Иоанна Хмелевская - Бабский мотив

Интересно, кто же этот доносчик? Он один или их несколько? Муж уперся и ничего не скажет, шефа и спрашивать нечего, остаются Яцусь и пани Стронжек.

Яцусь уже проковылял по тернистому пути своего запутанного дела, так что появилась возможность отловить его и вытянуть правду. Я попросила его задержаться после работы.

— Яцусь, помоги мне, — взмолилась я. — Я тут как загнанный зверь, будь благородным рыцарем. Скажи, кто тебе трепал о моих выходках в баре, как его, «Типун»?

— "Тайфун", — поправил Яцусь, с интересом глядя на меня. — Никакой тайны тут нет: персонал, барменша, гардеробщик, официантка…

Но ведь…

Тут он прикусил язык, а я тем временем лихорадочно соображала. Наверняка персонал бара не мчался сломя голову ни к моему мужу, ни к шефу. Значит, кто-то еще.

— Что «ведь»? — рассеянно спросила я.

Яцусь поморщился.

— Н-ну.., вообще-то бар «Тайфун» — это уже история. В промежутке ты успела доставить публике немало других роскошных развлечений.

Какая тебе разница, кто о чем говорил? Ты ведь должна отдавать себе отчет, что люди будут мыть тебе кости, разгульная прокурорша — это же просто халва в шоколаде для любого сплетника.

Не хочу учить тебя уму-разуму, я тоже не святоша, но ты своими руками вяжешь себе петлю на шею. Мазохизм в тебе проснулся или как?

Я почти обрадовалась.

— Вот именно! Все равно, где я была и что делала, меня не удивит даже вытрезвитель…

— В яблочко!

— Ты о чем?!

— Тебя не так давно забирали в вытрезвитель. Должно быть, в полной отключке была, если ничего не помнишь.

— Господи… И что?

— Ничего. Они тебя отпустили из жалости, один мент мне рассказывал. Прокурор в вытрезвиловке — это уж компрометация всех органов власти. Он был в шоке и спрашивал меня, каким" чудом тебя еще не выгнали с работы.

Я молчала с полминуты, пытаясь переварить кашу, образовавшуюся у меня в голове. Похоже, все еще хуже, чем я думала. Яцусь сел.

— Между нами говоря… — осторожно начал он.

— Погоди, — нетерпеливо перебила я. — И перестань придуриваться! Ты что, на самом деле веришь, будто я ни с того ни с сего превратилась в маргиналку? Ты меня хоть когда-нибудь с похмелья видел?

— Нет. И как раз изумляюсь твоему лошадиному здоровью…

— Да подавись ты этим здоровьем! Лошадь бы сдохла!

— Лошади редко пьют…

— А тебе не приходит в голову, что здесь что-то не так? Что не все это правда? Что это хотя бы временами не я? Ты отдаешь себе отчет, что в последний раз я была в ресторане год назад, на годовщине свадьбы своей подруги, а потом, до сей поры, вообще ни единого разочка?

— Да кончай мне мозги пудрить, мы с тобой разговариваем без свидетелей.

— Вот именно! Я тебе без свидетелей, в личной беседе говорю, что кто-то меня травит по всем фронтам, причем намеренно. Не знаю кто и не знаю, что ему надо. Помоги же!

На лице Яцуся отразилась целая гамма чувств: упрек, презрение, изумление и неуверенность. Он нашарил в кармане сигареты и попытался прикурить от своей вечно гаснущей зажигалки. Я подсунула ему свою.

— Ты это серьезно? — подозрительно спросил он. — Дурака из меня не делаешь?

— Ей-богу, нет. Я уже голову себе сломала, думая над этим бредом. Это такая глупость, что у меня просто слов не хватает. К тому же акция, похоже, тщательно продумана — мне никто, не верит, но обрати внимание: лично меня никто не видел, все только от кого-то слышали…

И я решительно пересказала все, что узнала о себе. Яцусь живо заинтересовался и добавил свои байки.

Оказалось, что меня вышвырнули с ипподрома, где я угрожала уголовным преследованием за свой проигрыш; вывели под белы рученьки из автосалона, где я попыталась разнести вдребезги выставленные на продажу машины; элегантно выпроводили из кабинета директора какой-то риелторской фирмы, которого я пыталась обвинить в финансовых махинациях. Это все мои, с позволения сказать, камерные выступления. На улицах я вытворяла кое-что похуже, материлась во всеуслышание на стоянках, в ресторанах и магазинах. Всюду с патологическим упрямством называла свои имя-фамилию и везде, как флагом, размахивала своей прокурорской должностью, Яцусь мои выходки предпочитал со мной не обсуждать, поскольку был уверен, что я стану все отрицать.

Собственно, именно этим я и занимаюсь.

— А муж твой как реагирует? — бесцеремонно спросил он, завершив свое чарующее повествование.

