Алена Смирнова - Голова в кустах

Свой адрес жилистому суровому дяде я молча показала в паспорте.

— Деньги при себе? — заподозрил он худшее. Я пошуршала купюрой. — Тогда поехали. Мне ведь все равно — немая, не немая…

Дома у меня хватило коварства раздеться, прежде чем рухнуть на кровать.

Измайлов свою контуженную детку не добудился и остался в неведении насчет вылазки в университет. Сделал мне компрессы с бодягой, поставил на тумбочку стакан апельсинового сока, включил ночник и отбыл в собственную постель отдыхать от трудов праведных и от меня.

Утро выдалось такое же чистое, ясное и бодрое, как проснувшееся вместе с телом сознание. Память была услужлива и расторопна. Она мгновенно предоставила в мое распоряжение все мелочи вчерашнего дня. Кое-что я предпочла бы навсегда забыть. Например, кретинскую выходку с пистолетом и свое поведение в такси. Вздохнула — придется потерпеть.

Со временем детали воспоминаний потускнеют, и сами воспоминания превратятся из повода для острого раскаяния в повод для тупого сожаления, а то и смеха, особенного, с горчинкой. Часов в десять позвонил Измайлов:

— Я не стал тебя тревожить, детка.

Как самочувствие?

— Погоди, Вик… Так, я встала, присела, наклонилась… Самочувствие на удивление сносное.

— Вот что значит молодость и пристрастие к физкультуре, — притворился неспортивной развалиной полковник. — Не перенапрягайся все-таки, побездельничай до вечера.

Возражений у меня не было. А идеи кое-какие возникли. Пусть я пролетела, вернее, меня пробросили с общежитием.

Но почему бы не втиснуться в студенческую среду с помощью отзывчивой девушки, которая выбрала меня в соседки? Наверняка к ней захаживают приятели и приятельницы, где-то они тусуются.

Я всего три года назад окончила журфак.

Представлюсь иногородней аспиранткой и сойду за свою, хоть и не в доску. Аспиранты вроде на занятия ходить не должны. Так что на контакты с людьми из отделов по незаконному обороту наркотиков в МВД, особо опасных инфекций в Комитете санэпиднадзора и из Центра по профилактике и борьбе со СПИДом времени хватит с избытком.

Уже миновала пора ученичества, когда меня, восемнадцатилетнюю, пускали в тему, словно бумажный кораблик в лужу, а редактор с ответственным секретарем вокруг этого водоема бегали. Теперь я уплывала сама, куда заблагорассудится, и моего возвращения, не слишком беспокоясь, ждали в порту. Журналисты, как и все остальные трудяги, сильны связями. К любому чиновнику лучше подкатываться по предварительной договоренности с его знакомым. Иначе пошлют в пресс-центр «на общих основаниях», что хуже, чем на три буквы. Последний посыл есть характеристика человека и, следовательно, материал. На сей раз с милиционерами обо мне договорился Измайлов, с медиками — папа, с преподавателями — редактор. Я скуксилась, припомнив не слишком обязательную жрицу науки, и сразу изгнала ее из головы. Проехали.

Итак, докладываться по начальству мне нужды не было. Но как быть с Измайловым? Исчезнуть из дома недели на две без объяснений? Нереально. Из-под земли достанет, чтобы собственноручно свернуть шею. Отпроситься? Я ему не жена, и он прекрасно осведомлен об особенностях моей профессии. «Не распускай нюни, — велела я себе. — Сама захандришь без него и Севки! Тогда крапай рекламу без устали, и баста». Однако реклама мне уже стояла поперек горла.

Тянуло к чему-то стоящему. И перетянуло от мужчины и сына довольно быстро.

«Четырнадцать дней разлуки — оптимальный срок, — подхлестнула я свою решимость, но не уточнила, для кого и чего оптимальный. — В конце концов, Вик служебных планов из-за меня не меняет. Надо потолковать с девицей и поставить его перед свершившимся фактом — отправляюсь на задание».

Прежде чем приблизиться к телефону, я прогулялась до зеркала. Лоб был отвратным, нос и рот почти вернулись в естественные формы. Пожалуй, с припухшими губами я выглядела полегкомысленней и пособлазнительней, что л пообещала себе учесть на будущее.

Ну, была не была. Я извлекла записку.

В ней красовались цифры и имя — Варвара. Имя мне понравилось, я с удовольствием выговорила его в трубку. Моя собеседница обрадовалась. Это расположило к ней еще больше. Приятно же, елки, когда тебе рады. Лукавить я не стала и сразу предупредила, что угол займу на пару недель.

— О'кей, — согласилась Варвара. — Хозяйка — баба недоверчивая, требует четверть платы каждое воскресенье. Поживем, я без суеты подыщу компаньонку.

