Шарль Эксбрайя - Расследование по-итальянски

Узнав, что Ромео Тарчинини просит его принять, Карлсон самодовольно улыбнулся. Забавный маленький итальянец наверняка пришел просить прощения за то, что влез не в свое дело и его вмешательство привело к убийству Джереми Паркера. Несмотря на покровительство зятя, этот тип, конечно же, нервничает. И Карлсон приказал ввести Тарчинини.

Начальник полиции сразу взял быка за рога и, пользуясь присутствием верного Анджело, начал допрос:

– Ну, вы довольны собой?

– А вы?

– Что?

– Я спросил вас, довольны ли вы собой и спокойна ли ваша совесть после ареста невиновного?

Лицо Карлсона несколько раз меняло цвета и наконец стало иссиня-красным.

– Так вы снова явились меня изводить? Предупреждаю, невзирая на все ваши связи, я этого не потерплю!

– Правосудие…

– Здесь оно вас не касается! Правосудие – это я!

– Ma que! А я-то, с тех пор как служу Фемиде, всегда представлял ее совсем иначе!

Не будь Ромео тестем Лекока, Карлсон с величайшим удовольствием пинками вышвырнул бы его из своего кабинета.

– Чего вы от меня хотите? – с трудом сдержавшись, спросил он.

– Напомнить, что у вас нет никаких доказательств против Мерси.

– Ну, это по-вашему…

– Попробуйте доказать обратное!

Карлсон выругался сквозь зубы.

– Возможно, пока мы и не нашли прямых улик, но зато косвенных вполне достаточно.

– Однако, по вашей Конституции, этого мало, чтобы держать человека в тюрьме.

Начальник полиции сардонически усмехнулся.

– Что ж, я готов выпустить Мерси на свободу – пусть только уплатит залог. – И он радостно добавил: – Сегодня утром судья Паттерсон назначил сумму в десять тысяч долларов… Между нами говоря, я сомневаюсь, чтобы у Мерси нашлось столько денег.

– Разумеется, но я сам заплачу за него еще до вечера.

Сайрус вошел в комнату Ромео, когда тот брился. Судя по отражению в зеркале, зять Тарчинини пребывал в самом хмуром расположении духа. И комиссар, продолжая водить лезвием по щеке с ловкостью, приобретенной за долгие годы тренировок, покосился на Лекока.

– У тебя неприятности, Сайрус?

– А разве может быть иначе, если судьба, к несчастью, наградила меня таким тестем? – мрачно ответил тот.

От волнения Ромео чуть не отхватил себе ухо. Что нашло на Лекока? Чтобы воспитанный и неизменно любезный молодой человек вдруг позволил себе такую бестактность? Тарчинини повернулся к зятю.

– По-моему, это требует объяснений, а? – сурово заметил он.

Ромео хотел придать лицу приличествующее случаю выражение оскорбленной добродетели, но одежда (он стоял у зеркала в пижамных штанах и в майке) и покрывающая лицо мыльная пена исключали всякую торжественность. После некоторых колебаний Сайрус наконец решился:

– Вы бы не хотели вернуться в Верону? Я сам куплю вам билет.

Тарчинини на секунду онемел от изумнения, потом недоверчиво переспросил:

– Вы, Сайрус, выгоняете меня из дома, под крышей которого живет моя Джульетта?

– Не выгоняю, а только прошу уехать.

– Ma que! Разве это не то же самое?

Тарчинини подождал ответа, но Лекок молчал. Чувство собственного достоинства не позволяло итальянцу показать, как он обижен и, главное, удивлен.

– Синьор, я никогда не навязываю своего присутствия тем, кто этого не желает. Соблаговолите распорядиться, чтобы приготовили вещи. Я полагаю, моя дочь не пришла, потому что у нее не хватило мужества указать отцу на дверь? И в самом деле, некоторые вещи удобнее перепоручить другому… Прошу вас сказать ей от моего имени, что вы великолепно справились с задачей. А теперь, будьте любезны, оставьте меня одного.

Сайрус пошел было к двери, но на пороге обернулся.

– А вы знаете, что после вашего визита у Карлсона начался приступ лихорадки? Жена и две дочери всю ночь с трудом удерживали его в постели. Карлсон рвался бежать в Белый дом умолять президента Джонсона послать морской десант в Италию и стереть Верону с лица Земли!

– Мне этот тип с первого взгляда показался ненормальным. А вы еще поставили его начальником полиции! Право же, вы очень странные люди, а?

– Скажите честно, тесть, что вы сделали с Карлсоном?

– Я? Да ровно ничего! Что вам взбрело в голову?

– Да? А почему же тогда, как только вы ушли, он принялся крушить все вокруг? И вообще, зачем вы ходили в полицию?

– Просить, чтобы Мерси выпустили на свободу.

Сайрус пожал плечами.

