Картер Браун - Мэвис и супершпионы

Одна только мысль о том, что на ее глазах будут «мочить» дурочку, случайно втянутую в чужие разборки, должна быть просто невыносимой для ее желудка. А эта сука даже усмехается! Дело нечисто, повторяю. У принца есть козырь в рукаве, а мы об этом до сих пор ничего не знаем.

— Какой еще козырь? Дура! Что ты несешь! — залаял Марти.

Глаза ведьмы злобно засверкали.

— А кто-нибудь видел Его высочество ну, например, на обложке журнала или в колонке светской хроники? Он всегда, насколько я знаю, отказывается фотографироваться. И на публике появляется крайне редко.

— Предпочитает обжимать дамочек в таких вот райских уголках, как этот, — засмеялся коротышка. — Как говорится, меньше блеску — больше треску.

Памела вскочила и забегала по комнате, крича и энергично жестикулируя.

— Да, я все поняла! Мы все чуть не испортили!

— Что испортили? — Марти грозно сдвинул брови. — Мы допрашиваем графиню, которая...

— ...является подружкой и любовницей принца Гаруна аль-Самана, — закончила Памела.

— Да. Ну и что?

— Сейчас, Марти, мы доведем дело до логичного конца. Можешь больше не говорить с этой великосветской шкурой. — Уоринг смерила мадам Риенци презрительным взглядом. — Она ничего не скажет. Мы допустили ошибку и потеряли уйму времени...

— Ничего не понимаю! — рассвирепел коротышка.

— Зачем тебе понимать? Оставь свои мозги в покое! — фыркнула ведьма и надулась, как жаба. — Мозг — это я. А ты всего лишь Марти-нож. Когда ты хватаешься за свои игрушки, кажешься себе умнее, значительнее и даже ростом повыше. — Она расхохоталась. — Лучше набей на каблуки двойные подковки!

— Облезлая кретинка! — прохрипел бандит. — Ты что несешь?! Ты думаешь, что если он признал тебя старшей, то ты можешь командовать?!

— Заткнись! — крикнула Памела. — И займись делом. У меня есть план, как мы представим эту историю... Его высочество дал своей надоевшей любовнице — графине Риенци — отставку и занялся молоденькой американочкой. Графиня застукала принца и Мэвис в одной постели и убила обоих. Ему она отрубила голову... Эй, Карла, у вас на кухне есть острый нож для разделки туш? Ну да ладно, я придумаю, чем отрубить голову. А американочку ревнивица утопила в ванне. Мэвис, как тебе такая смерть? Потом графиня покончила с собой — повесилась. Шикарная история. В Италии любят такие сюжеты...

Она пошла к двери, но остановилась. Повернулась и посмотрела на меня ласково, как-то даже по-матерински.

— Жаль, что я сама не могу позабавиться с тобой, девочка, но — ничего не поделаешь... Вот что, Марти, пока я буду кое-что выяснять, не займешься ли ты мисс Зейдлиц?

И быстрым шагом вышла за дверь.

— Ну что, бамбина, развлечемся? — ухмыльнулся Марти. — Я не хочу, чтобы ты утопла в ванне. Мне это не нравится. Я хочу пощекотать тебя вот этим, — он взмахнул лезвием и, увидев мое перекошенное лицо, заржал, как жеребец. — У тебя такая красивая золотистая кожа... — И стал гладить ножом мою шею.

Есть вещи пострашнее самой смерти. Это ожидание ее.

Боже, почему я не родилась на свет кривобокой хромой уродиной с двумя носами и гладильной доской вместо груди?!

Глаза графини были полны слез. Я простила мадам Риенци то, что она была любовницей Гарри. В конце концов, дело житейское, да и Гарри на редкость красивый мужчина. Графиня оказалась хорошим человеком. Она не хотела, чтобы из-за нее этот гангстер всадил в меня нож, и была вынуждена рассказать убийцам то, чего они от нее добивались. Я жалела, что раньше недолюбливала графиню, ревновала и злилась на нее...

— Ты ничего не ответила на мое предложение, бамбина, — напомнил о себе коротконогий бандит и гаркнул мне прямо в ухо: — Раздевайся!

— Я... Я не могу... Я боюсь порезаться, — принялась выкручиваться я.

Марти подумал и убрал нож. Я облегченно вздохнула и принялась тереть шею. Потом потянулась, чтобы размять затекшие мышцы. Марти смотрел на меня своими голубенькими глазками, которые из ледяных превратились в масляные. Точнее, это были две порции мороженого в сиропе.

— А теперь — раздевайся. И поживее.

Садисту не терпелось. Я решила, что надо притупить его бдительность. Пусть подумает что от страха я совсем потеряла голову. Я даже заплакала.

— Марти, миленький, добренький... Вы ведь не будете резать меня, правда? — взмолилась я и для убедительности принялась дрожать всем телом.

