Фредерик Дар - Два уха и хвост

Собравшиеся господа настороженно смотрят на четыре емкости. Можно решить, что это пустые банки из-под варенья или же футляры для объективов.

— Право слово, думаю, наши американские коллеги будут удовлетворены, — лепечет мой начальник.

Он становится почти пурпурным, произнеся это. На месте молодца я бы последил за своим артериальным давлением. Мне вспоминается дорогой Ахилл прежних времен. Тот выглядел, как помесь английского лорда с французским графом или герцогом. Новый же напоминает хозяина бистро, поднявшегося до владельца крупной пивной. У него вид человека, довольного собой и готового обнести всех присутствующих выпивкой за счет заведения.

— Им уже сообщили об успехе предприятия? — спрашивает вице-черт-те-чего.

— Еще нет, оставляю вам это удовольствие, — лижет его мой директор бистро прямо вдоль голубой яремной вены.

— В таком случае я немедленно связываюсь с посольством США.

Майор Фланель бормочет:

— А в ожидании пока они заберут эту дрянь, куда мы ее денем?

Ему отвечает молчание. Красноречивое. Все впериваются в сосуды с высоким процентным содержанием насильственной смерти. Никто не горит желанием приютить их. Никогда не знаешь…

Мой хозяин вздыхает:

— Мы плохо оборудованы для этого, имеющийся у меня сейф недостаточных размеров, могу показать. К тому же, он забит документами, которые нельзя никуда переносить.

Олух из ДСТ уверяет, что и он не в состоянии позаботиться о посылке. Майор пожимает плечами. Вы можете представить, что он притаскивает их в Елисейский дворец, а, господа? Нет, никто себе подобного не представляет. Хорошо, значит, праздник на улице вице-заместителя государственного секретаря, но тот надсадно вопит, что его кабинет чересчур маленький. Занимаемая им должность была учреждена дополнительно, и размещается он в бывшей ванной министерства текущих дел, вообразите себе!

Я слушаю четырех кретинов, играющих в мысленный регби с проклятым чемоданчиком. Они пасуют друг другу, но не могут реализовать попытку. Доводы, которыми они обмениваются, довели бы до слез и старую клячу.

В конце концов идею века находит майор: они поместят чемоданчик в сейф соседнего банка ГДБ. Они арендуют ячейку сообща на четыре имени. Когда американеры прибудут за своим барахлом, они достанут его и оформят передачу банок. Предложение принимается единогласно. Каждый считает, что для майора это очень даже неплохо придумано.

Четверка поднимается и отправляется стягивать с вешалки свои дождевики, ибо над Панамой[1] бушуют разгневанные валькирии. Описанные[2] господа, не прощаясь со мной, убираются, поручив тащить чемоданчик бригадиру Пуалала.

Ибо, повторяю я, никогда не знаешь!..

В келье, которую он делит с четырьмя или пятью каликами, в той или иной степени покалеченными, Калель старается дышать нормально, но в груди что-то колет.

В одиннадцать часов главврач, совершающий обход, останавливается у его постели. Это старый хмырь, убеленный сединами, в белом же халате. Правый карман прожжен плохо притушенным окурком, который он там прятал. На шее висит стетоскоп, как цепь некоего ордена самодельной бурды.

Он наклоняется к Калелю, засовывает два резиновых наконечника себе в ушные раковины и прилежно прослушивает его.

Затем кивает головой и заглядывает в температурный лист.

— Вы можете покинуть нас завтра, — объявляет он, — пообещайте мне только отправиться в горы на полмесяца для окончательного выздоровления. Я выпишу вам кое-какие лекарства, которые нужно принимать неукоснительно.

Калель отвечает: «спасибо, доктор, можете на меня положиться». Старый айболит (называемый Сезар Пьяно) отваливает, обежав другие постели.

Калель делает знак сестре, сопровождающей «патрона». Нельзя ли ему получить газету?

Прелестная дама, пикантная брюнетка, с такой грудью, что можно смело выходить на большой простор, улыбается утвердительно.

И в самом деле, через пять минут она приносит номер Франс-Суар, совсем свежий, которым не стоит чистить подвенечное платье. Калель торопливо просматривает его. Об инциденте в Отеле Путешественников упоминается на третьей странице. Двадцать строк. Огонь занялся в прачечной из-за халатности кастелянши, отправившейся выпить кофе и оставившей включенным свой утюг. Отель сгорел полностью. Слегка пострадали с полдюжины человек, из коих лишь один нуждался в госпитализации. Точка, конец заметки. Абзац.

