Игорь Тумаш - Чисто русское убийство

— Но Самойлова мог также инфицировать и кто–нибудь другой. Наконец, еще нужно разобраться, кто кого инфицировал. Вполне может оказаться, что Самойлов — Миронова.

— Может. Однако похоже на то, что Миронов даже не догадывался, что инфицирован, а у Самойлова, сделавшего анализ, поехала крыша, и он задумал во что бы то ни стало наказать переносчика. Так как точно не знал, кто его «наградил», то в помутнении рассудка решил убивать всех, с кем вступал в половой контакт. Не единичный, кстати, случай… Не понимаю таких людей, — вздохнул Карнач. — Ну, подцепил заразу — будь человеком, сдохни достойно. Нет, норовят счеты свести. Бывает и похуже, когда ВИЧ-инфицированные ставят перед собой цель утянуть за собой в могилу как можно больше людей и умышленно инфицируют еще сотни людей. Впрочем, это характерней для ВИЧ-инфицированных проституток, которые из нимфоманок превращаются в мужененавистниц.

— Вы хотите сказать, что Самойлов убил кого–то еще?

— Похоже на то, — уже спокойно ответил Карнач, отмыкая сейф и вынимая початую бутылку коньяку. — Если учесть, что до Миронова в Киселевграде был убит еще один ВИЧ-инфицированный гражданин. Этак аккуратно, без следов убит. Не столь, правда, заметный.

— Некто Яновский?.. Помнится, был такой гражданин. Все верно — инфицированный.

— Он самый. Между прочим, тоже танцор театра оперы и балета. Ведь явная цепочка прорисовалась: Яновский — Самойлов — Миронов. Все трое извращенцы. Двое из них однозначно ВИЧ-инфицированны, что подтверждено заключением медэкспертизы, третий, Самойлов, тоже инфицирован, ясно как божий день. Наличие цепочки у тебя вызывает сомнения?

— Да вроде нет, — вяло согласился Фоминцев.

— Двое из них убиты. Какой вывод из этого следует?

— Что Самойлов мог стать убийцей и Яновского, и Миронова… — задумчиво констатировал Фоминцев. — Ведь действительно — схема. На первый взгляд кажется притянутой за уши, однако если вспомнить, какие страсти загораются в среде ВИЧ-инфицированных… Схема и есть, — вздохнул Фоминцев так, словно что–то проиграл.

Генерал располовинил коньяк на два емких фужера.

— Извини, Гунар, погорячился, наорал.

— Ну что вы, Григорий Калинович. Понимаю — нервы.

— Если бы этот гад хоть лабораторию не трогал, — взгрустнул генерал. — В общем, плюнь ты на завод. Ну, химичили там, понятно. Водка левая, водка правая — обычная система. Как это у Твардовского?.. А, фиг с ним, с Теркиным. Займемся заводом еще. Как–нибудь в другой раз займемся, хорошо? А сейчас давай не распыляться, а. Слови ты мне этого фашиста–поджигателя, убийцу, короче, зараженного. Да и закроем дело. Если справишься до конца недели, я уж Ольге Генриховне намекну. Ну, сам понимаешь. Ты ведь хотел квартиру купить.

— Понимаю, Григорий Калинович. Спасибо.

— Ладно, будем здоровы… Потом, после закрытия дела чокнемся.

* * *

Прищепкин, Капинос и Тарасюк слушали Фоминцева разинув варежки.

Надо же, как дело–то повернулось! Водочного барона за ВИЧ- инфицирование замочили!

— Ну что, братцы–менты, делать будем?

— Полагаю, прав Григорий Калинович, — поспешил высказаться Тарасюк. — В редкий раз прав. Надо нам бросить все да искать Самойлова. Бурмистрова заодно предупредить, чтобы сник на время.

— Вот именно, — согласился Капинос. — Ведь если будем отвлекаться на другие версии, а тем самым не остановим свихнувшегося на почве мести инфицированного убийцу, в деле могут появиться еще трупы.

— Ну тогда, как говорится, по коням! — провозгласил Прищепкин.

— Между прочим, братцы–менты, ночь на дворе, — поморщился Фоминцев, у которого версия генерала ну никак не хотела вызывать доверие. На логическом уровне, уровне подчинительском, если можно так выразиться, он ее принимал. Куда деваться? Вынужден оказался принять… На каком–то другом уровне — сознательном, подсознательном — ну никак принять не мог. Некую искусственность ее чувствовал, литературность, что ли. Ведь он слишком хорошо знал Миронова, Карнача изучил основательно. Кроме того, знал и кое–что такое, о чем предпочел не распространяться даже в кругу друзей.

— Потом отоспимся, — беспечно махнул рукой «атомоход» Тарасюк.

— Ребята, а помните ли вы историю с убийством правдоискателя генерала Кохлина? Ну, которого как бы жена в результате ссоры застрелила, — не без ехидства спросил Фоминцев.

— Как же не помнить. Очень подозрительная история.

— Вот и мне эта версия Карнача кажется очень подозрительной… Ладно, не буду мутить. По коням!

