Ирина Потанина - Дети Деточкина или Заговор Бывших мужей

– Сначала ты ей про мои дела вопросы задавала. А потом он, – Ожигов был до крайности доволен произведенным эффектом, – Думаю, ты ему знак подала, что не колется операционистка. Верный, надо сказать, расчет. Любой бы испугался. Одно дело пигалица в короткой юбке интересуется, другое дело серьезный мужик подходит и те же вопросы задаёт, еще и корочкой журналистской под нос тычет. А разговаривает так, будто ему все чем-то обязаны. Только корочка-то эта – не аргумент. У меня у самого тридцать удостоверений будет, если захочу. Не повод это так себя вести. Да не бойся ты, я не ясновидящий какой. Просто операционистка мне сразу позвонила, о возможной опасности оповестить. А товарищ твой хамом редким оказался. Как понял, что и перед ним Юлечка не расколется, так наобещал женщине массу неприятностей. Обругал с головы до ног, да сбежал… «Зря,»– говорит, – «Еще наплачетесь из-за своего молчания.» Как прикажешь это понимать?

– Придурок, видимо, – честно заявила я, – Одно дело для статьи материал собирать, добровольцев-информаторов ища. Другое дело пытаться людей принуждать к чему-то… Я за него прошу прощения. Это он явно переусердствовал.

– Ты не у меня прощения проси, а у неё! – Ожигов снова застучал по столу.

– Да, да, – я успокаивающе улыбнулась, – Так что там про начало вашей деятельности? Вы говорили, блаженные времена…

– Таки выпытала из меня! Вот, журналюга – лукаво прищурился Ожигов. Ему явно хотелось рассказывать, – Ладно, слушай. Только впредь, ежели тебе, или твоим орлам, что-то будет интересно… Честно подходите и спрашивайте. Может, отвечу… А твоими методами только на неприятности нарваться можно. Уяснила?

Я кивнула. Отчего-то, от подобного торжества честных методов, у меня на душе сразу посветлело. Эх, расскажу потом Жорику о пользе правды и открытости, он будет побежден навеки. Станет локти кусать, что не верил, когда я ему о таких простых истинах твердила. Он-то до сих пор считает, что в этом мире только хитростью да силой добиться результата можно.

– Так вот, – Ожигов мечтательно прищурился. Видно было, что воспоминания доставляют ему массу удовольствия, – Первый свой серьезный заработок я получил, между прочим, вполне законно. А как ты хотела? Скажешь, мол, тогда законно можно было только сто рублей в месяц заработать? Э нет, голубушка… Золотые времена.

– Сколько вам было лет? – хладнокровный сборщик информации умер во мне, уступив место страстному почитателю интересных сюжетов.

– Аж двадцать три. Я тогда только художественное училище окончил. Во времена Советского Союза люди другие были. Бюрократическая система лопалась от всевозможных маразмов и никто уже странностям не удивлялся. Верили всему. Да и терять людям особо было нечего. Всё ж не своё, казённое. Казённого-то и не жалко. Это сейчас никто никому не верит. За лишнюю копейку удавиться готовы. Раньше деньгами дорожить постыдным считалось. Скряги высмеивались…

Я не совсем понимала суть всей этой тирады. Зачем-то процветающий Ожигов корчил из себя стареющего брюзгу, живущего по принципу «лучше там, где нас нету». Ему-то чем тогда хорошо было?

– Раньше намного проще было заработать, – ответил на мой незаданный вопрос Ожигов, – Основное – творчески мыслить. Мы с товарищем моим мыслили. Ездили по заброшенным Российским глубинкам. Дивных, надо сказать, пейзажей насмотрелись. Массу историй наслушались. Тысячу судеб через собственные сердца пропустили.

С каждым предложением Ожигов становился мне всё более симпатичен. Кто б мог подумать, что финансового воротилу могут интересовать судьбы и пейзажи?

– А главное, кучу денег заработали.

Ожигов сделал паузу и оценивающе глянул на меня. Видимо, я слушала с достаточной степенью заинтересованности. Бизнесмен хитро усмехнулся и продолжил.

