Люся Лютикова - Такая, блин, вечная молодость

 Глава 29

   Тут Марина опять занудела про обещанную скидку в пятьдесят процентов. Очевидно, девушка надеялась, что я каким-то образом могу повлиять на руководство клиники.

   – Вы русские сказки помните? – спросила я Кирьянову.

   Она оторопела:

   – Ну да, в общем.

   – Какой ваш любимый персонаж?

   – Не знаю... Может, Марья Моревна? Она умная и красивая одновременно. В отличие от Василисы, которая должна выбирать – либо Прекрасная, либо Премудрая.

   – А мне, знаете, сегодня вспомнилась Царевна-лягушка. У нее ведь как: сверху – лягушачья кожа, а под ней – царевна, правильно?

   – Ну да.

   – Вот вы, Мариночка, – только не обижайтесь! – тоже Царевна-лягушка, но наоборот.

   – Как это – наоборот?

   – Снаружи вы царевна, а внутри вас сидит лягушка.

   Кирьянова захлопала глазами. Я поняла, что она опять собирается рыдать, и поспешно сказала:

   – Вам надо лечиться.

   – Да я и так уже столько денег потратила... – всхлипнула Марина.

   – Вы не поняли, лечить надо лягушку, которая внутри. Обратитесь к психологу. У вас очень низкая самооценка, просто ниже плинтуса. Так жить нельзя, себя надо любить. Не просто любить – обожать! Может, вы встречали когда-нибудь таких девушек, которые, объективно говоря, страшны как смертный грех? Но они держатся так уверенно, что никому и в голову не придет считать их некрасивыми. И часто такие дурнушки затмевают своих симпатичных подруг.

   – Да-да, – оживилась Марина, – я порой поражаюсь: есть женщины с ТАКИМИ носами, что хоть стой, хоть падай! Однако ни о каких пластических операциях они не помышляют, задирают свой шнобель повыше – и вперед! Правильно говорят: наглость – второе счастье.

   – Это не наглость, это любовь к себе. Они считают себя красавицами и плевать хотели на тех, кто думает иначе. Понимаете?

   Она тяжко вздохнула:

   – Не знаю, может, вы и правы. А телефончик врача не подскажете?

   Я порылась в записной книжке и нашла координаты психотерапевта, с которым однажды делала интервью для женского журнала. Мне этот дядечка показался очень толковым. По крайней мере меня он раскусил за полминуты. И абсолютно не удивился, что я обещала написать статью за один вечер, а сама тянула с ней месяц. По-моему, для него было бы просто ударом по профессиональному самолюбию, если бы я оказалась ответственной и организованной.

   Ой! Я же совсем забыла! Инга Занимонец срочно вытребовала у меня интервью с Беллой Поповой для своего «Ню», и я отдала ей практически сырой материал. Вообще-то я стараюсь проверять информацию в своих статьях, но с этим расследованием совсем замоталась. Нет, то, что говорила певица, у меня сомнения не вызывает, смущает только гавайская жаба. Надо бы все-таки уточнить, что это за зверь такой... Поговорю-ка я со специалистом. Исключительно для очистки совести.

   Распрощавшись с Мариной Кирьяновой, я на всех парусах помчалась домой, к телефону.

   Был у меня в жизни такой период, когда я подрабатывала в зоологической газете. Консультантом там числился доктор биологических наук Вилли Рэмович Коровкин. Отличный дядька, бодрячок-пенсионер, знал о животных все и, что немаловажно, мог рассказать это в доступной для дилетантов форме. Мы с ним работали в паре: он говорил, а я записывала. Я набрала телефон Коровкина.

   Узнав, что мне нужна информация о гавайской жабе, Вилли Рэмович радостно сообщил:

   – Нет такого земноводного!

   – Как нет? – обомлела я. – Я же о ней слышала!

   – Вот именно что слышала, потому что это такое образное выражение, ну вроде «кузькиной матери».

   Пока я приходила в себя, Коровкин воспользовался случаем, чтобы блеснуть эрудицией:

   – Тут вообще интересная история приключилась. В одна тысяча девятьсот тридцать пятом году в Австралию с Гавайских островов завезли сто одну тростниковую жабу, по-латыни она называется Bufo marinus. Цель была чисто практическая: с помощью жаб собирались бороться с жучками, пожиравшими сахарный тростник. Однако вскоре выяснилось, что жабы не в состоянии допрыгнуть до верхушек стеблей, где сидели жучки. Но зато в Австралии у Bufo marinus развились более длинные ноги, которые помогают им быстрее передвигаться и расширять свою территорию примерно на сорок километров в год. В итоге популяция жаб вышла из-под контроля и сегодня насчитывает более двухсот миллионов особей. Они буквально кишат по всей стране. Дошло до того, что на битву с жабами вышли простые австралийцы – кто с клюшкой для гольфа, кто с пневматическим ружьем. Жаб ловят в пластиковые пакеты и капканы, но толку от этого чуть. Сейчас вроде бы собираются бороться с земноводными с помощью профессиональной армии.

