Дональд Уэстлейк - Приключение — что надо!

— И ты подослал Валери Грин.

— Она все равно направлялась сюда, так что это неважно.

— Важно то, что ты дал ей своего подонка-шофера.

— Я горько сожалею об этом, Кэрби, но ты виноват не меньше моего.

— Что?

— Мне надо было узнать, что происходит. А это — единственный водитель, которому я мог доверять.

— Доверил, нечего сказать!

— Кэрби, пора выкладывать правду.

— Так и выкладывай.

— Тебе пора. Я знаю, что бедная Валери мертва, но не ты убил ее. Это сделал мой собственный шофер. Он сбежал, так что хватит валять дурака, Кэрби.

— Я и не валяю, Инносент, честно.

— Не произноси слов, смысл которых тебе непонятен, Кэрби. Я больше даже не злюсь на тебя. Только признайся, что это — твоя очередная проделка, и мы поедем по домам.

— Нет, Инносент, Валери Грин действительно была тут, но исчезла.

— Врешь, Кэрби, это уж точно.

Кэрби немного подумал и сказал:

— Вот что, Инносент, у меня есть к тебе предложение.

Хмурое лицо Сент-Майкла вдруг просветлело.

— Предложение? Какое?

— Купи этот участок.

— Зачем?

— Купи его за ту сумму, которую получил с меня, а я тебе расскажу всю правду и про Валери, и про храм.

— Лава Шкир Ит.

— О, ты даже знаешь, как он называется? — Кэрби восхищенно просиял.

— Нет, это не сделка, — хмуро сказал Инносент.

— Отчего же? Я отвечу на все твои вопросы. Ты знай только задавай.

Инносент призадумался.

— Знаешь, при передаче земли были некоторые издержки на…

— Да подавись ты ими.

— Хм. — Инносент поразмыслил еще немного и слабо улыбнулся. — Значит, я так и не узнаю правду, если не скажу «да»?

— Решай сам, Инносент, — невозмутимо сказал Кэрби. Он старался ни о чем не думать. В тот миг, когда Сент-Майкл упомянул о храме, Кэрби понял, что дело прогорело и пора искать новое занятие. Но теперь он увидел возможность избежать потерь, получить деньги и избавиться от проклятого холма. И все — за живую девчонку и дохлое дело. Но нельзя об этом думать: вдруг Инносент окажется телепатом.

Наконец Сент-Майкл кивнул.

— Ладно, — сказал он, — по рукам.

— Прекрасно, — Кэрби чуть заметно улыбнулся.

— Вы! — воскликнул знакомый голос.

Они обернулись и увидели, как Валери Грин грациозно прыгает через ручей и бежит к ним. Красная, запыхавшаяся и чумазая, оборванная и растрепанная, она была на удивление хороша. Валери остановилась перед Кэрби, руки в боки, и, задыхаясь, выпалила:

— Я вас знаю, вы страшный человек, но мне не к кому больше обратиться. Невинным людям угрожает смерть. Их собираются вырезать, и вы обязаны прийти на помощь!

— Разумеется, мадам, — ответил Кэрби Валери Грин в растерянности повернулась к Инносенту. Он еще держался на ногах, но уже оседал. Глаза его остекленели, челюсть отвисла, он задыхался.

— Что с ним? — спросила Валери.

— Он только что купил ферму, — ответил Кэрби.

В джунглях земля тучная, почти черная, ее тысячелетиями удобряла гниющая растительность, питала влага. Подножия гор заросли так густо, что человек, прорубающий себе путь мачете, может считать, что ему повезло, если удастся пройти за день пять миль. Прорубленная в джунглях тропа зарастает за сутки, и на обратном пути тоже не обойтись без мачете.

Семейства Эспехо и Альпуке когда-то жили в провинции Чимальтенанго, к западу от гватемальской столицы, но в семидесятые годы эти места стали горячей точкой политической борьбы. Их прочесывали солдаты и эскадроны смерти, поэтому, когда землевладелец предложил Эспехо и Альпуке уйти далеко на восток, в более спокойную провинцию Петен, они согласились. Им было жалко бросать землю и друзей, но жизнь в Чимальтенанго становилась все кошмарнее, и две семьи, погрузившись на машины, отправились в путь вместе с сотней других индейцев-киче. Снимались с места целыми родами и ехали сутки напролет мимо Гватемалы, через Саламу и Кобан в Петен, на новое место жительства.

Никто из них не учился в школе, но время от времени они слышали по радио речи о Белизе, провинции, лежащей к востоку от Петена и давно украденной британцами. Но когда-нибудь бравые гватемальские молодцы отобьют ее. А пока Белиз и остальная Гватемала находились в состоянии полумира-полувойны, хотя индейцы, которых ввозили в Петен с запада, по сути дела, и не знали об этом.

