Михаил Серегин - Шесть извилин под фуражкой

– Пирожки, – довольно откликнулся Антон. – Бабушка с собой из Калошина привезла, в гостинице-то стряпать негде. Хочешь? – протянул он сверток.

– Ну, если только один, – согласился скромный от природы Федя.

– Бери, бери, – не пожадничал Антон, разворачивая и протягивая другу пирожки.

– А что это за задание тебе Мочилов дал? – подал голос Андрей.

– День рождения у него сегодня…

– Это мы знаем, сами же всей группой его поздравляли, – перебил Андрей.

– Ну да. А теперь он его отмечает в учительской, но только по-тихому, чтобы Ворохватов и начальство не узнали, – выложил добродушный Федя секретную информацию. – А меня поставили следить, чтобы кто лишний не зашел ненароком. Понятно?

– Понятно, – одновременно кивнули братья, а Антон добавил:

– Тогда и мы с тобой тоже будем задание выполнять. И тебе не так скучно, и нам будет чем заняться. Пусть Мочила как следует день рождения отметит. Можно?

– Наверное, можно, – немного подумав, согласился Ганга.

– Ой, смотрите, – вдруг зашептал Андрей, который с момента принятия ответственного задания начал пристально всматриваться в темноту. – Там кто-то идет.

Федя и Андрей повернули головы в указанном направлении и, к своему ужасу, увидели старшего лейтенанта Ворохватова, который прогулочным шагом, что-то напевая себе под нос, направлялся прямо к зданию школы.

– Наверняка в учительскую пойдет, – испугался Федя.

– Конечно, пойдет, – согласился Антон.

– А может, и не в учительскую, – робко предположил Андрей.

– Надо же Мочилу предупредить, – не слушая близнецов, заволновался Ганга. – Что же делать-то?

– Вы с Мочиловым договаривались о каком-нибудь условном сигнале? – деловито приступил к делу Андрей.

– Нет, – покачал головой Федя. – Он просто сказал, чтобы я в случае опасности дал ему знать, но как – не сообщил.

– Это плохо, – погрустнев, сказал Андрей. – Но надо же что-то делать, – он растерянно посмотрел на Федю и Антона.

– Я знаю что делать, – неожиданно придумал Антон. – Нужно им в окно что-нибудь кинуть, например, камешек.

– А если стекло разобьем? – усомнился в гениальности такой идеи Федя.

– Если и разобьем, то спишем все на ветер.

– Ветра-то нет, – усмехнулся Андрей.

– Сейчас нет, через минуту есть. Ветер, он такой, – мгновенно нашелся Антон.

– Ну, хорошо, – наконец согласился Федя. – Другого выхода у нас все равно нет.

Приняв решение ребята стремительно пересекли школьный двор и свернули за угол учебного корпуса – именно на ту сторону выходили окна учительской. Благо нужный кабинет был расположен на втором этаже, поэтому кидать камешки оказалось не очень высоко. Федя нагнулся, пошарил руками в траве и выудил оттуда маленький камешек.

– Нет, такой не пойдет, – покачав головой, произнес Андрей. – Они даже не поймут, что мы их предупредить хотим. Сейчас, – с этими словами он подбежал к куче мусора, оставшейся на заднем дворе после ремонта школы, покопался и достал довольно большой кусок штукатурки.

– Ого, – присвистнул Антон. – А вот этот в самый раз будет.

– Еще бы, – радостно улыбнулся Андрей, потом занял удобную позицию, размахнулся посильнее и со всей силы бросил кусок штукатурки в окно учительской.

Окно, как и предсказывал Федя, с грохотом разбилось. Но это было еще не все, за разбитым окном кто-то громко крикнул, причем так, у всех троих курсантов мурашки побежали по коже.

– Ты в кого-то попал, – обреченным тоном, произнес Федя. – А может, даже убил.

– Мамочка, – совсем по-детски, со слезами на глазах прошептал Андрей. – Я же не хотел.

– Андрей, если что, сваливай все на меня, – смело выступил на защиту брата Антон.

Однако жертвовать собой Антону не пришлось, потому что в это время второе, еще целое окно учительской распахнулось, и из него выглянул сам капитан Мочилов. Его пьяная физиономия выражала крайнюю степень любопытства, мол, кто это там так камнем зарядил, что аж Ворохватова с ног свалил. Однако, увидев под окном курсантов из своей группы, Глеб Ефимович нахмурился и заорал:

– Вы чего это хулиганите, а?! Отвечайте, курсант Ганга! Решили меня укокошить?!

– Никак нет, товарищ капитан, – вытянувшись в струнку, резво отозвался Федя. – Хотели только вас предупредить о возможном появлении в учительской старшего лейтенанта Ворохватова.

– Ага, теперь он, наверное, только в образе бесплотного духа появляться будет, – злорадно хмыкнул Мочилов.

