Иоанна Хмелевская - Девица с выкрутасами

— Очень мило.

— Но тебе это пошло только на пользу. Тем более обидно.

Патриция отлично знала, как она сейчас выглядит, и почувствовала себя отомщённой.

— А ты? Когда сбросил вес?

— В вузе. И сразу стал хуже плавать. А ты когда поправилась?

— Как окончила школу. Чем сейчас занимаешься? Помнится, ты собирался в медицинский?

— И поступил. Специализировался по психиатрии, а параллельно занимался ещё несколькими дисциплинами, родственными и не очень. А потому знаю, о чём ты сейчас спросишь.

— Спрошу, можешь не сомневаться. Считай, что уже спросила.

Зигмунд вздохнул, но огорчённым не выглядел, наоборот, казался весьма довольным.

— Что я здесь делаю, да? Развлекаюсь. Кандидатскую по неврологии я уже защитил, и это позволяет мне притворяться, будто отлично разбираюсь в человеческих мозгах. А в здешнем зале суда я убедился, что понятия не имею, какие тайны кроются в мозгу и какие его глубины мне пока недоступны. А ты?

Патриция игнорировала его вопрос, пережидая, пока официантка подаст новое пиво.

— Недоступными и останутся, — заверила она собеседника.

— Это почему?

— Потому, что людская глупость не имеет границ, и никому не добраться ни до её вершин, ни до дна. Максимум, что можешь сделать, это оценить уровень дебилизации.

— Тоже достижение. А ты? Знаю, что ты — журналистка..

— Я здесь ради собственного удовольствия. Откуда ты знаешь?

— Все знают. Земля слухами полнится. Говорят, ты — свой человек в суде и прокуратуре, опять же в близких отношениях с обвинителем, а что ещё хуже, можешь в любой газете писать что хочешь. Что до отношений с прокурором, сам свидетель, и должен признаться, я от этого не в восторге.

Остатки лояльности по отношению к Кайтусю дали себя знать, но Патриция не спешила менять тему.

— Почему?

— Потому что обвинение располагает слишком обширным кругом знакомых, причём не слишком-то в этих знакомствах разборчиво. Один секретный инструктаж ты сама видела, а другой подозрительной особой он занялся сегодня вечером. Вот я и надеялся застать тебя одну, чтобы поболтать.

— Какой особой? — не сдержалась Патриция, прежде чем успела прикусить язык.

— Очень мне тебя напомнила. Прежнюю. Точно такой же мешок с костями повис на шее представителя обвинения у самого входа в прокуратуру. Редкое зрелище, но я предпочёл воспользоваться случаем и встретиться с тобой.

Патриция чуть не лопнула от злости, но сумела скрыть свои эмоции. А эмоций было предостаточно: гнев вперемешку с отвращением и одновременно нечто вроде разочарования вкупе с сожалением. Разумеется, чувствами своими делиться она не стала, тем более что Зигмунд всё меньше ей нравился. Прежние переживания: унижение, обида, а тот наглый сопляк ещё и при свидетелях над ней потешался, конечно, сказались, но теперь она могла снисходительно оценивать ту семнадцатилетнюю дурочку, которая приобрела за прошедшие годы такой богатый жизненный опыт.

— Ты тут своими научными достижениями похвастал, а так и не сказал, зачем сидишь на этом идиотском процессе. Неужто обнаружил какой-нибудь уникальный мозг для своих исследований?

— Если хорошенько приглядеться, и не один обнаружится. — А на удивлённый взгляд охотно добавил: — Если эта Руцкая — жертва, то я… Погоди-ка… Ну, к примеру, настоятельница монастыря. Ведь с самого начала ясно было, что всё это туфта, она должна прикидываться перепуганной овечкой, а он — разбойник с большой дороги. Не хотелось бы выглядеть критиканом, но боюсь, прокуратура оказалась не на высоте. И это при такой-то группе поддержки!

— Это ты о чём?

— О следствии. Разве ты не заметила? Запороли всё, что только можно. Даже будь у местных следователей хоть какие-нибудь доказательства и разумные показания, они их скорее сожрут, чем предъявят.

— Поскольку могли бы обелить страшного бандита и чуток замарать невинную овечку?

— Вот именно.

Патриция пожала плечами:

— Это и так глаза режет. Но мне почему-то кажется, что не ради этих поссорившихся голубков ты здесь торчишь. Насколько я успела заметить, эта опереточная любовница, столь переменчивая Зажицкая, — твоя подопечная? Напаскудила?

Зигмунда вопрос позабавил, хоть и заставил поморщиться.