   Слушая зоолога, я потихоньку успокаивалась. Да ничего страшного не произошло! Подумаешь, ошиблась в названии жабы – с кем не бывает? Никто и не заметит. Вряд ли кто из простых читателей захочет приобрести «гавайскую жабу» в личное пользование.

   – Ситуация осложняется тем, что тростниковые жабы ядовиты, – продолжал Вилли Рэмович. – У них на плечах есть шишечки, наполненные ядом, – так этот яд способен парализовать собаку! В австралийских музеях можно увидеть змей с жабой в пасти, которые отравились, еще не успев проглотить добычу. Ядовитыми кожными выделениями тростниковой жабы индейцы смазывали наконечники своих стрел.

   Вот ужас-то! И дернул же меня черт написать про гавайскую жабу! Наскоро поблагодарив зоолога, я позвонила Инге Занимонец.

   – Ингуся, – виновато завела я, – я по поводу моей статьи о Поповой...

   – Все замечательно, – перебила меня Занимонец, – она уже в финской типографии. Выйдет через два дня.

   – Ты же говорила, что только через месяц!

   – Так решил главный редактор. Как только узнал о гавайской жабе, сказал: срочно в номер! И кстати, сам захотел иметь дома такую же. Не знаешь, где ее можно купить?

   – Без понятия.

   Слава богу, негде взять Bufo marinus в Москве, просто негде! Конечно, скоро откроется, что я врушка. Зато мое вранье обойдется без человеческих жертв.

   Чтобы поправить пошатнувшееся душевное равновесие, я заглянула в холодильник. Там обнаружился заплесневевший кусок сыра и пакет с зеленым салатом.

   Сыр я смолотила за секунду. Потом, тяжко вздохнув, принялась шинковать салат. Может, если добавить чуть-чуть соли и масла, это будет съедобно?

   Первая ложка пошла на ура. Хм, а ничего, даже вкусно! Вторую ложку я запихнула в себя, приговаривая: «Надо, Люся, надо!» Третья – встала в горле комом.

   Я не могу это есть. Это омерзительно. Мне плохо. Я ненавижу салат. Я хочу торт со взбитыми сливками, прямо сейчас. Я продам душу за лоток оливье. За сковородку жареной картошки с грибами я выдам все государственные тайны, какие знаю. А если не знаю, то придумаю.

   Непонятно, чего ради я страдаю? Ведь одним похудением мне не обойтись. Чтобы стать красавицей, надо каждый день по нескольку часов проводить в салоне красоты. Регулярно бывать у парикмахера. Три дня в неделю ходить на шейпинг. А также в бассейн, солярий и к визажисту. Да, и еще шляться по магазинам в поисках косметики и тряпок! А жить-то когда?!

   Люся, вот скажи, ты готова угробить на внешность полжизни? Да упаси Боже! Может, тогда не стоит и начинать?

   Я вспомнила, как вдалбливала в Марину Кирьянову мысль: себя надо любить в любом виде. А сама-то я? Вечно живу с оглядкой на окружающих. Вот и сейчас собралась худеть не потому, что мне самой этого хочется, не ради здоровья, а из-за кучки каких-то незнакомых людей, которые решили, что 102 кг – это много. Кстати, 200 лет назад это было в самый раз. А может, еще через 200 лет этого будет мало? А я, значит, только и успевай подстраиваться под норму?

   Я выкинула ненавистный салат в мусорку, пошла в супермаркет и купила потрясающий, ну просто волшебный зефир в шоколаде. И еще мармелад «Лимонные дольки». Ну и поскольку Бог троицу любит, еще пончики с джемом. Сущую ерунду, всего-навсего десять штук.

   Все это было с наслаждением со-жра-но, не побоюсь этого слова. И плевать мне на чье-то мнение! Отныне буду придерживаться такого правила: если твое отражение уже не помещается в ширину зеркала, просто повесь его поперек.

   Все-таки сладости благотворно влияют на мозговую деятельность. Когда я ела салат, ничего путного мне в голову не приходило. А после зефира в шоколаде вдруг осенило: да ведь я дура!

   То, что рассказала Рзаева Марине Кирьяновой, вовсе не ерунда. Это самое что ни на есть признание в убийстве! Рзаева не могла молчать, из нее так и перло. Но и сказать правду, да еще первому встречному человеку, тоже опасно. Поэтому она придумала историю про книгу, певицу заменила на писательницу, но суть-то осталась!