Наталья Никольская - Пропавшие закорючки

– Знаю, знаю, кто тебе братишка, – продолжал Малышев. – Сейчас твой братишка находится в следственном изоляторе, и дела его очень серьезные – снова ограбление, да плюс на– падение с целю убийства.

– А я тут при чем? – нехотя сказал Николай. – Пусть сам отвечает – не маленький, мы с ним за ручку больше не ходим…

– А у меня совсем другие сведения: говорят, как раз вчера вы кое-где были вдвоем, – начал вовсю блефовать Малы– шев, который хорошо знал, что имеет дело с отчаянным картеж– ным шулером, который никогда не придерживается в игре чест– ных правил.

– Кто это сказал?

– Твой брат, Лис…

– Подонок. Он врет. Мы с ним вчера вообще не виделись, – возмутился Николай. – Во, гаденыш!

– Не исключено, что я тебе начну верить, если ты мне ответишь на следующий вопрос, – плавно продолжал атаку Ма– лышев. – У кого сейчас украденная из библиотеки книга? Что ты про это слышал?

– Ха, с какого это времени наша славная милиция стала охотится за читателями, вовремя не возвращающими книги, – даже приоткрыл от неожиданности рот Николай. – Первый раз про такое слышу. У вас что, другая работа совсем кончилась?

– С вами, пожалуй, закончится, как же, – начал замет– но злиться Малышев. – И потом, предупреждаю – сейчас воп– росы задаю я! И еще учти, что у братишки твоего уже начина– ется ломка, и его жизнь во многом зависит теперь и от тебя тоже…

– А на Зыкова всякую ботву от редьки кто у вас собира– ет? – неожиданно спросил Игорь, пользуясь терминологией Ба– буси, и Малышев посмотрел на Игоря с удивлением, но одновре– менно со скрытым уважением: мол, что он там еще новенького где-то успел «накопать»?

– На Зыкова? – пожал плечами Николай. – Да так, все наши помаленьку. А что? Тут ничего особенного, никакой мок– роты…

– Понятно, ничего особенного: просто следите, письма перехватываете, телефонные разговоры подслушиваете…

– Да и он, небось, то же самое делает. Сейчас у всех работа такая, ничего не поделаешь, – рассудительно ответил Николай. – Только я тут ни при чем, да и брательник тоже. Он так, только изредка бывает у Папаши… на побегушках…

– Давай-ка вот что, братишка, – перебил его Малышев. – У тебя есть еще немного времени как следует подумать и восстановить память. Но, сдается мне, что и ты тут сегодня веселишься в последний раз, потому как…

Малышев хотел было еще что-то добавить угрожающее, но тут посмотрел в сторону зала и увидел, что за столиком, где они оставили Ирину, Эдика и Загробницкого начало происходить что-то непонятное.

Столик окружили со всех сторон какие-то верзилы с квад– ратными плечами, среди которых с трудом, но все же можно бы– ло разглядеть щуплого Папашу.

Друзья скорее поспешили туда на выручку.

На сцене между тем на редкость лихо и весело отплясыва– ли ребята в казацких шапках, а девушки отхлопывали им в такт ладонями, громко подпевая:

– Зыко, зыко, любо, любо, – раздавались на весь зал звонкие девичьи голоса, за которыми издалека не слышно было, что за недоразумение возникло за столом.

Игорь протиснулся как можно ближе и только тогда начал что-то понимать.

– Зачем вы напрасно упираетесь? Зачем? – услышал Игорь истеричный голос Папаши – видимо, тот настолько при– вык в крикливой манере разговаривать во время многочисленных собраний, агитационных мероприятий, митингов, что по-другому уже разучился. – Вы ведь и сами прекрасно слышите, что ваши ученики поют: «Зыков, Зыков, любим, любим», ведь вы же не глухой. А это является скрытой, но зато очень, скажу вам по своему богатому опыту, эффективной формой рекламы и агита– ции. Я думаю, вам ничего не стоить исключить из репертуара эту песню. Ведь речь идет только о каком-то одном номере.

– Об одном номере! – патетически и горько воскликнул Эдик. – Конечно, именно так всегда говорят непрофессионалы, которые не знают, что за каждым таким «всего одним номером», стоят месяцы напряженной работы – труд и пот многих людей. Но это способны понять только по-настоящему творческие люди, к которым вы, скорее всего, просто не относитесь…

И Эдик гордо взглянул на Ирину, в которой видел сейчас своего творческого союзника, хотя союзник этот сидел, нес– колько втянув в плечи голову, от ощущения неясной опаснос– ти…

– Ну хорошо, – несколько смягчился Папаша. – Допус– тим. Вы можете оставить весь номер, но тогда нужно будет хо– тя бы выбросить из песни конкретные слова про Зыкина…

– Да кто вы вообще-то такой, чтобы командовать, что мне оставить, а что убирать? – взвился от возмущения Эдик. – Я даже во времена советской цензуры не слушал ни от кого ценных рекомендаций, а поступал так, как подсказывала мне творческая интуиция. Неужели вы думаете, что я теперь буду кого-то слушаться?

