Сергей Гайдуков - Не спеши умирать в одиночку

— Могу для солидности отрастить усы. И бороду тоже, — добавил я после краткого раздумья.

— Не стоит. — отозвался Георгий Эдуардович. — Вот костюм вам не помешает. У нас все же солидная фирма...

Он произнес это и поправил лацкан своего белого пиджака. Брюк из-за стола не было видно, но я подозревал, что и там — сверкающая белизна, на фоне которой моя джинсовая куртка выглядела неприличным рваньем.

— И галстук? — уточнил я и, предвидя ответ, заранее поморщился.

— И галстук, — кивнул Георгий Эдуардович. Мне стало плохо, но я вспомнил заветы ДК, что продаваться нужно с улыбкой на устах, и попытался эту улыбку родить. Ну, по крайней мере Георгия Эдуардовича не стошнило.

Он снова взялся за мою автобиографию.

— Я вижу, что кое-какой жизненный опыт у вас есть, — сказал он. — А вот как насчет специальной подготовки?

— Конечно, — с энтузиазмом соврал я. — Занимался в школе телохранителей. Но не закончил...

Отсюда Георгий Эдуардович должен был сделать вывод, что никаких документов о посещении занятий у меня нет. Он понял и сделал кислую мину, которую я тут же постарался подсластить:

— Последние шесть месяцев я работал в клубе «Золотая антилопа».

— Кем? — заинтересовался Георгий Эдуардович.

— Охранником, — сказал я, но по глазам Георгия Эдуардовича понял, что надо поддать крутизны. — Точнее, вышибалой. Это если какой-нибудь козел начинает действовать нормальным людям на нервы...

— Я понял, — глубокомысленно заметил он. — И, кажется, я пару раз был в этом клубе...

Я похолодел. Еще не хватало, чтобы сейчас обнаружился факт нашего с Георгием Эдуардовичем краткого знакомства в прошлом, когда я имел честь вышвыривать босса «Талер Инкорпорейтед» за порог недрогнувшими руками. Это называется — людей, получивших по морде в «Золотой антилопе», можно встретить где угодно. В том числе и в городской думе. Но об этом тоже в другой раз.

— Но я вас не помню, — заключил Георгий Эдуардович, и я облегченно вздохнул. — Мне все-таки нужен не вышибала, а телохранитель. Человек, который будет рядом... — произнес он, и во взгляде его я прочел сомнение — а нужен ли ему рядом такой тип, как я? Карьеру нужно было спасать, и я бросился вперед.

— Будет рядом, — решительно вставил я. — В готовности дать в морду любому. Это как раз мой профиль.

ДК говорил, что при собеседовании нужно постараться брызнуть энтузиазмом, но вовсе не обязательно проявлять этот энтузиазм в дальнейшем. Кажется, я брызнул. Георгий Эдуардович одобрительно закивал, и вопросы у него закончились.

Я написал заявление, сдал трудовую книжку и получил указание явиться в понедельник к восьми утра.

— И вот еще, — Георгий Эдуардович по-олигархически небрежно раскрыл бумажник и вытянул оттуда две стодолларовые купюры. — Это на костюм. И на галстук.

Вот эта часть собеседования понравилась мне больше всего. Я попробовал развить тенденцию и смущенно потупился:

— На двести баксов трудно купить хороший костюм...

— Мужчина должен преодолевать трудности, — нравоучительно изрек Георгий Эдуардович, и я воспринял это как предложение выметаться из кабинета и не капать занятому человеку на мозги.

И я ушел, согреваемый мыслью о том, что и двести долларов — неплохо. Ощутить превосходство над тремя другими претендентами, что сидели в приемной на диванчике и все поняли без слов по моей победоносной физиономии, — тоже неплохо.

Кстати, в дверях кабинета я обернулся и сказал «До свидания». Георгий Эдуардович молча кивнул, и теперь, после того, что произошло, мне кажется, что в его глазах было нечто особенное, словно какая-то невысказанная тревога или фатальная обреченность...

Впрочем, когда из человека ни с того, ни с сего делают решето, все становится особенным, все вызывает подозрения, размышления и сомнения. И прочую ХэЮ, как выражается ДК.

Я подумал о дяде и решил, что у ДК и матерных ругательств есть кое-что общее. И он, и они — сильнодействующее средство, которое следует принимать в ограниченных дозах и только в соответствующих ситуациях.

Поэтому видимся мы с ДК редко. Георгия Эдуардовича застрелили в понедельник, а к ДК я поехал только в пятницу.

К тому времени у меня было стойкое ощущение, что ПэЦэ, случившийся в начале недели, растет в размерах, как воздушный шар, когда его подключают к баллону с газом. Основания для таких мыслей? Оснований было хоть завались!

