Наследник по кривой - Янина Олеговна Корбут

— Вчера ты была более любезна, — шепотом укорил меня Славик. — Мы вели такие интеллектуальные беседы о звездах…

— Вчера ей казалось, что набралась ума-разума. А оказалось, что просто набралась, — хихикнула Вероника, которая только делала вид, что слушает музыку, а сама клеила ухо к чужим беседам. Причем говорила достаточно громко для того, чтобы я услышала.

Атмосфера ожидания стала томить присутствующих, а соблюдать приличия вроде бы стоило. Без хозяина дома за стол садиться было не принято.

Первым не выдержал Антон:

— Витька, ты самый молодой. Сгоняй наверх, разбуди деда. Что-то он разоспался.

— Да, мне уже на работу пора, — кивнул Лев и глянул на часы. — Должен же в доме хоть кто-то работать…

Витька нехотя поднялся и поплелся по лестнице, шаркая ногами. Судя по его скорости, завтракать мы начнем не раньше обеда.

Спустился Витька буквально через пару минут и выглядел так, словно за углом получил сковородкой по башке.

— У меня две новости, — начал он, присаживаясь на диван.

— Одна хорошая, другая плохая? — хохотнул Лев, наливая себе сок и грустно поглядывая в сторону бутылки с коньяком. — Дед обозвал тебя надоедливой глистой, но обещал купить новый комп?

— Ну-у-у, тут как бы две в одной. Дед перестал обзываться. И вообще все перестал… Короче, я не совсем понял, но, кажется, он от нас ушел.

Первую минуту ничего не происходило. Кажется, никто не понял, что сказал Витя. Лев продолжал ухмыляться, Вероника качала ногой, Славик все так же болтал, Антон неспешно скручивал газету.

Я, хоть и тормозила, нашла в себе силы переспросить:

— В смысле — ушел? С самого утра? На прогулку?

— На тот свет, — бухнул Витька и уставился на свои кеды.

Тут началось форменное светопреставление. Все вдруг ожили, завопили и кинулись к лестнице. Лев с Антоном лидировали в гонке препятствий. Я плелась в хвосте и орала: «Звоните в скорую!», Славик зазывал мать на разные голоса, а Вероника на бегу высунулась в окно и истерически выкрикнула:

— Ивановна, дед умер, неси аптечку с лекарствами!

И только Витька не замечал мирской суеты вокруг.

— Думаешь, надежда есть? — спросила я, притормозив у дивана.

— Надежда, конечно, есть, раз наследников скоро огласят, — уклончиво ответил Витя.

— Я спрашиваю — надежда есть, что он живой? — укорила я Витю взглядом и словом. — Может, тебе показалось?

— Сто против одного. Труп.

Махнув рукой, я решила, что надо разбудить тех, кто еще не вышел. Но к этому времени Сабина и мама Славика уже и так выскочили на шум, кутаясь в халаты. Пришлось в спешном порядке объяснять, что произошло, а в их состоянии понять такое крайне непросто.

И тут уже и они ринулись наверх, а я подумала, что путаться под ногами у родных некультурно. Усевшись на диван рядом с Витей, я нервно покусывала костяшки пальцев.

Через пару минут на лестнице показался Славик, и по его лицу я поняла, что дело плохо.

— Скорую вызвали, и полицию тоже, — скорбно пробормотал приятель, усаживаясь в кресло. Подбородок его дрожал. — Я поверить не могу, как же так… Получается, снова приступ? Лекарств не оказалось, странно, что дед не позвонил, когда ему стало плохо. А вдруг он звонил, но никто не услышал?

— Может, не успел? Смерть во сне… Зато не мучился, — в полном обалдении попыталась я найти в свершившемся факте хоть что-то утешительное.

Признаться, я сама не могла поверить в реальность событий. Только вчера мы обсуждали предстоящий праздник, а теперь в доме покойник.

Сверху доносился женский плач и взволнованные голоса. Плач множился, началась невнятная ругань и споры. Кто-то хлопал дверями, на лестнице показалась бледная Зоя, которую послали за сердечными каплями для тетушек.

От нее я узнала, что вчера, примерно в девять вечера, она относила деду чай с мятой. После чего он собирался немного почитать и выпить снотворное. Зоя Ивановна последние месяцы ночевала с Розой Львовной в одной комнате, потому как та стала очень непредсказуема. В эту ночь она затребовала молока с медом, и когда Зоя возвращалась в комнату, краем уха слышала, как в комнате деда шла беседа, причем на повышенных тонах.

Хотя утверждать это она не могла, возможно, работал телевизор, спросонья не поймешь. Комната бабули и Зои Ивановны находилась в том же крыле, что и спальня деда, а гостей обычно размещали в левой половине или на первом этаже. Сказанное Зоей позволяло предположить: в то время, как мы со Славиком вернулись домой (а это было около десяти вечера), дед был еще жив.

Подъехала скорая помощь, за ней — полиция. Врач потратила какое-то время на осмотр тела и беседу с родными, после чего занялась соответствующей выпиской и инструктированием, как дальше поступить с трупом. Начались неприятные, но обязательные формальности, участвовать в которых, к счастью, мне не пришлось.

15 августа, за неделю до всех событий

Чтобы мужчины не портили вам праздник своим отсутствием, выход один — не стройте иллюзий. Если на все сто не уверены, что этот самый Жан-Жак, кровь из носа, будет праздновать только с вами, потому что больше идти ему просто некуда. А иначе выйдет, как у моей мамули…

— Он мне сказал: «Уйду праздновать День взятия Бастилии к друзьям, если ты наденешь эти уродские брюки-антисекс». И это он про мои шикарные шелковые штаны-гаремы! — сморкаясь, жаловалась она мне на своего Антуана.

В очередной раз, покинув Ниццу, где от папы номер два у нас осталась небольшая богемная квартирка, мамуля вернулась на родину предков. Конечно, не навсегда. Такие периодические эскапады были свойственны ей давно. В профилактических целях она периодически оставляла «душку Антуана» подумать о жизни. Правда, в такие периоды его переименовывали в Хуана и называли «мерзким лягушатником».

Обычно через пару дней Хуан понимал, что потерял бесценное сокровище, и падал ниц перед мамулей, признавая свои ошибки. Но сейчас все пошло не по плану. Своенравный бойфренд оставил мамулю и ее штаны в одиночестве, ушел к друзьям и пропал. То есть не писал и не звонил вот уже две недели. Мамуля насторожилась. Но звонить сама, конечно, не пыталась, поскольку очень себя любила. Все мои отцы называли бывшую жену не иначе как царь-женщина.

В доказательство серьезности намерений мамуля по приезде даже сделала каре. Себе. А я испугалась: такая радикальная смена имиджа всегда сулила испытания и свидетельствовала о намерении держаться насмерть. Во времена моего детства, когда