Дмитрий Черкасов TM - Братва особого назначения, или Демьян и три рекетера!

Мысли неслись наподобие вылетевшей из ствола дроби, разлетающейся веером и разящей все живое на своём пути.

Алла Замоскворецкая заехала в своё агентство навести текущий порядок. Сушёного срочно вызвали в Москву. Это было не к добру, и надо было на всякий случай подчистить архивы. Догадывался Сушёный или нет, но она собирала на него кое-какие материалы, на всякий случай — если вдруг он от неё откажется? Она его любила, и готова была для него на все…

На «всякий пожарный» хранились у неё кое-какие расписки, фотографии, счета. Поэтому с утра пораньше, пока в офисе ещё не было её заместительницы Алиски, что наверняка стучала Сушёному, надо было посмотреть в сейфе и в шкафу — не оставила ли чего лишнего…

Алла достала из офисного бара стакан, бутылку «Хеннеси», плеснула полстакана. Закурила длинную коричневую сигаретку с ментолом. Включила негромко радио: «Мальчик хочет в Тамбов! Чики… чики… чики… та…»

«Ах, ну и сволочь же ты, Сушёный! А если тебя завалят? Куда я тогда пойду? — раздражённо думала она. — Бизнес сразу проглотят другие, а меня… Если только живой оставят…»

Алла выпила, а затем налила ещё полстакана. И, вдруг, Замоскворецкая услышала чью-то тяжёлую поступь на лестнице внизу.

«Кого ещё там чёрт несёт?» — с досадой подумала Алла.

В этот момент открылась дверь…

На пороге стоял он… Парень из гроба… Её французский ангел смерти…

«Мальчик хочет в Тамбов! Чики… чики… чики… та…» — только и пронеслось в её голове.

Замоскворецкая взглянула ему прямо в глаза. Этот мальчик хотел крови…

— Выпей, — спокойно сказала Алла, протягивая Демьяну стакан с «Хеннеси».

Она поднялась с дивана, вплотную приблизившись к Пятаку.

Пятак, сам не зная почему, вдруг отложил в сторону добытую с таким трудом шестизарядку и, повинуясь магическому взгляду её огромных спокойных глаз, взял стакан.

«Хеннеси» прошёл по гортани, как обычная вода, не обжигая, и не неся желанного забвения.

Пятак устало откинулся на спинку дивана, не спуская глаз с виновницы всех его бед. Он достал её. Он мог отомстить за смерть своей любимой. Остался последний шаг, и Демьян понял, что шаг этот он сделать не может.

Потом они долго молча сидели рядом, не касаясь друг друга. Алла курила свои тонкие длинные коричневые сигареты с ментолом, а Демьян просто смотрел в потолок.

— У меня два билета на теплоход до Гамбурга, — прерывая затянувшееся молчание, тихо, словно успокаивая, сказала Замоскворецкая. — Паспорт для тебя найдётся. Оставаться здесь, что для тебя, что для меня — смерть! Едем! Мы не виноваты в том, что с нами сделали сильные мира сего. Я постараюсь заменить тебе то, что у тебя украли. Весь мир… — она не договорила, осторожно пробежала пальчиками по его щеке, и доверчиво опустила свою прекрасную голову ему на грудь.

Они стояли на палубе.

Из серых туч, нависших над волнами, сыпал серый холодный мелкий дождь.

Пятак раньше как-то и не предполагал, что у серого цвета может быть столько разных оттенков! Серый дождь, серые волны, серые чайки, серые облака… Светло-серое и тёмно-серое… А где же голубое?

А голубое где?

А какие глаза были у Полины?

Он забыл.

— Завтра в восемь утра будем в Гамбурге, — сказала Замоскворецкая, прижавшись щекой к его плечу.

Серое небо и серый дождь. Он и не предполагал раньше, что это может быть так красиво. Где-то он это уже видел…

Алла взяла его под руку:

— Пойдём вперёд, на верхнюю палубу. Я хочу посмотреть на наш корабль, разрезающий носом волну, как в «Титанике», помнишь?

Белый теплоход плыл по серой волне, и белая чайка парила рядом в набегающем потоке серого дождя… Волна…

Какие глаза были у Полины? Серые? Или голубые?

«И за борт её бросает в набежавшую волну…» — вспомнилась Дёме разухабистая казачья песня. И словно пелена упала с его мозга, отупленного болью.

Он вспомнил цвет глаз Полины — серый! Как цвет предгрозового неба. И где-то там в глубине маленькая белая искра её души.

Он легко подхватил прижавшуюся к нему Аллу, уверовавшую в свою полную победу над Пятаком, на руки. Аллу, которая закрыла глаза, подставив свои бесстыдные губы для поцелуя. Но Пятак не стал её целовать, а просто на секунду сомкнул веки и расслабил объятие, отпустив Замоскворецкую в свободное падение в свинцовые воды Балтики…

До слуха немногих пассажиров с нижних палуб долетел острый как бритва, неприятно короткий вскрик морской чайки…

«…Где вы, друзья? Видеть вас хочу, слышать! Куда я плыву на этой большой посудине? Кондуктор, нажми на тормоза!.. — подумал Демьян, несколько секунд продолжая смотреть в бесконечную серую даль. — Но остались ещё со мной мои друзья. Тут один, в кармане в чехле. Мобила! Перпе-тум мобила… Вечная мобила… Несколько кнопок, и есть контакт!»

