Юлия Климова - Вредная привычка жить

    Я не спешила вставать. Куда мне было торопиться, тем более что бок все же болел, а голова гудела. Я чувствовала, как к месту происшествия стягиваются люди, да, давайте, давайте, посмотрите, как я лежу, я, которая могла бы лечить и спасать океаны!

    – Пропустите меня, – раздался строгий голос.

    Это, наверное, тот, кто меня сбил, а может, какой-нибудь врач, проходивший мимо, а может, миллионер с предложением руки и сердца…

    Я немного поразмышляла, открывать мне глаза или нет, и решила не торопить события.

    – В машину ее, – раздался тот же властный голос.

    Э! Мы так не договаривались! А где извинения, где – я женюсь на вас, только скажите «да», или на худой конец предложение о работе? Я, между прочим, очень рисковала, идя на зеленый свет.

    Я открыла глаза: возможно, пора спасаться.

    Он смотрел на меня, как смотрят… на асфальт… Я встала, отряхнула плащ и сказала:

    – Если вы свои права купили, то, по крайней мере, делайте так, чтобы это не бросалось людям в глаза.

    Он протянул визитку. На среднем пальце красовался перстень с черным отполированным камнем. Меня от этого просто передернуло.

    – А это зачем? – спросила я, указывая на перстень.

    Я всю жизнь, всю жизнь мечтала спросить об этом – вот зачем им эти перстни?..

    – Надо уйти с дороги, мы мешаем, – услышала я чей-то голос.

    – Садитесь в машину, я довезу вас до больницы или до дома.

    Я села в машину и сказала:

    – Лучше в ГАИ.

    Водитель обернулся и посмотрел на меня. Это был тот самый человек, который хотел как можно скорее убрать меня с дороги.

    – Ты дура, что ли? – спросил он.

    – Поезжай, – сказал хозяин машины, и мы сорвались с места.

    Он сидел рядом, и я как-то опасалась повнимательнее разглядеть его.

    – В больницу или домой? – спросил он меня.

    Я вытащила сигарету из помятой жизнью пачки и закурила, потом все же повернула голову в его сторону.

    Каштановые глаза! Я такого в жизни не видела, я дар речи потеряла просто, до чего же каштановые глаза!

    – Давай в больницу, – отдал он команду, видя мой шок.

    – Нет, – очнулась я, – домой.

    – Где вы живете?

    Я назвала адрес, и машина резко изменила направление.

    Он опять протянул мне визитку:

    – Возможно, это понадобится вам.

    Мой взгляд опять упал на перстень. Не давал он мне покоя, и я спросила:

    – А зачем вы его надели?

    Он снял его и протянул мне:

    – Возьмите на память.

    – Мне такая память ни к чему, – сказала я, отказываясь от подобного подарка.

    Машина остановилась, и я вылезла, сжимая в руках дорогую сердцу газету.

    Я развернулась и пошла к подъезду.

    – Ненормальная, – сказал мне вслед водитель.

    – Необыкновенная, – блеснули каштановые глаза.

    Поднявшись на свой этаж, я позвонила Сольке. Это был отличный повод помириться, но Сольки не было дома. Тогда я позвонила Альжбетте, но ее не было тоже. Я поплелась к своей двери и сунула руку в карман: надеюсь, что ключи я не потеряла.

    Слава богу, ключи были на месте, с наслаждением я вытащила руку из кармана, и по ступенькам покатился перстень с черным полированным камнем.

    Бок болел, но я не обращала на него внимания. Развернув газету, я стала изучать предложения о работе: скромно потупив взор, говорила «да», «о да», «и это да», «как скажете». Так полчаса я наслаждалась разделом «Руководители, управляющие». Океан по-прежнему был в опасности, но ни в одном объявлении это никого не беспокоило.

    Я посмотрела в окно и увидела одинокого бомжа, собирающего бутылки. «Вот что ждет меня», – подумала я и закурила. В дверь постучали. Это Солька, потому что все нормальные люди пользуются звонком.

    Я открыла дверь и смерила ее взглядом, который говорил: я тебе не рада, ты вчера мне нанесла серьезную обиду, которую я не забуду никогда, и буду передавать из поколения в поколение грязные рассказы о тебе.

    Она на меня посмотрела взглядом: ну что, никчемное создание, небось, сыплешь угрозами про себя, ну-ну, только учти, что мои потомки дремать не будут, им тоже станет известно о том, какая ты противная и невыносимая.

    – Я нашла тебе работу, – сказала Солька.

    – Выщипывать пинцетом сорнячки в какой-нибудь гнилой оранжерее?

