Наталья Горчакова - Я написала детектив

— А как вы поняли, что он не искусствовед?

— Я ведь много лет проработала в Пушкинском музее в хранилище. У нас искусствоведов перебывало — страсть, не перечислишь. У меня глаз наметан. Я их сразу вижу. И по разговору, и по манере поведения, и по внешности отличить могу. Конечно, о своей коллекции я никогда не распространялась. Вела себя тихо и скромно. Не то предложениями бы замучили. И без того то и дело ходят, а так прохода не давали бы. Так что этого я в два счета вывела на чистую воду.

— Значит, этот бизнесмен ничего в живописи не понимал?

— Нет, почему же. Он очень даже разбирается, знания у него неплохие, основательные. Но не искусствовед. Говорю же, я на своем веку многих искусствоведов повидала, что к чему знаю. Вопросик могу каверзный задать. Другой так и не ответит.

Она хитренько улыбнулась. Все-таки Анфилада Львовна дама себе на уме. Совсем не наивная и довольно непростая.

— А как он вас нашел? И почему вы его впустили? Вы всем малознакомым людям дверь открываете?

— Он через дочь мою договорился. Нагрянул ни с того ни с сего. Детки подсылают иногда мне визитеров, а предупреждать забывают. Чтобы самим отделаться от них или на будущее клиентуру подбирают, кто их знает.

— Этот предприниматель не оставил своего телефона?

— Он мне визитную карточку дал. Только я ее сразу выбросила. Не собиралась я ему продавать картины. Фамилия-то у него, дай бог памяти, что-то растительное…

Ну вот, приехали. Антон Павлович Чехов. «Лошадиная фамилия».

Анфилада Львовна задумалась, губы зашевелились, беззвучно перебирая сочетания букв. Я терпеливо ждала.

— Да, — воскликнула она радостно, — Васильков, точно. Он еще смеялся, что на пейзаже Шишкина на первом плане васильки растут. Так он из-за них и хочет эту картину.

— А что за фирма у него, не помните?

— Название не скажу. Мне было ни к чему. Какое-то мудреное, иностранное. Вспомнить даже не берусь. А занимается он окнами. Генеральный директор. Сказал, что если решусь ставить стеклопакеты, так чтоб к нему обращалась непременно. Мне большую скидку сделают. Какие уж там стеклопакеты? У нас окна прошлого века: с медными ручками, защелками. Только посмотрите. Такие теперь еще поискать.

Оставив вопрос об окнах открытым, я решила начать готовиться к отступлению.

Записав в блокнот все добытые сведения, узнав на всякий случай адреса детей, а также получив фотографии пропавших картин, я выбралась из темной, душной квартиры на воздух, окутавший меня жаркой, плотной пеленой. Дышать и тут было нечем, солнце палило нещадно, двор был пуст.

Я взглянула на часы. Уже пять. Четыре часа проговорила старушка.

Жаль, я не догадалась спросить, где находится жилсоцобеспечение. Могла бы зайти, поискать рыжую девицу. Конечно, маловероятно, что она оттуда, но выяснить надо. Если вернуться к Анфиладе Львовне с новым вопросом, вырваться раньше чем часа через два не удастся. Меня окончательно заговорят.

Делать нечего. Узнаю по справочной. А сейчас — домой. Обдумать имеющиеся сведения. Как я ими воспользуюсь? Непонятно.

Забравшись в кресло, я взяла чистый лист бумаги и вывела посередине — «А. Л.», что означало Анфилада Львовна. От этой аббревиатуры провела стрелочку и написала: «Рыжая» и от нее — «Соцзащита». Вторая стрелка привела к «Галерее». Следующая — к «Василькову». Три остальные — к «Детям».

Согласно утверждениям Анфилады Львовны, ее дочь уехала отдыхать в Сочи еще две недели назад.

Ни секунды не сомневаясь в ее словах, я подвинула к себе телефон, заглянула в блокнот и на всякий случай набрала нужный номер.

— Алле, — ответил старческий голос, не имеющий пола.

— Можно попросить Оксану?

— Кого? — не расслышали на том конце.

— Оксану, — громче произнесла я.

— Оксану? Нету Оксаны. Уехали все. Давно их нет. В Сочи они. В эту пятницу должны вернуться. Одна я.

— Спасибо. До свидания.

Рядом с Оксаной я написала — «Сочи». И обвела ее кружком. Впрочем, не думаю, что это она, ей не до того. У нее пляж, море, солнце…

Старший сын Андрей уже год как работал в Италии. Поэтому его также смело можно вычеркнуть. То, что он мог приехать на пару дней, ограбить старушку маму и сбежать обратно, вызывало сомнения.

Да, не сидится детям Анфилады Львовны дома. Кроме всего прочего, дети, как я поняла, были вполне обеспечены и так уж срочно в деньгах не нуждались.