— Расстраивается, — коротко ответила я. — Слушай, а ни разу не случилось так, что мы с тобой засиделись на работе, а ты потом слышал, что именно в это самое время я учинила скандал в банке или, скажем, в борделе?

— И то на "б", и это на "б", — философски заметил Яцусь. — Но некоторая разница все-таки есть. Ты сама знаешь, что я на работе без надобности не задерживаюсь, разве что меня в суде попросят: Но тогда мы с тобой не видимся.

А ты свои канканы обычно вечерами устраиваешь… Слу-ушай! — вдруг встрепенулся он. — Самое интересное, что ночами ты не буйствуешь!

Ни разу не прогуляла до утра, даже в вытрезвиловку тебя забрали в детское время. Что это ты себя во всем ограничиваешь?

— Так ведь ночью муж спит в той же комнате, что и я, даже на одной кровати со мной. И отлично знает, дома я или нет. Так что сам видишь — это форменная травля, всегда выбирают только те часы, которые трудно проверить. Но если покопаться, наверняка окажется, что меня видели в двух местах одновременно, — и сразу появится зацепка.

Яцусь раскачивался на стуле, рассеивая вокруг себя сигаретный пепел.

— Я тебе честно скажу! — заявил он. — Я тебе поверю, только если такое выйдет наружу.

Потому что до сих пор это была ты. Тебя описывают во всех подробностях. Я из любопытства даже вытягивал самые неприметные детали твоей наружности.

— Помоги мне! — — взмолилась я.

— Как?

— Да просто дави на людей, вытягивай из них побольше информации. Как я выглядела, часы, минуты, места… Имена тех, кто меня видел!

А я уж постараюсь, чтобы меня все замечали там, где я буду на самом деле. И дома тоже. К соседям буду приставать, всем велю звонить мне домой: если я отвечу, значит, уж точно дома.

— Вообще-то разумно, — признал Яцусь и приземлил стул на все четыре ножки. — Слушай, а ты меня заинтриговала. Ладно, проведу приватное расследование…

Сумела я поймать и адвокатшу пани Стронжек. Все то же самое: ей про меня рассказала одна тетка, которая подробно описала мой внешний вид, все идеально сошлось, к тому же я не забыла представиться по фамилии с указанием места работы.

Сразу после этого мой муж на два дня уехал в Швецию, а я возле офиса его фирмы дала очередное представление, очень удачно выбрав момент — когда люди выходили с работы. Выходила и та самая Уршулька, которая стала моей главной мишенью. Я высказал свое мнение о ней в самых жутких выражениях, грозя при этом кулаком и суля всяческие неприятности, в том числе физические увечья. Выкрикивала я свои угрозы с противоположной стороны улицы, вопила на весь квартал, причем полфизиономии у меня .закрывали темные очки. Зато остальное сходилось идеально: юбка в шотландскую клетку, синий жакетик, ярко-синяя блузка. Перепуганная героиня Уршулька со слезами на глазах укрылась в клетушке дежурного администратора, нервно стуча зубами. А тот из любопытства выглянул, после чего с чистой совестью под присягой мог описывать всем вокруг мой внешний вид.

То, что именно в это самое время я торчала в пробке неподалеку от здания суда, было недоказуемо.

Весть о происшествии в первую очередь дошла до моего мужа, сразу же по его возвращении.

Я узнала о своих безобразиях в разговоре, который должен был заставить меня задуматься, но не заставил, потому что я теперь больше тряслась за свою работы, чем за супружеский союз. Работу вот-вот могли у меня отнять, а брак, невзирая на ссоры, почему-то казался мне прочнее египетских пирамид. Я считала, что каждое недоразумение удастся прояснить, но смертельно оскорбленной все-таки себя сочла.

— Кто-нибудь из твоих сотрудников видел меня вблизи, хоть бы этот администратор? — с холодной яростью спросила я.

— Как обычно, ты оказалась столь любезна, что всем представилась,. — , еще более ледяным тоном ответил Стефан. — Вглядываться в тебя не было никакой необходимости.

— Отлично. А я вот сейчас выйду на улицу и начну орать, что я — Брижит Бардо. На мои вопли кто-нибудь да обернется. И что? Сразу все мне поверят?

— По-моему, ты способна и на такое…

Стефан выглядел как взбешенный айсберг, если бывают на свете взбешенные айсберги. Спать он улегся на диванчике, отлучив себя от супружеского ложа. Диванчик был тесный и неудобный, и я решила, что так Стефану и надо.

Потом я еще получила взятку от уголовника — публично, в очень популярном ресторанчике, при массовом скоплении публики. Бедняге уголовнику приходилось поить меня жуткой мешаниной из коньяка и шампанского. Кстати, прими я и в самом деле такое угощение, Яцусь справедливо мог бы восхищаться моей физической формой. Уголовничек пытался вручить мне конверт как-нибудь незаметно, но не тут-то было. Я демонстративно пересчитала содержимое и столь же явно сунула деньги в сумочку. После чего с работы меня выгнали.