Калель пренебрегает последующим сообщением об очередном заявлении премьер-зловинистра, равно как и о победе Бордо над Пари-Сен-Жерменом. Он сворачивает газету и кладет ее на металлический столик у изголовья. Отель сгорел полностью. Прощай, чемоданчик!

Теперь ему придется объясняться с другими. Чертова кастелянша, шалава пустоголовая! Оставить включенным утюг! Кофе, как же! Она, должно быть, угощала своими окороками хозяина, чтобы настолько задержаться. Калеля подмывает срочно вызвать других, но он получил инструкции быть чрезвычайно осмотрительным и решает дождаться для этого выхода из больницы.

В палате старый башмак, со сбившимся азимутом, затягивает довоенный шлягер про то, как играл по ночам музыкант в кабацком дыму, и садились красотки послушать поближе к нему, и вот как-то, сойдя с ума, его полюбила любовь сама, та-цван!

Ближайший сосед интересуется, не мог ли бы он заткнуть свою большую грязную заднепроходную глотку, в бога долбаного борделя дегенератов! Ему явно в напряг просить.

Старикан ворчит, затем смолкает, но пятью минутами позже уже опять заливается: позвольте мне вас любить, хотя б денек…

Калель думает про себя: ладно, всем большое спасибо, пора упаковываться и отправляться в места с более мягким климатом, чтобы позаботиться о попорченных легких.

Дождавшись послеполуденного времени, когда наступают часы посещения, он встает и идет собирать манатки в отведенном ему шкафу. Сгребает их в охапку, затем, воспользовавшись всеобщим безразличием, потихоньку одевается прямо на кровати.

Когда посетители намыливаются восвояси, пристроив свертки с дешевой снедью на столике навещенного и запечатлев торопливый поцелуй на лбу последнего, Калель проскальзывает вместе с ними до выхода.

У этого парня кошачьи задатки. Он умеет перемещаться, оставаясь незамеченным, исключаясь, так сказать, двигаться бесшумно, сохранять вид, будто ничего не происходит — искусство!

Легкие перестают досаждать ему мучительной болью в груди. Он перехватывает пару чашек крепчайшего кофе в забегаловке и принимается мозговать. Затем вырабатывает план действий, как и всегда, ибо это чертовски организованный тип, расписывающий свои дни наперед, как аэропорт регулярные рейсы.

Он не решается взять такси; в конечном счете, останавливает выбор на ФЖД.

Двадцать минут спустя он выкатывается на Варенн-Сент-Илер и направляется летучим шагом к Отелю Путешественников. Может ли металлический чемоданчик выдержать огонь? Кто знает, не приберегло ли пепелище приятного для него сюрприза? Калель никогда ничего не упускает из внимания, именно поэтому он прибыл сюда, перед тем как полошить других.

Он удаляется от вокзала по направлению к Марне. Время от времени его хлещет налетевшим ливнем, тогда он сутулится. Он промокнет, ну и что с того? В его работе нужно выдерживать все, а уж тем более непогоду.

Добравшись до набережной Колонель-Кальгу-Винасс, он вскидывается на дыбы. Там, в двух сотнях метров, стоит под дождем невредимый Отель Путешественников. Ни следа копоти, он даже светится, как белесоватые стены на полотнах Вламинка.

Калель продолжает движение и проходит мимо отеля. В окне «его» номера парочка, которая, несомненно, только что «сделала хорошо» друг другу, смотрит, как течет река в романтических берегах.

Калель говорит себе, что его обставили вчистую и первостатейно. Ничего не упустили, чтобы провести наверняка. Вплоть до поддельного номера Франс-Суар… И все же те, что его надули, не пошли до конца в своих намерениях, иначе они сожгли бы отель по-настоящему.

Калель заключает отсюда, что обитатели запада делают все лишь наполовину, и именно это их погубит.

— Глаза простынут? Ни за что, с такими-то термолактильными очками!

Растянувшись на постели Царицы, я провожу мысленное переустройство своей жизни.

Царица — это фантастическое существо сорока пяти лет, блондинка, пылкая, с синим взглядом такой насыщенности, что кажется черным. Столкновение третьей степени, эта дама! Моя самая недавняя! Одна из самых потрясающих. Вулкан золота и фарфора, как написал бы романтик прошлого века. Мы встретились совсем просто, и с ее стороны не было сделано ничего, чтобы мне понравиться; посуди: она жутко покорежила левое заднее крыло моей Мазерати. Правонарушение, в общем и целом. Она драйвовала (если можно так выразиться) Мерседес с откидным верхом. Ее ошибка заключалась в желании еще и полюбоваться бутиком Диора на авеню Монтань.