Бандюга был доволен. Он перебрасывал нож из одной ладони в другую и даже насвистывал.

— Никакого вреда, птичка... Но парочку своих штучек я тебе продемонстрирую. Разденешься ты, наконец, или нет?!

Я стянула свитер и принялась за бюстгальтер. Застежка его располагалась сзади, и я сделала вид, что из-за боли в руке не могу дотянуться.

— Что такое? — поморщился Марти, наблюдая мои бесплодные попытки снять бюстгальтер.

— Моя рука... Она болит. Вы пихнули меня в комнату, а я, падая, вывихнула руку. Не могу расстегнуть свой лифчик.

— Повернись! Я сам расстегну.

Он отправил нож в ножны под пиджаком и начал поигрывать пальчиками, как бы разминая их.

— Ну, где тут у тебя...

Я опустила голову, показывая, что полностью деморализована, и повернулась. Пальцы Марти коснулись застежки. В то же мгновение я упала на руки и резким ударом прямой правой ноги вмазала Марти по зубам. Мой друг, сержант морской пехоты, научил меня и этому. В трудные минуты, когда я вижу, что некому прийти Мэвис Зейдлиц на помощь, я вспоминаю его уроки. Сержант остался бы доволен своей ученицей, если бы видел это.

Нанеся удар, я тут же вскочила на ноги и повернулась к Марти лицом.

Я не часто бью мужчин, иначе они не были бы столь доверчивы. Но уж если ударю... Мой принцип — девушка должна совершать неожиданные поступки, иначе у нее просто нет шансов...

Изо рта Марти текла кровь, в глазах — очумелость. Пока бандит не очухался, я саданула его ногой по коленной чашечке. Марти рухнул на пол. Теперь можно было, не торопясь, провести коронный прием — «клинчер», которому меня научил моряк. Я присела, напрягла большой палец правой руки, и что есть силы ткнула им коротышку под ухо, в сонную артерию. Он конвульсивно дернулся и замер.

Поверженный Марти внушал омерзение — как мешок с требухой. Я ударила его для надежности носком туфли. Никакой реакции.

Остроту ножа Марти я оценила в полной мере, когда перерезала веревки, стягивающие руки и ноги графини.

— Мэвис, я вами восхищаюсь, — благодарная Карла улыбалась искусанными губами. — Надеюсь, этот недоносок мертв?

— Не имеет значения, — ответила я. — Но, на всякий случай, свяжу его. — И, подхватив упавшие веревки, двинулась к Марти.

— Мне надо одеться, — сказала Карла, с трудом садясь на кровати и растирая запястья и щиколотки.

— Как вы себя чувствуете?

— Главное — жива! — У графини был совершенно больной вид, но держалась она неплохо. В глазах ее появилось беспокойство. — Нам надо спешить. Может случиться непоправимое.

— Вы боитесь за принца?

— Да! Скажите, Мэвис, а как вы попали в мою спальню? Вас схватил Марти?

— Нет, я сама виновата: влетела к нему в рот, как муха, — невесело отозвалась я. — Искала вас...

— Искали меня? Что-то случилось? — всполошилась графиня.

Я рассказала ей про то, как Марти и Тино устроили в моей комнате засаду, но в ловушку попал не Гарри, а Олл, и как он погиб.

— Олл успел смертельно ранить убийцу. Мы с Гарри нашли его мертвым под моим балконом. Теперь, до прихода слуг, надо захоронить обоих, чтобы избежать огласки. Вот поэтому я вас и искала.

— Но Гарри... Почему он сам не пришел ко мне?

— Гарри вместе с Питом Бруком пошел к мистеру Амальфи. Кстати, вы наверное не в курсе: Брук — секретный агент «Интеллидженс сервис», британской разведки.

Графиня посмотрела на меня каким-то странным взглядом, но ничего не сказала.

— Брук велел мне поговорить с вами. Потом мы все должны собраться в гостиной.

На Карлу мой рассказ оказал впечатление: она забыла про свои болячки и только постанывала и морщилась, когда натягивала платье. Я тоже напялила свой свитерок.

— Быстрее... — графиня торопила сама себя. — Мы можем опоздать.

— Не волнуйтесь за Его высочество. С ним рядом — Пит, — успокаивала я хозяйку виллы. — У них есть оружие.

— О господи! Бежим!

Я ничего не понимала. Почему две хрупкие женщины должны бежать на выручку двум суперменам, к тому же хорошо вооруженным? Что могут выставить против них Амальфи и Памела? Но почему так волнуется графиня? Может быть, это типичное для итальянцев бурное проявление эмоций? Так сказать национальная особенность... Ладно, полюбуется на своего красавчика Гарри, глядишь, и успокоится. Вспомнив о принце, я почувствовала укол ревности — в самое сердце. Но что делать, если они с графиней спелись еще раньше...

Мы ворвались в покои Его высочества как две фурии. Гарри как ни в чем не бывало сидел в кресле и курил.