Юлия Латынина - Здравствуйте, я ваша «крыша» или Новый Аладдин

Прием по случаю этого события был устроен у меня на даче. Директор «Ячинскнефтегаза» ходил гоголем. Его не очень-то ликвидные акции в последнюю неделю шли у московских брокеров, как горячие пирожки. От правительства было два или три гостя из Минтопэнерго да Адашкевич, который, насколько я знал, и был в этой операции у Яниева главным консультантом.

Тхаржевского среди гостей не было, а вот Даша Тхаржевская была.

Оба директора увели меня в кабинет. Уж не знаю, кто им рассказал о том, как я начинал с рисованных тачек, а только Дачинок (директор нефтедобывающей компании) развернул передо мной заграничный проспект и стал требовать установку горизонтального бурения, а Северников (директор «Раднефтеор-гсинтеза») развернул другой проспект и потребовал установку для каталитического крекинга.

— Ты что, Петр Семенович, прямо здесь, что ли? ты ее как в Сибирь повезешь? Директора загалдели хором:

— А вы к нам съездите, Шариф Александрович! А то знаете, какие отсюда железнодорожные тарифы?

— Ну ладно, — сказал я, — буду у вас денька через три и все сделаю в ажуре.

После ухода директоров я подошел к окну и стал смотреть вниз. Праздник был в полном разгаре, столы ломились от еды, и кто-то равнодушно глядел сквозь иллюминатор луны на первых пьяных гостей, падающих на четвереньки, и на голого директора банка, блудящего с парочкой зеленохвостых и черноглазых русалок.

Кто-то вошел в дверь, и я увидел Адашкевича с Яниевым. В руках у замминистра был дипломат, который он и положил на стол.

— Так о чем разговор? — спросил Яниев. Адашкевич раскрыл дипломат: в нем лежали банковские упаковки с долларами.

— Это что такое? — удивился я.

— Моя доля от кредитов Тхаржевского. Из КФБ.

Я протяжно присвистнул. Чиновник бросил на меня взгляд, полный вместе стыда и ненависти.

— Сколько тут? — спросил Яниев.

— Двести тысяч.

— Вы что же, их так и хранили под подушкой?

— Дачу купил. Вчера продал.

— И сколько дач у вас осталось?

— Нисколько. Квартира в Москве. В Бутове. Двухкомнатная.

Признаться, я думал, что Яниев отдаст ему бабки. Ну что «Народному Альянсу» двести штук? Слону дробина. Но Яниев невозмутимо сгреб чемоданчик.

— Спасибо, Виктор Михайлович, — поднялся и был таков.

Адашкевич сидел, закусив губу.

— Ну, и зачем это геройство? — не сдержался я.

— Вы эти деньги требовали с Тхаржевского.

А он половину раздал.

— Половину? Это пол-лимона. Здесь двести.

Кто получил триста? Доносчиком не был и не буду, — процедил замминистра. Я скривился.

— У тебя сколько детей, герой?

— Двое. Машка и Василиса.

— Сколько лет?

— Машка — в третьем, Васька — в шестом.

— Двухкомнатная, — пробормотал я.

Поднялся и вышел на террасу.На душе у меня было так погано, словно я вытащил у Адашкевича эти двести штук утюгом и наручниками.

Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Это была Даша Тхаржевская.

— Привет, — сказал я, — а где твой приятель?

— Мы поссорились, — фыркнула она, — он взял и уехал. Вот зараза! Вы не велите кому-нибудь из водителей отвезти меня домой?

— Вам хочется домой, Даша?

Даша усмехнулась.

— Яниев — он такой пугливый. Можно подумать, это он учится в институте, а не я. Мне не хочется домой. Я там буду лежать и плакать.

— Так оставайтесь, — предложил я.

Утром я уехал в Белый дом, но к обеду вернулся на дачу. Яниев сидел с бумагами в кабинете.

— А где Даша? — осведомился я.

— Уехала, — проговорил Яниев. Он покраснел, как рак в кипятке, а потом пробормотал:

— Понимаешь, я был немножко пьяный… А она… Ну, словом, я принял ее за Асмодея.

А на следующий день, когда я вечерком зашел к Яниеву отчитаться о проделанной работе, из охранного домика позвонили. Я выслушал и приказал:

— Конечно, пропусти.

— Кто там? — поднял голову Яниев.

— Гости.

Через пару минут в кабинет вошли трое.

— Здравствуй, Аладдин, — сказал тот, кто повыше.

— Здравствуй, Карачун.

Яниев блестел глазами из глубины кресла. Он слишком хорошо помнил условия нашего договора. Он мог приказать мне, как обращаться с вице-премьером, но он не мог приказать мне, как обращаться с бандитом.

— Спасибо за приглашение, — сказал Карачун, — на праздник. Жаль, в Париже был, не мог подскочить.

