Дарья Донцова - Инь, янь и всякая дрянь

Ой, точно, ишака кличут Потапием.

– А-а-а… – уже чуть тише отозвался осел.

Я стояла, боясь пошевелиться. Надеюсь, старичок подслеповат и не заметил, что в озерце плавают две особы. Все-таки мерзкий Парфен превосходит меня размерами, и дед наверняка уставился сейчас именно на него.

– Потапий, вылазь!

– Фр-фр, – ответил осел и нырнул.

– Ах ты, сатанинское племя! – заругался хозяин. – Ну, получай!

В воздухе раздался свист, в ту же секунду мое горло сдавила петля. Я схватилась руками за шею и попыталась закричать, но из легких вырвалось лишь маловразумительное мычание.

– Вылазь, хренова бочка, пока Домна не заметила, – шипел дедок.

Мне пришлось выйти из озера, иначе велик был риск оказаться просто-напросто задушенной.

Едва я ступила на берег, как Антон, бросив веревку, которой меня заарканил, заорал:

– Святые угодники! Чудо свершилось! Преобразился! Люди-и-и! Сюда-а-а! Домна-а-а!

Забыв о гигиене, я снова нырнула и наткнулась на осла, который затаился на дне. Пнув мерзкое животное пяткой, я вылетела на поверхность, поняла, что Антон убежал, с ловкостью испуганной кошки выскочила на бережок, сделала два шага, увидела впереди мерцающий свет и шмыгнула в кусты.

– И где твоя русалка? – сердито спросила Домна, держа в руке факел.

– Туточки высовывалась, – покашлял Антон, – я видел ее, как вас. Красоты неописуемой! Голая!

Несмотря на то что я попой прислонилась к каким-то колючкам, мне стало очень приятно. Дед не лукавил, он на самом деле посчитал женщину из озера «красотой неописуемой».

– Уся в чешуе, – продолжал Антон, – кожа зелень, волосья седые, а во лбу звезда горит! Ажно на весь лес светила! Я завсегда говорил: Потапий не простой осел! Ах, мамонька! Кто ж тама в воде шевелится?

– Ишак, – сердито ответила Домна, – он опять из русалки в животное превратился. Ох, Антон, сколько раз говорила, брось наркоту!

– Чес-слово, не нюхал, не жевал, – закрестился дедок.

– Вновь за старое принялся, – бубнила Домна. – Эй, Потапий, иди сюда… Цоб, цоб, морковки дам!

Громко фыркая, осел выскочил на берег.

– Цепляй урода на веревку и утаскивай, – чихнула Домна. – Да объясни же ему наконец, что в озере купаться нельзя.

– Никак не могу договориться с иродом… – завздыхал сторож.

– Тогда сдай его на колбасу, – предложила Домна. – Надоел!

– Что ты такое говоришь? – ахнул Антон – Он же мой друг.

– Если кто из жителей Потапия в воде застанет, ты уйдешь вместе с другом прочь. Хозяин сюда столько денег вложил… И прекрати траву курить!

– Я? Даже не приближался к сену.

– А что у тебя возле бани растет?

– Дык… э… салат. Цикорий, вот.

Домна тихонечко рассмеялась.

– Повыдергай тот салат с цикорием, пока люди не приметили. Иначе тебе вскорости не только русалки, но и зеленые человечки привидятся.

– Ой, а еще знаешь че я видал?

– Ну? – засмеялась Домна. – Марсиан?

– Нет. Твоя Устя раздвоилась! Их две ходило по двору. Чес-слово! Близнецы!

Домна засмеялась еще громче.

– Хватит! Точно курил свою коноплю. Две Усти… И русалка, в которую Потапий перевоплотился… Ничего такого, конечно же, не было. Просто глюки наркомана.

– Нет, была!

– Ага, ступай себе.

– Во! Следы! – завопил Антон. – Гля, бабьи голые ноги!

– Дай-ка посмотреть… – приказала Домна. – Ну и что? Кто-то босиком ходил по глине. Эко удивление, здесь полпоселка летом обувь снимает. И тебе советую, для здоровья полезно.

– Русалка ходила, – стоял на своем сторож.

– Охохонюшки… – протянула Домна. – И так ты, Антон, малосообразительный, а трава и вовсе последний твой ум в дым пустила. У русалки разве есть ноги?

– Ну… э…

– Хвост у нее, – напомнила Домна, – пяток с пальцами она не имеет. Идите с Потапием домой.

– Ладно, – согласился Антон.

Раздались хруст, треск, чмоканье, затем все звуки затихли. Я осторожно высунулась из кустов, убедилась, что сторож с Домной ушли, и ринулась в избу. Сейчас оденусь и тихонечко проберусь к «Владимиру».