Но они знали о другой войне — о той, от которой, как им казалось, сумели бежать. Боявшиеся революции землевладельцы переезжали на плодородные целинные равнины почти ненаселенного Петена. Но, начав ввозить сюда крестьян с запада, они ввезли и революцию. Спустя какое-то время некоторые индейцы стали исчезать в лесах. Начались нападения на туристские автобусы, направлявшиеся в Тикаль, к развалинам майя. Несколько армейских джипов взлетели на воздух, несколько солдат попали в засаду и были убиты. Эскадроны смерти по ночам прочесывали район точно так же, как в Чимальтенанго, вырезая ни в чем не повинных крестьян-домоседов, поскольку не могли отыскать настоящих революционеров.

Через четыре года семьям Эспехо и Альпуке стало совсем туго. Их было мало, и приходилось вкалывать больше, чем дома, чтобы отработать барщину. Денег им не платили, а на возделывание собственных клочков земли почти не оставалось времени. Они были лишены поддержки племени, оторваны от родины своих предков, они очутились в неведомой и непонятной стране. И жилось им хуже, чем до переезда.

Как-то раз землевладелец созвал их всех слушать речь армейского полковника, который грозился удушить революцию и перерезать всех революционеров. Полковник заявил, что будет беспощаден к любому, кого заподозрят в связях с бунтовщиками, и велел крестьянам продолжать гнуть спину на землевладельца, не роптать, держать язык за зубами и исполнять свой долг. Тогда они будут в безопасности. А о побеге в Белиз и думать забудьте, сказал им полковник.

Две недели спустя темной облачной ночью двадцать семь членов семей Эспехо и Альпуке, двенадцать мужчин и пятнадцать женщин в возрасте от трех месяцев до пятидесяти трех лет, покинули два своих однокомнатных фанерных барака и направили стопы на восток.

Питались крестьяне плодами, орехами, ягодами и кореньями, цветами, иногда — рыбой. Реже попадались птицы или игуаны. Они шли с равнин Петена в горы Майя, стараясь преодолеть за день как можно большее расстояние, изнемогая и трясясь от страха. Они понятия не имели, когда кончится Петен и начнется Белиз, и поэтому просто шли вперед. На двадцать четвертые сутки они увидели дорогу. Двое ребятишек, одиннадцатилетний Эспехо и девятилетний Альпуке, пошли на разведку и спрятались у обочины. Вскоре мимо проехал грузовик с белизским номером. Оба ребенка были неграмотными, но один из них видел на картах надпись «Белиз» и запомнил ее. Автомобили проносились мимо. В одном сидели негры, мужчина и женщина. Они смеялись. Это окончательно убедило детей, ибо в Гватемале нет веселых чернокожих. Разведчики вернулись к своим и доложили, что они в Белизе.

Индейцы отошли подальше от дороги, отыскали в джунглях мало-мальски ровную полянку и расчистили небольшой участок земли. Из срубленных деревьев построили три хижины, потом бросили в землю прихваченные с собой семена: кукурузу, батат, бобы.

Через четыре месяца это была уже настоящая деревушка, двадцать восемь душ (четыре женщины отправились в путь беременными). Они собирали урожай и с успехом охотились. Найдя поблизости несколько таких же поселений, они наладили торговлю, и теперь у них были два поросенка (свинка и боров), которых неусыпно охраняли и пестовали.

Однажды к ним, трясясь на ухабистом проселке, приехал «лендровер», в котором сидели мужчина и женщина. Они говорили по-испански, но слишком резко, и понять их было трудно. Однако индейцы все же уразумели, что гости — посланцы белизского правительства, приехавшие узнать, не нужна ли какая помощь. Нет, помощь им не нужна, ответили беженцы. Ну ладно, сказали гости, в случае чего выходите на дорогу и ступайте на юг. В одиннадцати милях отсюда есть городок, а в нем — полицейский участок. «Полиция безоружна и хорошо относится к беженцам», — добавила женщина с улыбкой.

Индейцы не очень поверили этой парочке, но поблагодарили за сведения. Мужчина и женщина сказали, что в городке есть рынок, где можно продавать излишки продуктов, и католический храм, если это интересует поселенцев (это их интересовало), а для детей найдется и школа (а вот это не к спеху).

После этого посещения беженцы стали с опаской расширять свои связи с внешним миром. Одни посещали церковь, другие приносили деньги, продавая батат. Деньги представляли собой мятые белизские доллары с изображением Елизаветы II и хрупкие на вид монеты. Всю свою наличность индейцы хранили в мешке в одной из хижин и пока не очень четко представляли себе, на что потратить деньги.

А мужчина и женщина, вернувшись в Бельмопан, нанесли новое поселение беженцев на карту и назвали его Эспехо-Альпуке.