    – Нет, будешь мерить температуру океану на разных широтах и, если твой океан приболел, пропишешь ему аспирин.

    Я Сольку смерила взглядом, который обозначал: может, поблизости и нет океанов, но это вовсе не говорит о том, что можно жить спокойно, пока умирают мои океаны!

    Солька посмотрела на меня просто задумчиво и спросила:

    – Откуда царапина?

    – Я чуть не погибла полчаса тому назад.

    – Кровавая разборка в квартале? Чемодан наркотиков? Или просто чья-то ревнивая жена решила выцарапать тебе глаза?

    – Нет, я просто пошла на зеленый свет.

    Солька покрутила пальцем у виска и сказала:

    – Только не рассказывай об этом, когда станешь устраиваться на работу, лучше скажи, что была кровавая разборка, так хотя бы поверят.

    Солька бесцеремонно прошла на кухню, открыла шкафчик и выгребла из него три банки с кофе, вернее, с запахом от кофе, потому что все давно закончилось. Покрутив ноготком у виска еще раз, она спросила:

    – Денег хоть дали?

    – Кто? – не поняла я.

    – Ну, тот, кто тебя сбил.

    – Нет, да зачем…

    – Затем, что тебя давно лечить надо, вот теперь бы было на что.

    – А от чего лечить? – зло спросила я.

    – От ума, от ума, моя дорогая!

    – Это не лечится, это – мой крест.

    Мы заварили остатки зеленого чая, который я терпеть ненавижу, но мой доктор как-то мне сказал: «Купите, деточка, себе зеленый чай, если не хотите, чтобы однажды я ваши почки полоскал в тазу».

    С тех пор у меня всегда дома стоит боязливо купленный зеленый чай, стоит и стоит, никому не мешает, а часто даже выручает, когда все основные напитки имеют наглость заканчиваться.

    – Повторюсь, – размеренно сказала Солька, – завтра ты выходишь на работу.

    – Куда?

    – Будешь секретаршей и курьером в одном флаконе.

    – Не буду, – гордо сказала я, – мне это по рангу не положено.

    – Будешь, – уверенно повторила Солька.

    Вот как можно ее не любить, эту занозу Сольку?!

    – Ладно, – сказала я, – буду секретаршей и курьером, но за очень большие деньги.

    Солька ничего не ответила. Я представила, скольких знакомых она обегала, чтобы пристроить меня, и благодарно выдала:

    – Буду работать за любые деньги, за хлеб, воду и постель, за спасибо и за просто так, чтобы чувствовать себя человеком и частью общества.

    – Если тебя и оттуда уволят, то помощи от меня не жди!

    – Само собой, – кивнула я.

    Подобная история повторялась уже раз десятый.

    Я по-прежнему не люблю магазины и становлюсь незаменимой сотрудницей процветающей фирмы

    Когда я иду в магазин, то мысленно беру с собой пистолет: я готова пристрелить себя в примерочной, когда надеваю брюки или кофту в обтяжку.

    Я готова себя пристрелить сто миллионов раз.

    «Смерть в примерочной»,

    «Она убила себя, разочаровавшись»,

    «Пуля избавила ее от депрессии»,

    «Русская рулетка – надень брюки 46-го размера» – вот такими заголовками пестрели бы газеты, если бы я хоть раз действительно взяла с собой в магазин пистолет.

    – Девушка, покажите эти брюки.

    – Какой у вас размер?

    У меня нет размера, потому что у меня нет уже никаких нервов, чтобы иметь этот самый дурацкий размер.

    – Покажите брюки, – напираю я.

    – А какой у вас размер?

    Может, она неживая, может, она не понимает, что у меня-то 46-й размер, но налезает только 48-й?

    Она что, никогда сама не была в примерочной, или она не знает, как тяжело признать свое поражение перед лишним куском карамельного торта?

    – Да дайте же мне эти брюки! – ору я, и девушка, вздрогнув, протягивает мне то, что я требую.

    Я иду в примерочную, Солька семенит за мной.

    – Ну что ты орешь, с тобой стыдно ходить по магазинам, – шипит она мне в спину.

    – Мне тоже стыдно ходить с тобой в закусочную, но я же хожу.

    – А что, что такого?! – возмущается Солька

    – А то, что суп – это суп, и его едят ложкой. Бутерброд – это бутерброд, и его не надо разламывать на 25 кусочков, выстраивать их в ряд и только потом есть. Не надо есть из моей тарелки, потому что это моя тарелка, не надо пить мой компот – это мой компот, и не надо, в конце концов, обгладывать кости с таким видом, как будто это – самое вкусное в курице!