Татьяна Луганцева - Террариум для Царевны-лягушки

– Хорошо... Только я одного понять не могу... – допила от горя и боли свою водку Меланья.

– Чего?

– Ты говоришь, что я без документов.

– Ну, так и есть.

– Так со мной же и сумка была, и паспорт, и деньги... – захлопала длинными ресницами Меланья.

– Не было ничего.

– Вот ведь паразит! Водитель упер!

– Денег много было? – спросила медсестра.

– Достаточно.

– Не знаю, произвел впечатление порядочного человека. Да и зачем ему тогда светиться и привозить тебя сюда? Скинул бы на обочину, да и поехал бы дальше. Ему выгоднее, чтобы тебе не оказали медицинскую помощь.

– Не все пойдут на убийство! – не согласилась Меланья. – И еще я одного не понимаю...

– Чего? Где ты так траванулась?

– И это тоже. Но сейчас не это главное...

– А что может быть главнее того, что так отравилась, что чуть не померла?! – удивилась раскрасневшаяся Вера.

– Мой парень... Как он мог поступить так со мной? Хуже, чем с бешеной собакой. Мы же были вместе, мы были одной командой. Он видел, что мне плохо. И бросил именно в этот момент. Это же бесчеловечно! Оставить женщину, доверившуюся тебе, в машине, с незнакомым мужчиной, в чужой стране, в полуобморочном состоянии. Как он мог? Он казался странным типом, но уж точно не подлецом. – Меланье захотелось плакать.

– Все мужики сволочи! Странно, что ты поняла это не в двадцать лет, а только сейчас, – вздохнула Вера. – Мой четвертый... или третий? Или четвертый муж? Тьфу! Неважно! Он был поляком, но помимо этого был большой сволочью... Мы познакомились в Воронеже, где я жила, он привозил товар на рынок. Останавливался у меня, говорил слова, которые мы, бабы, очень любим слышать. Ты понимаешь, о чем я? Это мне сейчас ясно, что он просто экономил. Не надо было платить за гостиницу, и баба под боком, и койка, и жрачка! А потом бизнес у него навернулся, ну он и разыграл из себя несчастного Ромео, пропадающего без своей Джульетты и страстной любви. Как он меня уговаривал! Я-то медсестрой всю жизнь работала, он обещал, что и в Польше буду работать в больнице для русскоговорящих! Представляешь? Я-то и поверила! А потом, все-таки заграница! Родители у меня к тому времени уже умерли. Сын, которого я родила рано, в шестнадцать лет, жил отдельно. Вот я и рванула шесть лет назад сюда за любимым. А мой Ромео оказался нищим крестьянином на заброшенном хуторе, и ему требовалась хозяйка, а по совместительству повариха, уборщица и просто ломовая лошадь. О любви речи сразу же прекратились, работать медсестрой в той глуши просто было негде. А без знания польского языка меня бы никуда и не взяли. Это я теперь понимаю. А ведь приехала сюда наивной дурой в сорок лет. Так и пахала с утра до вечера, руки превратились в почерневшие культяпки. Жуть!

– А вернуться домой? В Россию? – спросила Меланья, на минуту даже позабыв о своих злоключениях и о боли в копчике.

– Так я же сдуру, поддавшись на его уговоры, продала свою двухкомнатную квартиру в Воронеже и отдала деньги ему на «поправку бизнеса». Ой, какие же мы бабы бываем дуры! Ужас! Ты радуйся, что твой слинял на начальном этапе. Не завязла еще, как я. Сама себе же и отрезала пути к отступлению! Денег своих я больше, конечно, не увидела. Возвращаться мне было некуда. Не сыну же на голову, у него тогда только ребенок родился. А тут картина «явление блудной мамы» из фильма «Короткое польское счастье». Нет, не могла я вернуться. Так и решила, что это мне наказание свыше. Муж пьянствовал с мужиками, собирал всю пьянь в деревне, они о чем-то громко говорили на своем языке, а я обслуживала. И как-то до меня дошло, что это они меня обсуждают и надо мной смеются. Я поняла, что надо что-то делать. И выход был найден. У меня была одинокая старая соседка – полька. Она сначала меня никак не признавала, а потом, видимо, пожалела, увидев, как я пашу и днем и ночью. Я стала помогать и ей в огороде, так как полоть она не могла, у нее жутко болели суставы, а она начала меня учить польскому языку. Ох, лучше бы я его не учила! Я ведь стала понимать, что эта скотина говорит про меня своим дружкам! А соседке я стала делать уколы и лечить суставы, ей становилось значительно лучше. Она умерла у меня на руках в возрасте семидесяти восьми лет. Последние два года мы с ней сильно сблизились. У меня, кроме нее, не было никаких знакомых, она научила меня языку, а я облегчала ей страдания от болезни и избавляла от одиночества. Неожиданностью оказалось то, что за год до смерти соседка свою халупу и счет в банке завещала мне. Наверное, она хотела хоть как-то помочь, – глотнула водки Вера. – Извини! До сих пор ее вспоминаю! И в храме, когда бываю, всегда за нее свечку ставлю. Ну и пусть католичка! Бог – один для всех нас, людишек!