– Будете, – спокойно сказал Папаша. – Сейчас, конеч– но, не те времена. Но сейчас – эти времена.

– … И потом, я совершенно не понимаю сути ваших пре– тензий, – не унимался Эдик. – Простая шуточная фольклорная песенка, мы с ребятами случайно раскопали ее во время одной из фольклорных экспедиций по области… Что тут особенного, если вместо «хорошо», или «ладушки», в припеве поется «зы– ко», или «любо»? Ну, и что тут особенного? Я даже из принци– па не собираюсь потакать вашим глупостям, потому что потом через пять минут ко мне подойдет другой человек и скажет, что ему не нравится слово «мама», а третий потребует, напри– мер, убрать из песни слово «дуб», увидев в нем, извините, намек на свои умственные способности…И так далее. Ребята, прекращайте выступление, уходим отсюда!..

Но художественному руководителю не позволили даже вско– чить, чтобы сделать «отмашку», потому что как только Эдик привстал со стула, один из амбалов грубо толкнул его на прежнее место.

– Да как вы смеете? – побледнела Ирина. – Что…что вы себе позволяете?

– А ты, телка, заткнись, не лезь не в свое дело, – нехотя, через губу, ответил один из свиты Папаши. – И шла бы ты лучше отсюда подобру-поздорову…

Скорее всего, в намерения Папаши вовсе не входило уст– раивать в ресторане драку.

Да что там – точно, не входило!

Один из его главных, негласных принципов во время пред– выборного марафона гласил: «Все, что угодно, но только без морбодоя».

Но, как оказалось, «музалевцы» не рассчитали, что при– вычное у них в обиходе слово «телка» такому человеку, как Александр Иванович Загробницкий, может показаться совершенно оскорбительным.

И уж тем более никто не был готов к тому, что Загроб– ницкий, желая защитить Ирину, тут же набросится на того, кто сболтнул про «телку», с кулаками.

Один из помощников Папаши попытался было Загробницкого остановить, но тут на помощь к историку пришла целая толпа казаков, которые с криками «Эда бьют!» и издавая воинствен– ное улюлюканье, начали прямо со сцены спрыгивать в зал.

Вокруг столика началась самая настоящая потасовка, за– мельками кулаки, послышались крики, и Игорь едва успел выта– щить оттуда за руку Ирину, как сам получил от кого-то со спины удар по шее и, развернувшись, тоже заехал в скулу сво– ему обидчику.

– Ребята! Немедленно прекратите! Не надо! Нельзя! – надрывался во все горло Папаша, видя, что драка настолько уже набрала обороты, что в ход вовсю пошли стулья, начали опрокидываться столы, а посетители ресторана – разумеется, разбегаться. – Что вы делаете? Это же скандал! Скандал!

Но стихийную силу взаимной ненависти быстро остановить было сложно.

– Срочно вызывайте милицию! – закричал бармен кому-то из своих. – Они здесь сейчас все разнесут!

Но с этими словами Малышев, который тоже от кого-то на ходу вовсю отбивался, вдруг хищно оскалился, вынул из-за по– яса пистолет, и насколько раз выстрелил в воздух.

– Здесь уже есть милиция, – гаркнул он звонко, в такт зазвеневшим где-то окнам. – Всем оставаться на своих мес– тах! Буду стрелять без предупреждения…

В зале сразу же повисла тишина, а потом началось мед– ленное движение в обратную сторону: сначала один, потом дру– гой из драчунов начали ставить на свои места стулья, садить– ся за столы, убирать руки в карманы…

Сцена, которая происходила потом, была слишком знако– мой для работников ресторанов, ночных клубов и казино города Тарасова, чтобы казаться им интересной.

В ресторан очень скоро прибыл дежурный отряд милиции, начался нудный опрос свидетелей, пересчет причиненного мате– риального ущерба, составление протоколов.

– Фу, какая мерзость, – сказала Ирина, выходя на ули– цу. – Никогда в эти рестораны не ходила и больше ни за что не пойду. Сплошное жлобье.

Пользуясь положением Малышева, их четверку отпустили из «Руси» первыми, и Ирина была рада больше всех, что всем уда– лось выбраться из увеселительного заведения целыми и невре– димыми.

– Нет, все-таки лучше дома выпить, если вдруг захочет– ся, – продолжала она. – Правда ведь, Александр Иванович? Но Эдика я тоже понимаю, нечего всяким потакать…