Подумав, я злорадно пририсовала еще одну, самую жирную стрелку — «Говорун». Что, если именно он стащил картины тетушки и отправил на поиски меня, — все равно ведь не найдет, по его убеждению. Или вообще позвонил ей утром и говорит: «Тетя, дорогая, к тебе одна дура припрется. Так ты навешай ей лапши на уши, что у тебя картины свистнули». Вот тетя перед моим приходом картины и сняла, продемонстрировала пустые прямоугольники, усыпила своими сказками мою бдительность, а когда я ушла, преспокойненько повесила их на прежнее место.

Нет, зачем зря наговаривать, милейшая Анфилада Львовна не способна на такое, не стала бы придумывать и идти на поводу грязных шуточек своего племянника. Конечно, она как-то смутилась, когда начала говорить об украденных картинах, став немногословной, но впечатление врущего человека не производила.

Как это ни прискорбно, а Говоруна вычеркнуть придется. Обидно. Но надо признать: не такой он дурак, даже со своими глупейшими детективными романами, чтобы отправлять меня выяснять обстоятельства собственного преступления. А хорошо было бы уличить именно его.

Я со злорадством и, не свойственной мне кровожадностью, представила, как на него надевают наручники, невзирая на его выкрики о невиновности, и уводят. Я снисходительно улыбаюсь, сажусь в его серо-голубой «мерседес-кабриолет» и с шиком приезжаю домой. (Забудем на минуточку, что водить машину я не умею и прав у меня нет.) Тяжело вздохнула и обвела Говоруна кружком.

Остаются хозяйка галереи «Нео-арт» и некто господин Васильков без имени и отчества, бизнесмен, разбирающийся в искусстве. Хоть один из них связан с рыжей девицей или она приведет к кому-нибудь еще? По идее, она могла быть знакома и с тем, и с другим.

Что ж. И начнем с нее. Ниточка, конечно, тонкая, как, впрочем, и все остальные. Да какая разница, с кого начать? Шансов-то никаких.

Позвонив в 09, узнала телефон соцзащиты. Перезвонила туда, выяснила адрес и приемные дни. Повезло — завтра был как раз такой. Завтра и примусь за работу.

Какой же глупостью я занимаюсь. Хочется смеяться. А еще плакать: как же жалко бабушкины сережки!

Встав пораньше, что для меня мало сказать тяжело — мучительно, я отправилась в Управление соцзащиты. Найти его не составило труда.

В коридоре выстроилась огромная очередь, состоящая из стариков и старушек. Они все что-то оживленно обсуждали.

Пристроившись в хвост, я достала из сумки последний детектив Говоруна, предусмотрительно купленный по дороге. Надо же изучить опыт предшественников, чтобы в случае чего знать, как действовать.

Конечно, мой бывший сокурсник в этом вопросе не является для меня авторитетом. Не мешало бы почитать что-нибудь классическое. Но на уличных лотках ничего такого не попалось, для начала сойдет и это.

Название было совершенно бредовым, сюжет отличался прежним кретинизмом. От героев хотелось ожидать чего-нибудь лучшего, чем их беспорядочные и бессмысленные метания в поисках истины, лежащей на поверхности, точнее на пятнадцатой странице.

Да, подумалось мне, какой же идиоткой вскоре буду выглядеть я!

Есть ли в книжных магазинах пособия для начинающих детективов? Надо узнать. А то без него никуда.

Когда подошла моя очередь, я, резво переворачивая страницы незамысловатой книги, дошла уже до середины, так и не дождавшись проблесков интеллекта у главного героя следователя Михайлова. Озарение его тоже не посещало. Такое впечатление, что сначала Говорун написал преступление, а потом усиленно стал думать, как бы его подольше не распутать.

Среди персонажей царил такой сумбур, что запомнить, кто есть кто и как он связан с описываемым преступлением, я, как ни старалась, не могла. Приходилось то и дело возвращаться на несколько страниц и вспоминать, кто же этот очередной Иван Иванович или Марья Тимофеевна и какое отношение имеют они к сюжету.

Нагромождение совпадений жутко раздражало. Люди, по идее никак не связанные друг с другом и по логике течения жизни столь нелепое переплетение судеб которых было нереально, тем не менее были запутаны в такой тесный клубок, что поверить в это было невозможно. Ну в самом деле, какая вероятность, что А случайно зайдет со своим другом Б в первую же попавшуюся нотариальную контору к незнакомому нотариусу, который окажется любовником жены А и одновременно, как выяснится впоследствии, братом матери Б, о чем, конечно, никто не знает, да еще самым причудливым образом будет связан с их общим знакомым В, являющимся любовником жены С, который в свою очередь школьный приятель жены Б и коллега по работе тещи А.