги. Чертыхнувшись, я поставила банку на землю и достала из рюкзака бутерброды, щедро нафаршированые яйцами, луком, анчоусами кусочками тунца и молодыми артишоками.

Разделавшись с ними, я снова взялась за бинокль, и, как оказалось, вовремя. Ив со златокудрым херувимом уже выбирались из бассейна. Блондин растянулся на шезлонге, а писатель, нежно поцеловав его на прощанье в подрумяненное солнышком плечо, направился в дом.

Прошло еще с четверть часа. Херувим переменил позу, перевернувшись со спины на живот. Я опять заскучала, но тут к бассейну снова вышел Беар. Он был одет в светлые брюки и трикотажную рубашку-"поло" с короткими рукавами. Что-то сказав блондину, писатель двинулся к гаражу. Пару минут спустя из ворот виллы выскользнул большой темно-синий автомобиль с откидным верхом. Марку его на таком расстоянии я определить не смогла.

С биноклем в руках я нервно вскочила на ноги, соображая, что делать дальше: преследовать Ива, или для начала пообщаться с блондином. Первый вариант отпал автоматически: пока я, пробираясь через колючие кусты, добралась бы до своего "ситроена", Беар вполне успел бы домчаться до Сан-Тропеза.