– Приходим мы к председателю колхоза в какой-нибудь Богом забытой деревеньке, представляемся, как положено: Ожигов П., – для наглядности, бизнесмен вскочил, вытянулся по стойке смирно и принялся рапортовать, – Активист, комсомолец, спортсмен, а главное – вольный художник. Всё сказанное мой товарищ, который у нас всегда играл роль человека практичного, должными документами подтверждал. После столь лихой церемонии представления, мы переходили к сути вопроса. А суть заключалась в том, что наша комсомольская организация послала двух художников по миру ездить, да в глубинках народ агитационными материалами поддерживать. Ну и тут же, естественно, принимались мы громкими названиями и именами бросаться. «Вот в вашем районном центре в комнате сбора младших комсомольцев видали портрет Ленина на стене? Это мы писали. Нас лично товарищ такой-то, председатель тамошний, просил» Надо заметить, что такой комнаты в городе вполне могло и не существовать, но наш собеседник, конечно, об этом не догадывался. Фамилия председателя вроде верная, так с чего ж сомневаться? Надо заметить, что фамилию комсомольского председателя в районном центре каждая собака знала, и любой алкоголик за стакан продиктовать готов был. Покончив с саморекламой, мы приступали к рекламе правящей партии. «Хотите, мы вам кабинет портретом Ильича украсим? Уже есть? Это плохо. Точнее, хорошо. Что? А «Колхозник! Даешь победу в битве за урожай!» на входе в сельсовет? А «Пальцами и яйцами в соль не лазить!» или «Спасибо нашим поварам…» для столовой? Бедный председатель, и так обалдевший оттого, что к нему в глухомань беззаборную вдруг художники приехали, и без всей этой рекламы чего-нибудь бы заказал. А с такими-то разговорами, и подавно шелковым становился. «В клубе надо «Слава!Слава!Слава героям!» написать!» – иногда входил в раж мой товарищ, – «Ну конечно дословно, это же говорил великий поэт революции. Кто? Не знаете… Ну, знаете ли… Конечно, Маяковский.» В общем, оформляем заказ по всем правилам, намётанной рукой малюем, берем денежки, да сваливаем. Солидные деньги, между прочим, таким образом зарабатывались. Но это всё первые опыты были. Вот дальше, в Средней Азии, так настоящие прибыли начались.

– Ну? – чутко отреагировала я на очередную театральную паузу.

– Так и быть, поделюсь опытом. Увы, он уже никому не пригодится, – явно довольный проявленным мною интересом, загадочно проговорил Ожигов, – Началось всё, прям как в анекдоте: Уезжает старый еврей. Был у нас в училище один преподаватель. Как только стало возможно, собрался он на историческую родину. Нас с товарищем он всегда, как лучших учеников, из толпы выделял. И решил он нам услугу оказать. До сих пор я этому преподавателю нижайше благодарен. Отдарил он нам вещь, которая и его, и семью его всю жизнь кормила. Ни за что не догадаешься, о чем речь идет!

– Не берусь даже пытаться… Может, скатерть-самобранку?

– Почти. Вручил он нам негативы широкоформатные. С помощью которых обычным кустарным способом фотопечати можно было производить плакаты по технике безопасности. Припоминаешь такие? Родные советские комиксы с призывами не стоять под стрелой, не ковырять в носу и мыть руки перед употреблением ядовитых грибов? Вообще говоря, они никому на фиг нужны не были. Но мы честно снабдили в свое время этими плакатами все предприятия Средней Азии. Нас волшебное слово «план» выручало!

– Вы что снабжали директоров предприятия анашой? – недопоняла я.

– Ужас!!! – разгорячился вдруг мой собеседник, – Кого страна вырастила?! Великое слово «план» у них теперь только с наркотой ассоциируется! Эх, в тридцатые года бы вас всех… «План», рыба моя золотая, это «план». «План» – это значит, что если я за квартал определенное количество своего товара не реализую, то меня начальство живьем сожрет. И именно об этом я, сделав печальное лицо, твердил директорам предприятий. И поэтому они, не жалея казенных денег, относились ко мне с пониманием, и плакаты мои, по дешевке предложенные, раскупали. Понимаешь?

– Что ж непонятного. Сетевой маркетинг в чистом виде. Только сейчас они говорят, что их Канадская Оптовая Компания распродажу проводит, а вы на несуществующее начальство жаловались.

– Во как времена изменились! Раньше люди товар покупали, чтобы продавца выручить. А теперь, напротив, только о себе заботясь. Раньше ради взаимовыручки, а теперь чтобы дешевле, чем сосед, отовариться. Сечешь?

Я не секла, потому как при подобных сравнениях необходимо было учитывать еще и тот факт, что раньше люди государственными деньгами распоряжались, а теперь своими кровными. Но спорить с эмоциональным рассказчиком как-то не хотелось.

– В общем, да, – ответила я, – А дальше?

– Что дальше? …

– Нет. После этого периода вы чем занимались?

– Много чем, – суетливо отмахнулся Ожигов, – В перестроечные времена даже спекулянтом был.

– Кто ж им тогда не был? Но, если хотите, я об этом писать не буду.

– Ой, да пиши на здоровье. Официально там всё чисто было. И потом, кто сейчас былые дела ворошить будет? Если копнуть, то за каждым вторым нечто подобное числится.