Ирина Волкова - Безумный магазинчик

Начальник охраны недовольно покосился на Крота.

— Будешь продолжать в таком роде — и впрямь пулю схлопочешь.

— Молчу, — понурился Крот. — Кстати, слышал, какая была фамилия у самого крутого скрипача? Я сам недавно узнал. Паганини!

— Ну и что? — покосился на него начальник охраны.

— То самое, — поморщился от звуков скрипки Крот. — Ты только вслушайся. Погань — и ни-ни! Сечешь? Думаешь, зря ему такую фамилию дали?

— Подумаешь, Паганини, — усмехнулся начальник охраны. Тоже мне кликуха. Вот Психоз — это действительно круто звучит.

Напряженно закусив губу, Психоз выдал заключительный аккорд и замер, прислушиваясь к затихающей вибрации струн. Звук уже угас, но его призрак все еще витал в воздухе, затягивая второго по значению авторитета синяевской мафии в призрачные мечты, невидимым сиамским близнецом сопровождавшие его на протяжении большей части его сознательной жизни.

Уложив скрипку в футляр, Психоз опустился в антикварное кресло, некогда украшавшее собой интерьеры Эрмитажа, закинул ноги на нефритовый журнальный столик, — подарок тайваньского партнера по наркобизнесу, — откинулся на спинку и, заложив руки за голову, прикрыл глаза. Это была его любимая поза.

«В Вербное воскресенье, через год после окончания Большой Войны против клана Сантадио, дон Доменико Клеркуцио праздновал крестины двух младенцев, в жилах которых текла его кровь, — наизусть, как заклинание, проговаривал он про себя начало романа «Последний дон» Марио Пьюзо, знаменитого автора «Крестного отца». — Приняв самое важное решение в своей жизни, он пригласил на торжество глав крупнейших Семей мафии, а также Альфреда Гронвельта, владельца отеля «Занаду» в Лас-Вегасе, и Дэвида Редфеллоу, создавшего крупнейшую в Соединенных Штатах империю наркобизнеса. Все они в той или иной степени являлись его партнерами».

Психоз был лично знаком с большинством современных мафиозных итальянских «донов» и «крестных отцов». Он вел с ними кое-какие дела, хотя и в меньшей степени, чем Банан, лидер синяевской группировки. Итальянские «капо» разочаровали Психоза. Они стали слишком вялыми, зажравшимися и расчетливыми. В них не было страсти, элегантности и романтизма героев Марио Пьюзо.

«Крестный отец», которого Психоз прочитал в самиздатовском варианте еще в застойные времена, стал для него своеобразной Библией. Уже связанный с синяевской мафией, но, под давлением отца, подумывающий о карьере мента, Психоз, очарованный эпохальной фигурой дона Вито, неожиданно понял, в чем состояло его высшее предназначение. Он станет российским доном Корлеоне и когда-нибудь русский Марио Пьюзо напишет бестселлер о его жизни. Так Психоз сделал выбор, о котором он впоследствии никогда не жалел.

«Кей было видно, как Майкл принимал от них почести. Ей вспомнились при взгляде на него статуи, изваянные в Риме, — античные статуи римских императоров, наделенных священным правом распоряжаться жизнью и смертью своих сограждан. Подбоченясь одной рукой, выставив ногу вперед, он стоял в небрежной и надменной позе; лицо его, повернутое в профиль, выражало холодную и властную силу. Caporegimes почтительно стояли перед ним», — теперь синяевский авторитет мысленно цитировал свой любимый абзац из «Крестного отца».

Психоз уже давно не был простодушно-хулиганистым подростком, очарованным сильными и притягательными образами, созданными итало-американским писателем. Он прекрасно понимал, что жизнь не похожа на роман. Литературные мафиози Марио Пьюзо отличались от реальных итальянских бандитов, как мраморное изваяние непорочно-беременной девы Марии от непонятно от кого залетевшей смазливой еврейской Машки. Психоз не обманывал себя на этот счет, но для него это уже не имело значения.

«Не сотвори себе кумира» — учила Библия.

«Разве жизнь без кумиров имеет смысл?» — думали люди, и на протяжении веков и тысячелетий вырезали идолов из дерева и камня, лепили их из глины, отливали из бронзы, рисовали на обструганных деревянных досках. Двадцатый век принес своих кумиров — актеров, спортсменов, бандитов, политиков, эстрадных звезд.