— Твой приход уже праздник. Карачун. Или ты по делу пришел?

— Я слыхал, что ты деньги трясешь с Тхаржевского.

— Я их спрашиваю со всех должников КФБ. Карачун усмехнулся.

— А ведь я тоже должник, — заявил он, — триста кусков мне тогда Тхаржевский отстегнул. Что, и с меня будешь спрашивать?

Я сглотнул. Еще неделю назад я бы поостерегся требовать деньги с бандита, бойцы которого, как правильно отметил в свое время Яниев, могли бы взять Грозный в двадцать четыре часа. Но теперь я вспомнил Адашкевича: это что же, замминистра так и будет ходить двухкомнатным, а Карачун уедет отсюда с бабками, которые ему — на одну сережку для его крали?

— И с тебя, — ответил я.

Карачун подал знак. Один из его подручных бросил передо мной на столик дипломат и раскрыл его. Там были баксы.

— На. Подавись, — сказал Карачун, повернулся и пошел к выходу.

У самой двери он задержался, глянул на меня и пробормотал:

— Сбили тебя с толку, Аладдин. А какой ты мог бы быть человек! Тьфу.

И ушел.

Яниев некоторое время сидел совершенно молча. А потом:

— Он попытается тебя убить.

— Пусть попробует, — весело ощерился я.

20 марта я поехал на Старую площадь. Речь шла о формировании финансово-промышленной группы во главе с «Народным Альянсом». «Народный Альянс» и до того возглавлял некоторое худосочное образование, пришибленное условиями Указа 1993-го и неплатежеспособностью едва ли не половины потенциальных участников ФПГ. Теперь в ФПГ входила моя новая нефтяная компания «Ячнефть», и значительную часть ее должны были составить предприятия оборонки — бывшие клиенты проглоченного КФБ.

Эти оборонщики были действительно несчастные парни, которым правительство не давало денег за госзаказ и не разрешало самим продавать продукцию на экспорт.

Не далее как вчера один дальневосточный директор плакался мне, что смежники, производящие стратегические ракетные установки, расплачиваются с ним по бартеру чешской сгущенкой, а «Росво-оружение» берет у него 29% от контракта и дает взамен клиринговые китайские доллары, которые само же любезно помогает потом сбыть по 50 центов штучка.

За электричество он платил исправно, но на балансе у него висела половина городского жилого фонда, и вот обитатели-то жилого фонда за свет не перечисляли ни гроша. А так как официальным должником за свет был завод, то местное «энергр» выдернуло завод из розетки. Население его полузакрытого города занималось в последнее время в основном собирательством и охотой. По всей по этой причине директор еще в прошлом году просился обратно в государственную собственность. Когда появился я, он очень охотно согласился, что это еще лучше.

Кстати, Тхаржевский пока в эту ФПГ не входил. А между тем его меткомбинат нам был очень нужен для непрерывной технологической цепочки. Дело было ответственное — я с Яниевым отправился в мрачное гранитное здание напротив Политехнического музея.

Яниев разливался соловьем. Он обещал инвестиции в высокотехнологичные производства. Он сетовал на то, что, если не переломить существующую тенденцию, Россия станет сырьевым придатком Запада. Шесть наших собеседников — третьим слева сидел Адашкевич — слушали его не очень-то доброжелательно. Седьмой, высокий и плотный генерал с яйцеобразной головой и седыми усами, что-то насвистывал сквозь зубы. Это был тот самый генерал, который месяц назад обещал мне по телефону пообрывать хвосты моим русалкам.

Яниев завершил свою речь во славу высоких технологий и выразил недоумение тем, что документы по ФПГ уже две недели как готовы, но до сих пор не регистрируются.

Все молчали.

Первым подал голос человек, сидевший справа от Адашкевича. Ему не было и пятидесяти, однако он занимал один из самых высших постов в государстве. Свободная пресса его терпеть не могла за то, что он редко устраивал пресс-конференции и во время всеобщей борьбы демократов против коммунистов мирно подворовывал на каком-то сибирском заводе. Взойдя к вершинам власти, он по-прежнему понимал Россию как большой завод, где рабочие воруют горстками, а дирекция — вагонами.

В близком общении это был один из самых обаятельных людей, которых я знал, — надо было только не зевать и смотреть, чтобы обаятельный человек не оттяпал у тебя яйца. Звали его Алексей Грацинский.

— ФПГ — это, конечно, привлекательная идея, — сказал обаятельный человек. — Однако сушествует одна проблема. С момента создания «Яч-нефти» ни одна из вошедших в нее компаний не заплатила ни копейки налогов. Я пожал плечами.

— А что, они раньше платили? Я слыхал, что у «Ячинскнефтегаза» было семьсот миллиардов долга.