Самойлов жил в центре, в старом кирпичном трехэтажном доме. Капинос, Прищепкин и Фоминцев, держа оружие на изготовку, поднялись на третий этаж. Тарасюка оставили снаружи — наблюдать за балконом и окнами.

На настойчивый звонок в дверь — ноль ответных реакций, ни шороха. Капинос выразительно посмотрел на Фоминцева: ломать? Фоминцев кивнул. Ну какая дверь устоит против пивной бочки? Капинос был мастером по вышибанию дверей. Разгонялся и — плечом, всей массой! Свой коронный маневр Женька повторил и на сей раз. И буквально влетел в квартиру. Дверь–то оказалась совсем слабенькой, словно ее вышибали уже тысячу раз. Прищепкин и Фоминцев ворвались в зал и остолбенели. Потому что на крючке для люстры висел, покачиваясь на веревке, мужчина с посиневшим уже лицом.

Прищепкин выхватил из кармана мобильник, но Фоминцев жестом остановил.

— Сами сначала разберемся, — почему–то прошептал он, зло прищурившись. — Глянь–ка, и предсмертную записку Самойлов оставил.

«Миронов или Яновский должны были понести наказание — и понесли оба. Пришлось убить также ни в чем не виновных охранников. Прошу прощения у их близких и родственников. Жить дальше, чтобы умереть в ближайшем будущем от СПИДа, не вижу смысла».

— Ну что, шеф, дело Миронова закрыто? — спросил Женька, потирая ушибленное плечо. — Звоним в оперативную часть и отправляемся на водохранилище травить рыбу?

— Уж больно все ловко получается, прям как по сценарию. Вот что подозрительно. Ведь стоило только вычислить убийцу, как он тут же, дабы не подвергнуть версию генерала проверке, берет да вешается, — пробормотал Фоминцев, закатывая рукав на рубашке висельника. — Ну, конечно, без наркоты не обошлось! — воскликнул он, указывая на свежий след укола в вену на локтевом сгибе. — Вот сдохнуть мне сейчас на месте, но гарантию даю — Самойлов не повесился! Верите моей интуиции, братцы–менты? Его накачали наркотиками, заставили написать записку и повесили!.. Обратите внимание, все буквы в записке прыгают. Невменяемый писал… Грубо сработано, наспех — лоханулся Карнач. Оно и понятно, убирать Самойлова нужно было срочно. А для устройства какой–нибудь автокатастрофы необходимо время.

Прищепкин и Капинос Фоминцеву возразили, мол, без данных экспертизы окончательное заключение выносить рановато. Кто даст гарантию, что Самойлов не был наркоманом да не повесился в дурманном кураже сам.

— Соврала уже разок экспертиза следствию, — мрачно сказал Фоминцев. — По заказу вышестоящего начальства соврала. Насчет ВИЧ-инфицированности Миронова. Что же касается вопроса, был ли Самойлов наркоманом и не сделал ли себе инъекцию «на посошок» сам?.. Хороший вопрос. Давайте–ка внимательно осмотрим тело.

Висельника пришлось раздеть. Самойлов обладал прекрасной фигурой легкоатлета. Рельефные сухие мышцы под тонкой чистой кожей, узкие бедра, широкие плечи.

Более следов уколов не обнаружилось. Зато на сорочке не доставало трех пуговиц. Понятно, что пришивать пуговицы перед самоубийством могло быть и лень. Но неужели у Самойлова не было другой сорочки? Такой, извините, торжественный случай… Несколько обнаруженных синяков на теле наводили на мысль, что уколу предшествовала неравная схватка: Самойлова сбили с ног, наверно, прижали к полу. Вот во время схватки сорочка части пуговиц–то и лишилась.

— Это не наркоман, — сказал Капинос. — Насмотрелся я в анатомичке на трупы наркоманов. Как правило, у них атрофированные мышцы, дряблая кожа, угревая сыпь — потому что выделительная система, даже стопроцентно здоровая, не в состоянии выводить все токсины из организмов. А токсинов у наркоманов раз в десять больше, чем у нормальных людей. Следовательно, через кожу прут, отсюда и сыпь. Если принять во внимание синяки, пуговицы — прав Гунар Петрович, нарисованная им сценка вполне реальна.

— Похоже на то, что нас и впрямь расчетливо ввели в заблуждение и относительно извращенчества Миронова, и относительно его инфицированности, — констатировал Прищепкин.

— Наконец и ты въехал, — вдохновился Фоминцев. — А с домработницей предварительно Карнач поработал, так я считаю. Ну не мог я в Миронове до такой степени ошибиться. Понимаете, не мог! Это меня и вело, подталкивало, подталкивало. Ведь я столько лет его лично знал. Почти как тебя, Женька, тебя, Жора! Поэтому все время не мог отделаться от ощущения, будто нас пытаются водить за нос, но окончательно в этом убедился только сейчас, буквально сию минуту. Дурацкую, кстати, версию нам Карнач подсунул. Верно, пришлось на ходу придумать.