Разве имеет значение, что девятнадцатилетний певец напрочь сжег свою носоглотку кокаином, подгнивает изнутри от СПИДа, трахает все что движется — от дешевых путан до волосатых мужиков и резиновых кукол, блюет после пьянок и не может произнести связную фразу во время интервью? Кумирам дозволено все.

Когда кумир, кольнувшись для взвода, конвульсивно дергается на сцене в фальшивой имитации сексуального экстаза и заливистым тенорком поет нечто крутое, улетное и интеллектуально недосягаемое вроде:

Дворник, милый дворник,

Жопа с метлой… —

гормоны у зрителей выпрыгивают из ушей, а переполнившие зал подростки ревут в экстазе и мечтают быть такими же мужественными, отвязанными, прикинутыми и крутыми, как этот, вырвавшийся на вершину жизни секс-символ-однодневка.

Новость, что кумир нацепил еще пару колечек на соски и пупок волнует значительно больше, чем попытка государственного переворота или кризис на Ближнем Востоке. Какой, к чертовой матери, Ближний Восток, если прошел слух, что у кумира (тут голос обычно таинственно понижается, а сердце начинает биться быстрее) аж три золотых колечка на члене и по одному на яичках. Информация — из самых достоверных источников.

Жизнь обретает высший смысл по крайней мере на ближайшую пару недель. Необходимо срочно выяснить, какие именно колечки украшают мужские достоинства кумира, раздобыть денег и вставить себе в точности такие же. То, что при этом приходится выдержать схватку с тупыми и отсталыми предками, делает заветный акт членовредительства еще более сладким. В жизни появляется цель.

Борьба за свои идеалы, отстаивание своей яркой и уникальной индивидуальности в серой безликой толпе посредственностей придает существованию восхитительную осмысленность и мучительно-сладостную остроту почти религиозного экстаза. Как прекрасно иметь убеждения, за которые ты готов умереть!

С такими же восторженно-религиозными чувствами рабочие Петрограда когда-то шли за картавым лысым сифилитиком на штурм Зимнего Дворца. Им еще повезло, что Ленин не носил колечек в носу и в пупке.

С такими же восторженно-религиозными чувствами крестоносцы во имя освобождения гроба Господня рубили мечами сарацинов среди раскаленных солнцем песков Палестины.

С такими же восторженно-религиозными чувствами Психоз рвался на Олимп криминальной власти. Он хотел стать русским «крестным отцом». Сначала «крестным отцом», а потом «капо ди тутти капи».

В отличие он подавляющего большинства российских быков, братков, «спортсменов» и отморозков, в душе Психоз был романтиком. Деньги для него были чем-то второстепенным, скорее средством, чем целью. Проблема заключалась в том, что Психоз до конца еще так и не понял, к чему на самом деле он стремился. Конечно, его целью было стать «капо ди тутти каппи». С этим все было ясно. Но для чего? Допустим, станет он самым крутым мафиозным боссом. И что тогда? Времени на глубокое исследование этого вопроса у Психоза попросту не оставалось, так что он отложил его на потом.

Нескончаемая погоня за неопределенно-абстрактным миражом универсальной власти отчасти была связана с тем, что, обладая сильной личностью с выраженными задатками лидера, Психоз был просто не способен с бараньей покорностью следовать за каким-либо реально существующим кумиром. Ему требовалось нечто большее. Книги Марио Пьюзо зажгли в душе Синяевского авторитета фанатический огонь религиозного подвижника. Этот огонь когда-то питал и согревал изнутри щуплого плохо одетого подростка. Этот огонь превратил его в сильного и опасного мужчину. Огонь горел ровно и сильно. Он не собирался угасать…

Следование четко не определенному абстрактному идеалу имеет несомненное преимущество перед поклонением кумирам-однодневкам. Обкуренный певец рано или поздно загнется от передозировки, и его место займет новый торчок с татуировками вместо колечек в ноздрях. Абстрактные идеалы не умирают никогда. Их невозможно развенчать или опровергнуть — для этого они слишком неопределенны и бестелесны. Развенчивать их — все равно что разгонять вилкой густой английский туман. Иногда они видоизменяются, обретая новые формы, а иногда уходят глубоко в подсознание, трансформируясь в некую «внутреннюю силу», помимо воли направляющую человека по его извилистому и скользкому пути.

«О, как же порочен этот мир, ввергающий человечество во грех» — цитировал про себя Психоз.

Какая-то часть его сознания зацепилась за слово «порочен». Психоз любил импровизировать и пробовать себя в новых сферах деятельности. Он занимался практически всеми видами преступного бизнеса. Пожалуй, единственной областью, которую он пока не охватил, был Интернет.