Георгий Эдуардович молчал, а на коленях его белоснежных брюк уже образовалась малопривлекательная кашица из крови и стеклянной крошки. Я аккуратно положил блок сигарет на сиденье рядом с покойным. Почему-то меня очень волновала в эти мгновения судьба купленных только что сигарет. Приличное объяснение (придуманное мною позже) гласило, что меня заботила судьба последней — а потому приобретшей особое значение — покупки Георгия Эдуардовича. Неприличное объяснение (более правдивое) заключалось в том, что я не знал, что теперь делать.

Рядом на тротуаре стояли человек пять и с любопытством таращились на продырявленную машину, на мертвого Георгия Эдуардовича и на меня. Вероятно, я должен был решительно отогнать их как можно дальше от места преступления, но вместо этого мне хотелось спросить у них: что же обычно делают в таких случаях? Я уже было раскрыл рот, но тут мое внимание привлек шестой зритель, сухонький старичок с абсолютно голым и гладким на вид черепом. Он — старичок, а не череп — аж подпрыгивал на месте от возбуждения, что-то непонятное выкрикивал и куда-то тыкал тонким желтым пальцем. Я проследил за направлением этого пальца и увидел синюю детскую коляску. Она медленно катилась через проспект, на противоположную его сторону, чудом еще не столкнувшись ни с одной из проносившихся взад-вперед машин. Мое воображение тут же нарисовало картину испугавшейся стрельбы и падающей в обморок излишне, впечатлительной мамаши, которая выпускает из рук коляску, та скатывается на проезжую часть и едет по инерции дальше, грозя привезти ребенка прямиком под колеса озверевшего автотранспорта. Тут все было ясно, тут я сразу сообразил, что надо делать.

Я виновато посмотрел на Георгия Эдуардовича и припустился за катящейся коляской, вынужденно проявляя изворотливость и быстроту реакции, чтобы самому не оказаться намотанным на покрышки. Коляску я настиг в тот момент, когда ее колеса ударились о бордюрный камень противоположной стороны проспекта. Я поспешно ухватился за ручку, рывком перетащил коляску через бордюр на тротуар и приготовился успокаивать разволновавшегося ребенка, но тут до меня дошло, что никакого ребенка в коляске нет. Там не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего ребенка. Зато там был автомат Калашникова, еще теплый после стрельбы.

У меня опустились руки. Я обошел коляску и увидел отверстие размером с кулак в синем колясочном колпаке, который почему-то был поднят, хотя дождя, снега, града и прочих атмосферных явлений сегодня не наблюдалось.

— Черт, — сказал я, двинув ногой по тормозу коляски. Та вздрогнула и застыла на месте. — Сука! — сказал я ей и услышал в своем голосе отчаяние.

От отчаяния я стал соображать чуть быстрее, меня перестало клинить на мертвом Георгии Эдуардовиче, и я задал себе давно назревший вопрос — а где же эта блядская мама, выгуливавшая столь чудного киндера?! Я снова побежал, чувствуя, как душит меня галстук и как мой новый костюм вот-вот затрещит по швам. Все-таки приличный вид это одно, а удобство при беге — совсем другое. Я бы объяснил это Георгию Эдуардовичу, если бы он внезапно не дал дуба. Он производил впечатление толкового мужика, он бы понял, что галстук при моей работе — не главное.

А сейчас, исходя потом и злостью, я подбежал к тому энергичному старичку, который, впрочем, уже напрыгался и теперь лишь бормотал нечто непонятное.

— Отец, — я взял его за плечи и слегка встряхнул. — Где эта сука?

Мне неожиданно ответил целый хор голосов. Они тут все знали, где эта сука. Эрудиты, ТэЭм!

Я посмотрел туда, куда мне советовала посмотреть группа экспертов с трамвайной остановки, но ничего подозрительного я там не увидел, сколько ни пялился.

— А она уже уехала! — хором ответил на мой немой вопрос коллектив свидетелей в составе трех пенсионеров, двух подростков и одного бомжа. — Вон там запрыгнула в машину и уехала...

— Номер вы не запомнили? — обратился я к коллективу, но со зрением у него было хреново. Я выпустил из своих нервных объятий перепуганного старичка и пошел обратно, к «Вольво» и сидящему в ней Георгию Эдуардовичу. Попутно сдирая с шеи галстук и обзывая себя последними словами. Не вслух. Вывод напрашивался такой: вот, побыл солидным парнем на солидной работе? Ненадолго же тебя хватило, идиот! Потому что должность вышибалы в клубе — это предел твоих интеллектуальных способностей!

У машины совершенно волшебным образом нарисовался патрульный ментовский «уазик». Его обитатели в количестве трех человек высыпали наружу и в задумчивости бродили вокруг «Вольво», словно водили хоровод.