– Глеб Ефимович, с ним все в порядке, – донесся из окна учительской голос Володи Смурного.

– Ждите здесь, я сейчас спущусь, – бросил своим курсантам капитан и закрыл окно.

На самом деле с Ворохватовым действительно ничего страшного не случилось, правда, кусок штукатурки попал старшему лейтенанту в лоб, на котором теперь назревала огромная шишка, однако в остальном все было в порядке, если, конечно, не считать легкого обморока.

– И что теперь с ним делать? – прощупывая пульс «раненого» лейтенанта, спросил Володя.

– Посадим его к компьютеру, дадим в руки бутылку водки в качестве, так сказать, платы за моральный и физический ущерб, – предложил Садюкин.

– А может, как-нибудь без водки, – запротестовал было Мочилов, которому очень жалко было отдавать драгоценную жидкость такому гадкому, по его мнению, человеку, каким был Ворохватов. Однако Фрол Петрович его остановил:

– Без водки никак не получится. Иначе он начнет потом искать тех, кто в него камнем зарядил. Тебе это надо?

– Не надо, – вздохнув, согласился Глеб Ефимович. – Только он же не знает, что кто-то камнем в окно кинул. Стекло могло же и ветром разбить.

– Точно, и как это я раньше не додумался, – обрадовался Садюкин. – Значит, камешек от греха подальше выкинем, – и он, подняв кусок штукатурки, швырнул его в разбитое окно.

Затем они втроем усадили Ворохватова за стол перед включенным компьютером, поставили перед ним недопитую бутылку с водкой и тихонько выскользнули из учительской.

Курсанты ждали Мочилова на заднем дворе, как и было приказано.

– Выношу тебе благодарность, курсант Ганга, – пожал Феде руку Глеб Ефимович, но в этот момент пошатнулся и чуть было не упал, благо Смурной его вовремя поддержал.

– Может, его до дома проводить, – предложил Федя. – А то мне кажется, что в таком состоянии он может и не дойти.

– Не сметь меня провожать, – неожиданно протрезвел Мочилов. – Я капитан милиции, а не подзаборный пьяница.

– Да пусть идет, – подошел к ним пьяненький, а потому очень добрый Садюкин. – Он сегодня именинник, а потому его желание – закон.

– Да, – кивнул Мочилов. – А теперь быстро в общежитие, и чтобы завтра с утра были все готовы к торжественному построению.

Курсантам ничего другого не оставалось, как подчиниться приказу и отправится восвояси. Садюкин и Смурной тоже двинулись в свои комнаты – они жили в школьном общежитии, только в отдельном крыле. А вот капитан Мочилов, который проживал в городе, пошатываясь, засеменил через школьный двор к выходу. Однако, не дойдя до главных ворот всего нескольких метров, Мочилов неожиданно остановился и задумался. А думал он вот о чем. Выпил он сегодня предостаточно, и теперь организм требовал немедленного освобождения от излишков жидкости. Только вот незадача: ближайший санузел находился в учебном корпусе школы милиции, а туда возвращаться капитану никак нельзя. Правда, туалет имеется еще и в общежитии, но там его могут увидеть практически все курсанты школы. Нет, этот вариант тоже не годится.

И тут взгляд Глеба Ефимовича неожиданно упал на ближайшие кустики, которые густой стеной огибали школьный забор.

– Ага, вот сюда-то мне и надо, – довольно пробормотал Мочилов, направляясь к кустам.

Спрятавшись как можно тщательнее в ветвях, Глеб Ефимович расстегнул штаны, при этом из кармана на траву упало его удостоверение личности, и блаженно заулыбался. Только вот завершить начатое ему так и не удалось. Мочилов даже не услышал шагов за своей спиной, он только почувствовал, как на голову ему обрушилось что-то тяжелое. На мгновение стало нестерпимо больно, а потом свет померк, и капитан начал проваливаться в блаженную темноту…

Веня Кулапудов обычно просыпался раньше всех. И делал он это вовсе не потому, что не хотелось подольше поспать, а просто ему нравились те минуты тишины и покоя, которые бывают только ранним утром, когда еще все спят. К тому же в этом раннем пробуждении имелось и свое большое преимущество. Дело в том, что каждое утро, ровно в шесть часов, капитан Мочилов, что называется, открывал дверь с ноги и дико орал: «Подъем!» – затем зажигал спичку, во время горения которой все курсанты должны были подняться, одеться и построиться, и с наслаждением наблюдал за происходящим. А посмотреть было на что. Дикий крик Мочилова вызывал настоящую панику среди курсантов, которые спросонья никак не могли понять, что происходит, падали с кроватей, начинали искать свою одежду, в общем, устраивали настоящий переполох. И только Веня уже готовый к новому дню, быстро вставал, одевался и вытягивался перед своим капитаном, за что каждый раз получал похвалу в свой адрес.