Людмила Варенова - Шайка светских дам

Вернулась Алёна, спровадившая «доберманов». За спиной у нее все так же сомнамбулически маячил страшный Герыч. Маячил с самым преданным видом! Да что же это такое? Сон?..

— Мам, ты жива?

— Доченька, — Сима от пережитого была так слаба, что могла говорить только шепотом. — Ты его убила! Что теперь будет?

— Всё отлично будет, мама, — совершенно спокойно ответила дочь. — Старый пень был не глуп, но одного не учёл. Подчиняться красивой умной женщине гораздо приятнее, чем выжившему из ума старому хрену, которому неизвестно что стукнет в башку в следующую минуту. Верно, Герыч? — обернулась она к церберу, и тот в который раз послушно кивнул.

— К тому же, — многозначительно подмигнула она матери и Тамаре, — тётя Алла действительно гений.

Но ни та, ни другая все никак не могли взять в толк, при чем тут тетя Алла? И почему Алена так называет кошмарную мадам Анатолию? И почему та смотрит и говорит точь-в-точь как Алла?

Похороны Померанского были помпезные и «приличные». В крематории красавица-вдова у гроба усиленно проливала слезы. Рядом с ней с каменным лицом стояла невыразимо элегантная падчерица, тоже вся в черном, даже в перчатках на маленьких руках. Глаз девушки невозможно было разглядеть за непроницаемо черными очками. Белокурые волосы были упрятаны под черным шелковым платком. Кашемировый свитер с высоким воротом укутывал её до подбородка. Белело только лицо с чеканными чертами. Отчего исходило это ощущение силы и власти? Быть может, от ее длинного плаща из тончайшей черной кожи? Или виноваты были ее чуть странноватые духи?

Вот к женщинам приблизился верный помощник покойного — Герыч. Наклонился к уху младшей.

— Пора, Алена АЛЕКСЕЕВНА! — сказал он таким громким шепотом, что было слышно по всему залу. Приглашенные пришли в изумление. Алексеевна? А ведь никто прежде и не задумывался, каково у этой девчонки отчество.

Девушка с достоинством кивнула и шагнула к гробу.

— Прощай, ПАПА! — громко сказала она, и снова по залу полетел шепоток изумления. А некоторые сведущие в толпе провожавших в последний путь оказались точно осведомлены: двадцать лет скрывал покойник свою единственную любовь — Симочку. И фамилию ей дал не свою — не мог, но родственную — Алёшина. И дочь свою родную скрывал от всех двадцать лет. Таковы они — блатные законы. В последние годы сердцем был нездоров. От него и помер. Когда узнал, что дни сочтены, тогда и решился — явил на свет семью. То-то дураки-газетчики купились: магнат падчерицу соблазнил, скандал! А покойник-то — пошутить любил, то-то веселился, что дочь за любовницу принимают.

— Нет, такие девушки в любовницах не ходят. Такая зарежет — не чихнёт.

— Ей и нож не нужен, зубами пополам перекусит!

— Такая же акула, как папенька. По роже видно.

— Яблочко от яблоньки! Стерва!

— А вдова-то как убивается! Да-а-а… Уж эта-то видно, что любила…

— Ничего. С таким наследством быстро утешится!

Сима слышала все эти разговоры. Слезы действительно текли у неё ручьём. Потому что думала она о бедной Ирине. Только утром преданный Алене Герыч доложил ей, что нашёл наконец Ирину Шибанову. Никому из них троих — Симе, Тамаре, Алле, захваченных собственными судьбами, и в голову не пришло вспомнить, что жизнь Толику спасла какая-то женщина. Ирина ушла, как и жила, никем не замеченной. Никто так и не смог сказать им, сразу она погибла или ещё какое-то время была жива.

— Ну, убогие, что вы на меня вылупились, как куры на насесте? Помянем тётю Ирину. Светлая была тётка.

Она сморщилась и прижала руку ко рту, пережидая обжигающую горечь водки.

— А теперь закройте клювики и слушайте тётю Алёну внимательно, пока Толька с гувернером ходить тренируется. План ваш был гениальный. Вы у меня тетки вумные, но старомодные. Один прокол допустили — сплавили меня в эту дурацкую Англию. Но это, дело было поправимое. Колледж я послала в ж… на вторую же неделю. Каждый месяц в Москву моталась, пока вы думали, что я Шекспира в подлиннике грызу. Не могла же вас без присмотра кинуть. Старый пень «папусик» фиг бы меня в Англии выцепил, если б сама не захотела воспользоваться его любезным приглашением. Так что я в курсах полностью. Поэтому командовать буду я. Мам, что это за брюнет с залысинами возле тебя увивается? Смотри, не напорись опять на урода, вроде «папуськи». Извини, но мой Герыч этого хаима проверит. Тётя Алла, твои феромоны или как их там, мне понадобятся в среду — с папашкиными компаньонами встречаюсь. За бабло биться будем. Так чтоб были они у меня послушными, как цуцики моего бесценного лапы-Герыча. Тёть Том! Хватит сопеть по своему горе-генералу. Ты мне нужна. Включай свои мозги и свой компьютер. Будем разбираться с папашкиным наследством. Не так-то это просто.