– Судья назначил такой залог, что у вас не было ни малейших шансов добиться своего.

– Ошибаетесь, голубчик. Сейчас Мерси уже свободен.

– Что? Но… как же залог?

– Я его заплатил.

Молодой человек ухватился за дверной косяк.

– Вы… Заплатили? Но… каким образом?

– Сайрус, мой мальчик, вы зять, а я ваш тесть, и постарайтесь это запомнить.

– Невероятно!… Непостижимо!…

– Что именно?

– Неужели вы приехали из Вероны только для того, чтобы внести полную сумятицу и неразбериху в работу нашей полиции и в мою жизнь?

– А вы-то тут при чем?

Сайрус с горечью рассмеялся.

– Думаете, мне простят такого тестя?

– Напротив, я полагаю, вам будут завидовать…

– А если Мерси еще кого-нибудь убьет? – с отчаянием в голосе прохрипел Сайрус.

– Чего ради?

Вконец расстроенный Лекок ушел, а Ромео, насвистывая «Санта-Лючию», завершил утренний туалет. Мотив напомнил ему о свадебном путешествии в Неаполь, о Джульетте прежних времен, о рождении старшей дочери, а потом остальных малышей… Короче говоря, Тарчинини с умилением погрузился в привычные грезы. Но скоро его блаженное забытье нарушил стук в дверь. В комнату твердой поступью завоевателя вошла мисс Черити Лекок. Лицо ее кривила недовольная гримаса, в глазах сверкало презрение. Следом плелся Анджело. Старая дева сразу повернулась к переводчику:

– Анджело, скажите этому человеку, что я пришла к нему от имени «Первопоселенок»!

И между Черити и Ромео завязался диалог, а дворецкий служил посредником в этом разговоре двух миров, которые, во всех значениях этого слова, не могли понять друг друга.

– Мы приняли вас, сэр, как приличествовало встретить отца женщины, вступившей в семью Лекок, но теперь вынуждены признать, что вы обесчестили нас, обесчестили Бостон, обесчестили Соединенные Штаты!

– То, что вы сказали, ужасно глупо, но зато вы изъясняетесь очень красиво.

Мисс Лекок долго сопела от возмущения и наконец потребовала объяснений.

– Вы назвали меня дурой?

– Не вас, синьорина! Глупость – то, что вы сказали.

– Но тот, кто болтает чепуху, неизбежно идиот! Разве не так?

– Вовсе нет! Глупостей можно наговорить под влиянием каких-нибудь сильных чувств. Скажем, от страха, от ярости или из-за любви!

– Я вас не боюсь, вы слишком ничтожны, чтобы рассердить меня, а уж насчет любви… «Первопоселенки» презирают эту отвратительную слабость. Мы оставляем се другим!

Глубокий вздох Тарчинини мог бы, кажется, запустить в небо космическую ракету. Мисс Черити снизошла до удивления.

– Что с вами?

– Я страдаю.

– Страдаете?

– Да, именно так! Слыша, как женщина, подобная вам, мисс Лекок, презрительно отзывается о любви, я не могу не страдать!

Впервые в жизни Черити услышала, как ее имя ставят рядом со словом «любовь». Не веря своим ушам, она все же почувствовала легкое волнение.

– Что вы имеете в виду, мистер Тарчинини? – уже мягче спросила старая дева.

– Представляю, скольких мужчин вы сделали несчастными!

Чувствуя, что мисс Лекок наблюдает за его реакцией, Анджело с трудом сохранял серьезный вид и лишь добросовестно передавал смысл слов Ромео. Черити покраснела.

– Вы что, смеетесь надо мной?

– О нет, мисс! Если Ромео Тарчинини что и уважает, если он над чем никогда не рискнул бы смеяться, – так это любовь! Впрочем, узнай кто-нибудь в Вероне, что я посмел так кощунствовать, меня бы по возвращении закидали камнями!

Искренний пыл Ромео произвел на старую деву сильное впечатление.

– Вы так хорошо разбираетесь в этом вопросе? – почти робко спросила она.

– Я? Ma que! Да всей Вероне известно, что Ромео Тарчинини – величайший эксперт! Поэтому, едва увидев вас, я подумал: вот женщина, рожденная только для любви, и, если бы она лишь пожелала…

– Вы… вы так считаете?

– Еще бы! О Мадонна, да я просто уверен в этом! Неужели вы станете отрицать, мисс, что когда-то из-за вас дрались поклонники, а по вечерам пели серенады под окнами?

– Честно говоря…

– Ни слова больше! Я уважаю целомудрие той, что сохранила чистоту только из-за слишком высокой требовательности!

И столь же лицемерным, сколь дрожащим от искреннего волнения голосом Ромео осмелился добавить:

– Я уверен, что если кто и может понять любовные страдания, то это вы, мисс Черити!