— Узнаю, ты, как прежде, идёшь напролом без всяких церемоний. Зажицкая, чтобы не было никаких недоразумений, входит в круг моих служебных обязанностей в качестве тайной пружины всего мероприятия. Вынужден был перемолвиться с ней парой слов. Должен признаться, без особой охоты, но всё же с некоторым интересом. А вот сегодняшняя прокурорская добыча сразу натолкнула меня на мысль о тебе.

Упорное возвращение Зигмунда к делам личным Патриция, разумеется, заметила, но сделала вид, что попалась на удочку. Главное, что ещё удастся разведать.

— Это почему же? Мне опять обижаться?

— Совсем наоборот. По контрасту. Та худосочная прокурорская дама мне сразу напомнила нескладную девчушку из моей далёкой молодости, одновременно подчёркивая разницу с тобой теперешней. Настоящее, вне всякого сомнения, выигрывает.

Вот чёрт! Скелет, с которым якобы покончено…

— Это уже лучше звучит, — смилостивилась она, думая одновременно о том, что Кайтусь так и остался лгуном и бабником, и ей начинает это надоедать. Не смог расстаться со своим рыжим скелетом, воспользовался процессом, который должен был стать для него очередной ступенькой в карьере… — Так ты у прокуратуры, говоришь, этот скелет видел? Так просто интересуюсь, не бойся, не побегу её зонтиком бить.

— Это бы меня крайне удивило и огорчило. У прокуратуры. В автомобиле. Кажется, там имели место такие бурные проявления чувств, что меня просто ошеломили, правда, ненадолго.

Сказав это, он внимательно посмотрел на журналистку. Патриция вдруг догадалась, что говорил он неспроста, не из любви посплетничать делился всей этой мерзостью, а с профессиональным любопытством ждал её реакции. Эксперимент, видите ли, на ней, подлец, ставил! Интересно, чего он ожидал, что она разрыдается, впадёт в истерику?

Нет, здорово этот Зигмунд изменился, а может, не так — её представление о нём изменилось. Ведь и тогда он был самоуверенным принцем, только она этого не замечала. Теперь он похорошел, а самовлюблённости только прибавилось. Ладно, теперь и она другая, не с такими справлялась, и голову от него терять больше не собирается.

Сама себе удивлялась, что даже серьёзно не приняла близко к сердцу ни Кайтуся, ни Зигмунда. Но любопытство никуда не делось.

— В каком смысле ненадолго?

— В прямом. Чувства были бешеные, дама страстно обнимала представителя обвинения, а он с отвращением пытался освободиться от костлявых пут. Хотя я ожидал взаимности. Правда, быстро сообразил, что взаимности тут можно ждать от ортопеда, а никак не от прокурора. Представляешь, наглядная и в то же время живая демонстрация всей костной системы организма, очень удобно.

До Патриции вдруг дошло.

— А он пытался освободиться?

— Пытался.

— Странно, раньше ему нравились скелеты. Рыжая была?

— Рыжая? Нет. Насколько удалось разглядеть при искусственном освещении, чёрная.

Вот те раз, что ещё за новость? Разве что рыжая перекрасилась, а в чёрном варианте Кайтусю разонравилась…

Да провались они все!

— Я ужасно шокирована, — безапелляционно заявила журналистка. — Шок, как видишь, проявляется у меня постепенно, хочу ещё пива. И собираюсь тряхнуть профессией.

Зигмунд отлично чувствовал ложь, но Патриция сейчас казалась образцом искренности. Психолог-консультант был поражён, ведь ожидал совершенно другой реакции, но быстро приспособился.

— Что до пива, возражений не имеется, а насчёт тряхнуть, это как?

— А вот так, — Патриция приподняла и шмякнула об стол растрёпанную папку с документами.

Бедный Кайтусь на этот раз попал под раздачу совершенно незаслуженно. Анорексичной рыжей красавице он и в самом деле дал отставку и не имел ни малейшего намерения встречаться с ней ни в Плоцке, ни где-либо ещё. Надеялся на какое-нибудь новое приключение, а тут, как гром с ясного неба, свалилась на него прежняя ошибка. Позапрошлая красавица, та, что была до рыжей. Встретил её случайно во время той неудачной однодневной поездки и сделал глупость, пригласив на скромный ужин. Очень скромный и весьма укромный, поскольку красавица была с мужем, и оторваться полностью не было никакой возможности.

К огромному облегчению поскучневшего поклонника, и так уже себя ругавшего на чём свет стоит за совершённую глупость…

Дама же восприняла ужин совсем иначе и, воспылав безумной страстью, тайно завладела мужниной «сиренкой» и отправилась на свидание к абсолютно остывшему воздыхателю.

Воздыхатель, вместо того чтобы ответить на чувства, охладел ещё больше. Прямо-таки заледенел.