Ольга Степнова - Брачный контракт с мадонной

Земля была рыхлая, тёплая, влажная. Но, увы, кроме сломанных цветов она не хранила никакой информации. Конечно, до Витали тут поработали милицейские парни, но Гранкин всё же надеялся, что что-нибудь да заметит свежим взглядом. Новичкам, говорят, везёт. Дилетант может увидеть то, на что не обратит внимания профессионал.

И ему повезло. Что-то маленькое и тоненькое белело у одного из цветка. Виталя был полностью экипирован для такого рода находок: он вытащил из кармана пинцет, зацепил находку и поднёс к глазам. Это оказался окурок тонких дамских сигарет “Vogue Arome”. Из другого кармана Виталя достал полиэтиленовый пакет и, как видел это в кино, осторожно, пинцетом опустил в него окурок. Он даже руки удовлетворённо потёр, хотя понятия не имел, что ему делать с этим окурком.

Вторую находку он обнаружил на противоположном краю клумбы, там, где цветы не были сломаны. Жёлтый луч фонаря вдруг выхватил из темноты женскую туфлю. Виталя раздвинул стебли и замер над ней как собака-ищейка, не веря своей удаче. То, что это была удача, Виталя не сомневался.

Почему милицейские парни не обнаружили эту туфлю?

Туфелька была длинноносая, на остром, высоком, и как будто металлическом каблуке. Поднять такую туфлю пинцетом не было никакой возможности, и Гранкин, отбросив кинематографические условности, взял её двумя пальцами. Каблук действительно был металлический. Виталя хотел отправить находку в компанию к окурку, в полиэтиленовый пакет, но вдруг услышал, что совсем рядом кто-то прерывисто, часто дышит.

Не заорал Гранкин, лишь потому, что вспомнил про миллион баксов. Он замер, пытаясь усилием воли унять сумасшедший стук сердца. Он даже пошарил фонариком по окрестностям, хотя больше всего на свете ему хотелось бежать, бежать и бежать. Перемахнуть через калитку, срезать путь через лесок, выскочить на дорогу, и бежать потом по шоссе, и, заметив огонёк запоздалого такси, замахать руками, и заплатить по двойному тарифу шофёру, чтобы побыстрей оказаться у дома, а потом заскочить в свою квартиру, захлопнуть дверь, плюхнуться на кровать, и чёрт с ним, пусть его разбудит будильник, который заводит неведомо кто…

Фонарь задрожал в руке, или рука задрожала с фонарём, но жёлтый луч света успел выхватить чуть поодаль, через дорожку от клумбы, два чёрных блестящих глаза. Виталю слегка затошнило, как тогда, когда он грохнулся в обморок, Гранкин понял, что убежать он никуда не сможет. Просто потому, что умрёт немедленно, прямо здесь, и это будет второй труп, который приютит эта клумба.

Глаза, уставившиеся на Виталю, моргнули. Послышался рык, а потом банальный, задиристый лай.

— Стоять! Не двигаться! — заорал кто-то сзади. Виталя почувствовал, как что-то твёрдоё упёрлось в спину.

Оставшись стоять на коленях, Гранкин поднял руки вверх. В одной он держал пакет с окурком, в другой — туфлю и фонарик. Он нисколько не сомневался, что в спину ему упёрлось дуло двустволки или обреза. Более ужасной развязки он и представить не мог.

Собака лаяла звонко, но вовсе не зло. Это ночное приключение ей явно нравилось.

— Не двигаться, — снова повторил голос.

— Фу! — крикнул вдруг Гранкин большому лохматому псу, чтобы тот так не радовался. Большой лохматый пёс вдруг взял да послушался. Он перестал брехать, сел на дорожку, прижал уши и завилял хвостом.

А когда б его, Гранкина, собаки не слушались!

— Лежать! — приказал Виталя. Пёс, плюхнувшись на землю, перекатился на спину, приглашая, видимо, почесать себе брюхо.

— Что вы себе позволяете? — сурово спросил голос сзади, и нажим тупым металлическим предметом в спину усилился. — Почему командуете моей собакой?

— Лучше спросите, почему ваша собака меня слушается, — дрожащим голосом ответил Виталя. Ему было стыдно бояться, но он очень боялся. Даже подтрясывался слегка и зубами постукивал. Вот бы сейчас оказаться дома, в постели, с книжкой в руках, пусть даже с «Подарком от мертвеца».

— И почему? — счёл нужным поинтересоваться голос.

Виталя увидел внизу высокие резиновые сапоги. Тот, на ком они были, стоял, широко расставив ноги.

— Потому что я человек хороший, — не опуская рук, объяснил Гранкин. — Я не вор, не грабитель, не наркоман. — Виталя вдруг вспомнил, что зелёные «коробочки» на стебельках — это мак! Мак! И как это только учёным и их потомкам удалось безнаказанно развести на клумбах столько мака, уму непостижимо. — Не наркоман! — повторил Виталя. — А ветеринарный врач! Вы слышали о том, что животные лучше людей разбираются в людях?!