— Петька! Нам в общак — все ништяк! Где вы, черти? Без вас я сейчас, как волк на льдине!

— Пятак!? Мы тебя два дня искали! Телефон выключен! Где ты пропадал? Папе сказали, что потеряли тебя при невыясненных обстоятельствах, он так рассвирепел, ха-ха… что даже нам отпуск дал. Представляешь, так и сказал: идите с глаз моих долой, и чтоб я вас пару дней в городе не видел! Мы у Костецкого, Шухера, катер взяли и рванули на остров Талибан. Где-то рядом с Кронштадтом и от города недалеко. Только что тебя вспоминали. Вот, шашлыки жарим. Выпили уже по чуть-чуть. Но без тебя какой праздник? Так, где ты, братишка?

— Где-где? В Финском заливе! Мимо Кронштадта этого самого проплываю. Как ты, Саня, Андрюха?

— Да всё — ништяк, братан! Все живы! Это судьба, брат! Давай к нам, заворачивай, пока снова не по терялся. Адрес простой: остров Талибан… Нет, не то. Андрюха, как остров-то называется? Ага! Тотлебен. Около Кронштадта. Узнаешь по дыму. Мы ж шашлыки жарим! Саня целого кабана откуда-то припёр. Ещё половина осталась. По запаху нас скорее найдёшь… Тут с тобой ребята хотят…

Чего хотели ребята, было ясно, поговорить они хотели с другом, но батарея в мобильнике совсем рзрядилась, и, коротко пикнув, отключила телефон.

Пятак быстро спустился вниз к рулевой рубке и спросил у молодого парня в форме морского офицера, в каком направлении находится остров Тотле-бен.

— Вон там, — показал рукой в сторону хорошо видного Кронштадта офицер, — Кронштадт. До него около мили, примерно, будет. А чуть правее, видите, дымок поднимается? Это Тотлебен и есть. Наверное, леса на острове горят. В последние дни жара стояла. А вам лучше в каюту спуститься. Мы штормовое предупреждение получили. Через пару часов качка может подняться. Морская болезнь — штука коварная.

— Да, лучше спущусь, — согласился Демьян, плюнув за борт. Он снова стал прежним Пятаком, который, как ни подбрасывай его судьба, всё время падает орлом, а не решкой.

Рванул он по палубе и нашёл какого-то боцмана не боцмана, но моряка, за четыре зелёные бумажки согласившегося втихую Демьяна на шлюпке отпустить в автономное плавание. А пропажу заметить часа через полтора…

Спустился Демьян в шлюпке на балтийскую волну, проводил взглядом удаляющуюся белую махину парома и опять себя на мгновение одиноко почувствовал. Как Робинзон Крузо. Но понял давно Демьян, что про него была другая книжка написана. Ту книгу, положенную к нему в гроб, он ещё во Франции прочитал и где-то на родине её героев оставил. Но главное, что все там хорошо заканчивалось. Девчонка там, правда, как и Полина его, умерла. Но братва осталась жива. И этот газпромец… то есть гасконец, всего добился, чего хотел…

Демьян сначала весла потерял, то есть не нашёл. Но потом сообразил, что вместо тяжёлых жердин на шлюпке были установлены удобные рычажки, как в тренажёрном зале. Качай себе, даже не устаёшь нисколько. Заодно и тренаж правильный. Станут руки твои, Пятак, как весла, а ноги как якоря.

А грести надо было побыстрее, потому что заметил он пару катеров мышиного цвета, со всякими флажками и, что особенно неприятно, с орудийными башенками, и направлялись катера к Демьяниной шлюпке.

«Прикинусь путешественником Конюховым. Скажу им, что через Атлантику плыву, рекорд ставлю. А если что, пойду на таран, — решил Пятак».

Но катера почему-то приостановили ход и остановились в отдалении. Нашли, наверное, что-то более интересное. «Княжну», наверное, вылавливают, то есть Алку Замоскворецкую. А, значит, если она жива осталась, то будет за ним погоня.

Пятак с двойным усердием стал грести в направлении, указанном офицером теплохода, дымом костра помеченным, благо они недалеко от Кронштадта успели отплыть.

«Поздно я опомнился, — с грустью подумал Пятак. — Надо было всё ещё там, у Алки кончать. Рассупонился! Размяк! Про Полину забыл, про ребят! От проблем убежать хотел! Но есть Бог на свете! И друзья рядом в нужный момент оказались! Кстати, кой черт их занёс на этот Тот… или не Тот… Ле-бен?!»