Ключ от дома, как и ожидалось, нашелся под крыльцом. Я была на девяносто девять процентов уверена в том, что в избе никого не окажется, но на всякий случай заготовила фразу: «Ой! А что вы делаете в моей избушке? Я пошла прогуляться вечерком, а ко мне гости заявились!» Потом начну оправдываться. «Извините, ошиблась домом, они здесь одинаковые, ключ под ступеньками…»

Но когда дверь без всякого скрипа открылась, мне стало понятно: съемщика нет. Я включила предусмотрительно купленный в той же аптеке фонарик-карандаш и начала осматривать помещение. Печь, стол, табуретки, полка с посудой… Похоже, домики и обставлены одинаково. Никаких следов пребывания людей во «Владимире» нет. Почти два часа я буквально ползала по избе, пытаясь отыскать хоть какую-то мелочь, но ничего не нашла. Пришлось несолоно хлебавши возвращаться в «Марфу».

Там я сразу рухнула на топчан. Матрас был набит сеном, сухие травинки кололись сквозь ткань простыни, подушка походила на блинчик, начиненный гвоздями, одеяло отсутствовало, но я крепко заснула, едва щека коснулась дерюжной наволочки.

– Пи-пи-пи… – раздалось возле изголовья.

Звук разбудил меня. Я привычно подняла правую руку, чтобы выключить будильник, и вместо гладкой тумбочки нащупала шероховатые доски. Глаза раскрылись. Перед лицом возникли круглые бревна и пакля, свисавшая из щелей, а прямо около моего носа сидела толстая черная… мышь.

– Пи-пи-пи, – спокойно сказала она.

Я вскочила с кровати и завизжала. Грызун, еще раз обиженно пискнув, юркнул под мою подушку.

– Мама! – заорала я во всю мощь легких и выскочила во двор.

Около избы маячила темная фигура в платке.

– Кто вы? – испугалась я, хватаясь за сердце.

– Устя, – донесся, как сквозь вату, тихий голос.

– Там мышь… – задушенно прошептала я. – Прогони ее сейчас же!

Устя заколебалась, но я схватила ее за руку, подтащила к двери.

– Она ушла, – сказала дочь Домны, войдя в дом, – нигде не видно.

Я бочком-бочком, глядя под ноги, скользнула в избу. И тут вспомнила о своих вечерних мытарствах.

– Устя, помоги, я чаю не попила, огонь не разгорелся!

Устя посмотрела в печь и сообщила:

– Дрова сырые. Приходите к нам, напоим.

– Нет, спасибо, – отказалась я, боясь опять стать жертвой болтливой девушки. Хотя сейчас она была немногословна. Выслушав мои слова, она молча кивнула и быстро ушла. Наверное, Устя заболела, потому что, покидая избу, она кашлянула и ойкнула, схватившись за грудь.

Может, Устинья и выглядит умственно отсталой, вполне вероятно, что она не умеет ни читать, ни писать, но если на Земле случится атомная война и полностью исчезнут компьютеры вкупе с другими техническими наворотами, то кому понадобятся мои знания в области русской литературы? Я умру от голода, повторяя про себя главы из «Евгения Онегина», а Устя вскопает огород и выживет. Так кто из нас даун? Вот, скажем, профессор, занимающийся решением вопроса, быть или не быть, или простой рукастый рабочий, способный собрать автомобиль из отходов, найденных на помойке… Кто из них более ценен для человечества?

Я потрясла головой. Ночевка на комкастом, колючем матрасе пробуждает желание пофилософствовать, но мне лучше заняться практическими задачами. Итак, что удалось выяснить? Во «Владимире» никаких следов преступления нет. Оксану застрелили – я видела, как по светлой блузке несчастной растеклось темное пятно. Хоть одна капля крови должна была упасть на пол! Бедная женщина в момент казни сидела на пластиковом стуле, а в избе были лишь грубые табуретки. И фоном для картинки расстрела служила белая стена. Дома же в «Лучших временах» собраны из темных бревен, проложенных паклей. Исходя из этого, можно сделать вывод: Оксана убита не в поселке.

А где? Хороший вопрос. Впрочем, есть и другие, не менее интересные. Например, кем и за что она убита, а также о какой тайне идет речь?

Кофе я выпила в небольшой забегаловке у метро, там же нашлась и электророзетка, куда я воткнула зарядное устройство, присоединив к нему сотовый телефон. После ночи в «Лучших временах» любое достижение прогресса радовало необычайно.

Сначала я позвонила на квартиру Бондаренко, но вдовец Федор опять не подошел к телефону. Наверное, он отправился на работу. Может, его мать наконец окажется на месте? Вчера она так и не отозвалась на звонок.

– Слушаю, – прошелестело из трубки.

– Доброе утро. Позовите, пожалуйста, Полину Юрьевну.

– Слушаю, – прозвучало вновь.

– Это вы, Полина Юрьевна?

И тот же односложный отклик:

– Слушаю.

– Мне очень надо с вами побеседовать!

– Я сейчас не беру учеников, – спокойно ответила мать Федора.

– Сделайте одолжение! Я не отниму у вас много времени!

– Группы уже сформированы, мы работаем целый год. Если желаете начать занятия, то это следует делать с первого октября.

– Мне очень, очень надо, – бубнила я.