— Я слышал, что хорошие люди ночью не шастают по чужим дворам! Вставай и пошли! Я сейчас позвоню в милицию!

— Не надо в милицию! — взмолился Виталя и поднялся с колен. У него наконец-то включились мозги, и он понял кто этот человек и что это за собака. — Не надо в милицию, Иван Терентьевич! Джерри, скажи, что ментов нам не надо, — обратился Виталя к собаке.

Джерри вскочил с земли, радостно залаял, завилял хвостом и стал нарезать круги вокруг клумбы.

Нажим металла в спину ослаб.

— Откуда вы знаете?! — Сапоги сделали круг, обходя Виталю, и остановились перед ним. Гранкин опустил руки и направил фонарик на говорившего. Сначала он увидел двустволку, направленную ему в грудь, потом старика — крепкого, с седой бородой и молодыми глазами. На старике была камуфляжная куртка, болотные сапоги и бейсболка, одетая козырьком назад. К его внешности органично бы подошла курительная трубка, но трубки не было, и это расстроило Гранкина, потому что человек с трубкой никогда не смог бы выстрелить в незнакомца, а уж тем более вызвать милицию. Человек с трубкой должен вести неторопливые, задушевные беседы…

— Кто ж вас не знает, профессор, — пробормотал Виталя. — Вас по всем каналам показывают. Вам в этом году Государственную премию дали за заслуги в области археологии! — Это была чистая правда. Виталя вспомнил лицо, которое последние полгода часто мелькало в новостях и в шоу-программах. Профессор отличился, кажется, тем, что отрыл какое-то древнейшее захоронение, которое проливало свет на происхождение, быт и нравы современного населения края. Он был очень известной личностью, и это спасло положение, потому что Гранкин вдруг сообразил, что раскрывать факт его найма Эльзой Львовной в качестве детектива пока не стоит.

— Что, и собаку по всем каналам… того… показывают? — удивился профессор.

— Не, собаку не того, не показывают. Но… кто ж не знает, что у хорошего человека всегда есть хорошая собака, и что хорошую собаку у хорошего человека всегда зовут Джерри?

— Молодой человек, вы меня совсем запутали, — пожаловался профессор и опустил ружьё. — Конечно, я вижу, что вы не вор и уж тем более не наркоман, но что вы делаете ночью, с фонариком на клумбе, где маковых головок больше, чем цветов?! Почему у вас туфля в руке? Что в пакете? Вы должны мне ответить, или я позвоню в…

— Я… мы… профессор, я там ключи искал!

— Ключи?

— Ну да, ключи!

— Шёл себе мимо по дорожке, на пальце ключи крутил. Ну и докрутился, они с пальца сорвались и в ту клумбу прямиком улетели. Я через калитку перемахнул и стал искать. Вы меня как археолог должны понять. Извините, профессор, если что не так. Вот, обувь какую-то нашёл и окурок, а ключей так и не…

— В пакете?

— Что?

— Окурок прямо в пакете нашли? — заинтересованно спросил Иван Терентьевич.

— Не, пакет у меня был, — промямлил Виталя. — Я думаю, чего мусору зря валяться, думаю, дай, уберу заодно, клумбу облагорожу…

— Слушайте, — рассмеялся вдруг профессор, и даже в темноте было видно, какие у него отличные, ровные, белые зубы. — Слушайте, мне всё равно не спится. Пойдёмте ко мне в летнюю кухню, у меня там холостяцкое логово и все условия для задушевных бесед.

— Не-е, — начал Виталя, но осёкся, потому что двустволка опять нацелилась ему в грудь.

— Молодой человек, я вас не спрашиваю, я вам приказываю. Вы арестованы. И сопротивление бесполезно.

— Так говоришь, ветеринар ты, мимо шёл, ключи на пальце крутил! — хохотал профессор, закинув голову назад, как ребёнок.

Они уже двадцать минут сидели в так называемой летней кухне и потягивали вино из огромной бутыли, стоявшей прямо на полу. В бутыль была вставлена длинная прозрачная трубочка, и они по очереди прикладывались к ней, засасывая тёмно-красную жидкость.

— Ага, ветеринар, ага, ключи, ага, крутил, — долдонил, как заведённый Гранкин. Настала его очередь, и он надолго присосался к трубочке. Вино было сладкое, вкусное, и совсем не крепкое. Сок, а не вино. Профессор первым делом похвастался, что сам его делает и прячет от жены в летней кухне.

— Ха-ха-ха! — снова загоготал профессор, и Виталя опять подивился его идеально ровным зубам. — Ключи крутил! — воскликнул Иван Терентьевич и тоже надолго присосался к трубочке.