– Да, – протянула Меланья. – Поучительная история.

– На деньги соседки я купила в городе комнатку и устроилась по специальности. Правда, больница так себе, сама видишь, но зато я себя человеком чувствую. Да, и еще! Мой суженый-то после моего отъезда другую-то дуру не нашел и совсем спился, хозяйство запустил. И умер.

– Умер? – удивилась Меланья.

– Уже с год как. От гипертонического криза, меня-то рядом не было, никто не помог. Он хоть и не оставлял завещания, а все его имущество перешло мне, как к законной жене. Конечно, не бог весть что, но вкупе со вторым участком соседки я смогла более-менее выгодно продать все и купить однокомнатную квартиру и подержанную машину. Теперь чувствую себя очень даже неплохо. А комнату я сдаю и имею добавку к небольшой зарплате. В данный момент у меня живут двое студентов из России. Люблю я все-таки своих соотечественников, ностальгия у меня... Как хорошо, что ты оказалась здесь, то есть это, конечно, плохо. Просто давно я так душевно не сидела. Поговорить-то не с кем по-человечески. Другими друзьями после смерти соседки я так и не обзавелась.

Меланья поняла, что и выпить водки-то Вере толком не с кем.

– А что теперь будет со мной? – спросила она.

– Хороший вопрос. Думаю, что я отвезу тебя на своей развалюхе в Варшаву в российское посольство. Я знаю, где это. Там тебе помогут с документами и отправят домой. Твои злоключения закончатся, и в новую историю не попадешь.

– Договорились. – Меланью развезло от водки. – Все равно бы я сейчас секретаршей работать не смогла.

– Секретаршей? Что ты говоришь?

– Сидеть я почти не могу, да и кофе подавать – с большим трудом, – вздохнула Меланья.

Дверь в кабинете Веры противным скрипом оповестила о пришедших посетителях. Ими оказались студенты, неудачно попавшие на практику.

– А... дармоеды! Заходите! Меланья, подвинься, дивана на всех хватит, – распорядилась Вера. – Поели? – грозно спросила она.

– Что бы мы без тебя, Вера, делали, – ответил Дима, косясь на Меланью. – Ну, как ты?

– Жива. Сидеть больно...

– До свадьбы заживет, – прервала их Вера. – Выпить хотите?

– Конечно! – оживились парни.

Меланья увидела вторую бутылку водки, словно по мановению волшебной палочки возникшую из-под стола.

– А восемнадцать лет есть? – хитро посмотрела на ребят Вера.

– Ну что ты? Нам по двадцать четыре года! Ты же видела наши паспорта! Мы же на последний курс перешли! – сказал Дима, а Вера смотрела на Гришу.

– Видела, видела... Ладно, поухаживайте за дамами, разлейте понемногу...

– Я больше не... – попыталась было отказаться Меланья.

– За знакомство! За здоровье! За отсутствие айсбергов на нашем пути! За счастливый и не очень счастливый случай, который свел нас вместе. У каждого своя история.

Против такой тирады Меланья возразить не смогла. Вера же вытащила коробку конфет и ловким резким движением ее раскрыла.

– Берите! Понимаю, не лучшая закуска к водке, но это единственное, что приносят иногда благодарные пациенты или их родственники.

Они пили, заедая теплую, противную водку не менее противными мягкими шоколадными конфетами. Но все равно настроение у компании резко улучшилось, все стало казаться родным и очень добрым. Меланье, правда, приходилось периодически подавлять рвотный рефлекс в неокрепшем желудке. Она только одного не могла понять – показалось ей, что между Верой и Гришей что-то есть? Взгляды, которыми перебрасывались Вера и Гриша, Меланью наводили на подозрение. Конечно, возникали мысли типа «он же в сыновья ей годится». Хотя сейчас было такое время, что разница в возрасте мало кому мешала.

– Вера, у нас скоро практика заканчивается. – Гриша обращался исключительно к ней.

«Не показалось», – решила Меланья.

– Ну и что? Счастливого пути. – Вера напустила на себя самый безразличный вид на свете.

– Ну, началось... – закатил глаза Дима.

И Меланья еще раз утвердилась в своем подозрении.

– Поехали со мной, – обратился к Вере Гриша.

Та нервно закачала ногой и посмотрела на Меланью, понимая, что должна ей кое-что объяснить.

– Поклонник у меня, видишь, нарисовался. Молоко на губах не обсохло...