А может, у тебя изменятся обстоятельства. Жизнь-то непредсказуема, Полина.

«Девчонка умница», — подумала я.

Мы условились съехаться завтра. Бросать Вика в спешке было неразумно. Он настаивает, что даже и при пожаре надобно на минуту замереть и собраться с мыслями. Рывков и метаний, «если не горит», Измайлов категорически не одобряет.

Я сложила в баул свои тряпки, потом выдраила квартиру любимого мента, напекла пирогов, приготовилась всплакнуть, но опомнилась. Совсем чокнулась, будто в арктическую экспедицию завербовалась. Да Вику ничто не препятствовало в ежедневном назначении мне романтических свиданий. Кроме расследования убийств, конечно. Я представила, как истосковавшийся Измайлов ухаживает за мной, как провожает до подъезда, и расслабилась настолько, что не услышала его возни с ключами.

— Балдеешь? — спросил полковник.

От неожиданности я попыталась забиться в конвульсиях, но крупные теплые ладони Измайлова их предотвратили.

— Почему ты пользуешься словечками шпаны, Вик?

— Взглянул на тебя, и неизвестно как с языка сорвалось.

— Забойная же у меня видуха.

— И ты осмеливаешься делать мне замечания, детка?

Сразу ему сообщить? Или предварительно накормить и ублажить? Разумеется я выбрала второй путь. И не прогадала. Потому что, когда Измайлов узнал о моей затее, его перекосило. Он упрекнул меня в вероломстве, будто наложил табу на посещение университета, я табу нарушила, но почему-то не дохну. Пришлось выложить все свои аргументы до единого. Вик кисло смирился. Потребовал адрес и телефон снимаемой квартиры.

Причин скрытничать у меня не было.

— Немедленно откажись, — приказал Измайлов. — Сию секунду в моем присутствии.

— Нет, милый собственник, — рассердилась я. — Мне надо своими глазами увидеть, что творится с теперешними студентами.

— Найди другой способ. Лучше подцепи на дискотеке парня из университета. Только к Варваре ни ногой.

Я поперхнулась. Ревнивый Вик предлагал мне взамен соседства с девушкой «подцепить парня»? Десять минут назад исступленно шептал: «Люблю, никому никогда не отдам», и вдруг…

— Вик, или объясни толком, из-за чего ты взбеленился, или я тебя покину.

И не на две недели, имей в виду. Даруем друг другу свободу прежде всего от нелепых капризов. Признавайся, чем тебе Варвара не угодила. Ты с ней спал и боишься разоблачения? Рекомендуешь свежего мальчика, чтобы сравнять результаты блуда?

Измайлов потерянно закурил. Я не рискнула ляпнуть: «Считаю до трех», тоже взялась за сигарету. Полковник молча практиковался в самоистязании. Наконец буркнул:

— Давай оденемся. Сейчас я вызову Юрьева с Балковым, они тебе много чего расскажут.

Мне захотелось присвистнуть. Юрьев с Балковым вряд ли призывались подтверждать измену Вика. Вблизи Варвары маячил скелет в саване с косой.

Ученики, подчиненные и, наверное, учитывая вхожесть в дом, друзья полковника — лейтенанты Борис Юрьев и Сергей Балков — ввалились вместе через полчаса. До их прибытия мы с Виком мыли посуду, резали пироги, варили кофе впрок и трепались о международном терроризме и курсе доллара. В этом смысле Измайлов меня, как своего служаку, вышколил: если сказал, что ребята обеспечат какой-то информацией, надо дожидаться их. Выведывать секреты у Вика бессмысленно. Я осознавала, что побег из дома на грани срыва. Измайлов в самом деле не мог запретить мне работать. Но полагал — принесенные лейтенантами известия способны изменить журналистские планы.

Роли в нашем квартете давно распределены: два белых клоуна Измайлов и Юрьев, два рыжих — я и Балков. Иногда Виктор Николаевич дает понять, что мы все рыжие, а он полковник. Поэтому Борис задается в меру. С Юрьевым мы не очень ладим. Он, честолюбец, выдумал, будто я пытаюсь конкурировать с ним в сыске и интригую против него, пользуясь близостью с Измайловым. Я же немало бы отдала, чтобы их заботы меня не касались, но вечно оказываюсь в эпицентре гнуснейших преступлений. Дьявольщина, не подвластная ни моей шаткой, ни даже непоколебимой полковничьей воле.

Вот и сейчас Борис устроился в кресле, напружинился и донельзя звонко спросил:

— И с какого боку Полина к студентам привалилась, Виктор Николаевич?

— Не разберусь, — сокрушенно ответил Вик. — Но вынесло девушку на них точнехонько, прямехонько и с такими внешними данными, что от нее положено было шарахаться.