Как же вышло, что вместо того, чтобы стать невинной жертвой, именно Алена оказалась полной хозяйкой положения? Дитя нищеты и неисполнимых желаний, что могло из тебя вырасти? Круглая отличница, дочь авантюрной маменьки, воровки и наводчицы, восторженная поклонница шайки сирых и убогих — вырасти могло что угодно. Стоит ли удивляться, что выросло чудовище?

Померанский действительно очень любил Симу. Привязать к себе строптивую светскую красавицу любой ценой стало для него навязчивой идеей. Он готов был содрать кожу с лгуньи Серовской за то, что посмела обмарать грязью его беспорочную Серафиму. Не помня себя от ужаса, припертая к стенке Лидия вертелась что было сил, спасая свою холеную шкурку, пропахшую пряными духами. И нашла-таки способ откупиться. Оказалось, Померанский не знал, что у Симы есть дочь. Осторожная Симочка уничтожила все следы наличия у нее детеныша. За такую важную информацию, дававшую ему ключик к власти над Серафимой, он даже пощадил несчастную лгунью. Отправляя Герыча в Великобританию за Алёнкой, он не знал, что посылает своего верного пса на предательство и вместо надежного рычага в своих руках получит в свой дом собственную убийцу.

Алёна Алёшина. Умница, отличница, красотка. Ах, как важно казалось ей перенять счастливый опыт матери, сумевшей поднять их из нищеты на вершину благополучия. Прилежная ученица выпускного класса средней школы смотрела во все глазки и слушала во все ушки. Она очень быстро поняла, что богатый поклонник тут ни при чем. Мать с подругами и так хорошо со всем справлялась. Девица уже строила планы присоединения к шайке сирых, но тут ее спешно отправили в этот скучный колледж, в эту до зубной боли нудную Англию.

К несчастью, Сима слишком щедро снабжала дочь деньгами. А посещение колледжа, при условии внесения щедрой платы, оказалось далеко не обязательным. За частые отлучки юной студентке никто не пенял. Привыкнув же, что дочь — послушная и примерная ученица, Сима и не подумала приставить к девушке хоть какую-то дуэнью. Деньги и полная свобода действий — вот в каком положении обнаружила себя предприимчивая девица. Скоро в студенческом кампусе у неё был целый штат верных слуг и помощников. Тут помогли не столько мамочкины деньги, сколько красота и умение влиять на разные слабые струнки в душах сверстников и даже взрослых людей.

Герыч был одинок, как может быть одинок только закоренелый уголовник. Не просто одинок, а ОДИНОК! Но даже в глубине души этот человек никогда не признавался себе в своей тоске. Только неправда это, что волк мечтает жить один. Волк зверь нежный. Каждый волк хочет иметь волчицу и волчат. Без них в волчьей душе смертельная тоска, заставляющая выть по ночам на луну.

Старый волк Герыч приехал в колледж с приказом Померанского найти и доставить ему Алёну. Хотя у него была всего лишь одна фотография девушки на фоне старинного здания студенческого кампуса, он быстро вычислил город и учебное заведение. В кампусе ему сказали, что девушка уехала на уик-энд к подруге. Уходя, он не почувствовал взгляда, которым сквозь приспущенные жалюзи провожала его юная авантюристка. Многократно бывая все это время в Москве, Алёна мать из виду не теряла и потому преотлично знала, кто такой Герыч и кому он служит. Старого волка можно было провести и просто улизнуть, исчезнуть, затеряться. Но разве не полезнее и почётнее его приручить?

— На помощь! Спасите! Защитите! — убегавшая от стаи отвратительных наркоманов девушка кричала по-русски. Это его и удивило, и расположило к ней одновременно.

— Спасите! — в сырой темноте мрачной лондонской подворотни русская девчушка доверчиво кинулась к нему и прижалась к его груди, дрожа, словно перепуганный оленёнок.

Разумеется, Герыч спас. Тем более что верные «доберманы», как всегда, были при нём. Наркоманов (друзья и поклонники Алёны с восторгом сыграли эти роли) как ветром сдуло.

Когда они вышли на свет фонарей, она, все еще доверчиво прижимавшаяся к своему спасителю, подняла на него чистые доверчивые глаза.