Дональд Уэстлейк - Лазутчик в цветнике

Он засмеялся и вполголоса бросил реплику в сторону:

— Заодно предъявив обвинения ряду лиц, с которыми должен свести счеты. — Тут он щелкнул пальцами, как бы разделываясь со своими врагами. — А потом стану сотрудничать с любыми властями и ведомствами, дав новую клятву верности родине, стране свободных людей, пристанищу храбрецов, величайшему дряхлому народу в мире. Я найму самого толкового законника, пережду неизбежную враждебную бурю, разобью все прежние обвинения и в конце концов уйду на покой богатым, счастливым и ничего не боящимся человеком.

Он снова взглянул на меня:

— Ну, разве это не прекрасно?

Это было так же прекрасно, как бывают прекрасны некоторые змеи. Но неужели все и впрямь так просто, как он живописует? Тен Эйку придется угрохать кучу денег, а деньги хоть и смазывают шестеренки, но все же…

Однако дело не в этом. Он убежден в успехе, и неважно, оправданно ли это убеждение. Важно то, что благодаря ему Тен Эйк сейчас катит в Тарритаун, где найдет Анджелу и сорвет маску с меня. Интересно, есть ли способ как-то отговорить его от этого?

Я спросил:

— А если кто-нибудь узнает, что все это время вы были в Штатах?

— Никто не узнает, — ответил он. — Несколько человек и впрямь знают меня в лицо, но ни один из них не доживет до следующей среды. За исключением вас, разумеется.

— Разумеется.

— А вы покинете страну, — сказал он. — И вряд ли захотите пакостить мне. Может быть, — задумчиво добавил Тен Эйк, что-то прикидывая, — я отправлю вас к своим нынешним работодателям.

— Тем, которые хотят взорвать здание ООН, — проговорил я.

— К ним ли, к другим — все равно, — он окинул меня одобрительным взглядом и добавил: — Уверен, что вы им понравитесь.

Мы снова трусливо обошли молчанием то обстоятельство, что рано или поздно Тен Эйк попытается меня убить, а его нынешние работодатели вряд ли когда-нибудь вообще услышат обо мне. Но сейчас у меня не было времени предаваться раздумьям на эту тему. Необходимо сочинить какой-нибудь предлог, который вынудит Тен Эйка отказаться от похищения отца родного, поэтому я барахтался в мыслях, хватаясь за все проплывающие мимо соломинки.

— Эти ваши работодатели, — сказал я наконец. — Они-то знают, что вы здесь. Неужели вы не сомневаетесь, что им можно доверять?

— Доверять? — это слово, казалось, сбило его с толку. — Какое, к черту, доверие? — Тен Эйк на миг впал в задумчивость, потом сказал: — Я не собирался принимать по отношению к ним никаких мер предосторожности. Во всяком случае, не сейчас. Но, возможно, вы правы.

Душа моя тотчас воспарила на крыльях надежды. Но Тен Эйк мгновенно сшиб ее влет, сказав:

— Быть может, стоило бы позаботиться о них тотчас после получения денег.

— Разве ваши наниматели — не держава? Не какое-нибудь правительство? — спросил я.

— Конечно, нет, — с улыбкой ответил он. — Неужели вам могло так показаться? Нет, существуют два человека… — Тен Эйк побарабанил ногтями по рулю. — А может быть… А может быть…

— А может быть, вам надо связать все болтающиеся концы? — предложил я. — И привести в порядок дела, а уж потом убивать своего отца?

— О, нет, — он покачал головой. — Такой возможности больше не будет. А все остальное еще успеется.

Итак, надежды нет. А значит, если не удастся переубедить Тен Эйка, придется как-то удирать от него и бить тревогу. Сейчас мы ехали по шоссе со скоростью пятьдесят с лишним миль в час, и выпрыгнуть было невозможно. Но рано или поздно по пути встретится какой-нибудь городок, мы остановимся перед светофором или «кирпичом», и тогда я пущусь наутек с быстротой зайца, раз уж у меня заячья душа.

А пока я могу попробовать сделать еще кое-что. Наконец-то мы заговорили о работодателях Тен Эйка. Может, мне удастся выяснить, кто его нанял и зачем этим людям взрывать здание ООН. Я откашлялся, облизал губы, дернул правой щекой, как Хамфи Богарт, и сказал:

— Одно мне непонятно: зачем каким-то двум частным лицам взрывать здание ООН?

— Незачем, — с улыбкой ответил Тен Эйк. — Это моя затея.

— Но вы же сами сказали…

— Желаете получить объяснения? — он пожал плечами. — Что ж, вреда от этого не будет. (Я понял истинный смысл его замечания, понял, что правильно выбрал время для расспросов. Обычно Тен Эйк был скрытен, но за обедом начал давать волю чувствам и уже не мог совладать со своим напряжением, издерганностью и самодовольством. Похоже, болтовня приносила ему облегчение. Иначе какой смысл травить анекдоты и так охотно отвечать на вопросы? А теперь, когда история с похищением отца близилась к развязке, он утратил остатки самообладания.) Моим нанимателям надо устранить семь человек, но они не могут навлекать на себя подозрения, — продолжал Тен Эйк. — Значит, эти семеро должны либо умереть от естественных причин, либо погибнуть таким образом, чтобы их кончина никак не была связана с моими нанимателями и преследуемыми ими целями. Семь естественных смертей, вероятно, слишком много для простого совпадения. Значит, остается убийство, но убийство по ложным мотивам, уводящим следствие в сторону.

— Это непросто устроить, — заметил я, подзуживая его.

Тен Эйк просиял.

— Все просто, надо только правильно подойти к делу. У этих семерых есть нечто общее: все они время от времени появляются в ООН. Если это здание рухнет и погребет под собой несколько сотен человек, в том числе и личностей всемирного значения, куда более именитых, чем любая из моих жертв, гибель этой семерки пройдет практически незамеченной.

Слава Богу, в машине было темно: я уверен, что мои истинные чувства хотя бы на миг, но все же отразились на лице, чтобы коварно убить за деньги семь человек, Тайрон Тен Эйк был готов, не моргнув глазом, угробить несколько сотен мужчин и женщин, не сделавших ему ничего плохого или хорошего, не одаривших, но и не обобравших его. Простых статистов на сцене его зловещих замыслов.

К счастью, он нарушил молчание и вывел меня из задумчивости, сказав:

— А если, в придачу ко всему прочему, взрыв окажется делом рук сборной команды американских безумцев от политики, подозрение никогда не падет на моих нанимателей.

Тен Эйк повернулся ко мне и горделиво спросил:

— Как вам это нравится?

— Это… очень изобретательно.

— Изобретательность — залог успеха в любом деле, — сказал Тен Эйк, и голос его задрожал от напряжения.

— Но вы говорили, что здание ООН должно быть набито битком, и поэтому хотели взорвать Сенат. Зачем же похищать вашего отца?

— Видите ли, — ответил он, — сложность в том, что три из семи моих жертв бывают в ООН лишь изредка. И чтобы они приехали туда, нужны особые обстоятельства. — Тен Эйк кивнул с довольным видом. — Вот мы и создадим эти особые обстоятельства.

Я сжал кулаки и принялся грызть костяшки пальцев.

Мы проскочили Тарритаун без единой остановки. Машин почти не было, а все светофоры при нашем приближении загорались зелеными огоньками, будто местные власти особым постановлением дали нам преимущественное право проезда. Ну часто ли такое случается?

Когда мы выехали из города, я угрюмо забился в угол и опять занялся самоедством. Если не удастся выпрыгнуть из машины (а я не мог этого сделать на скорости сорок и даже тридцать миль в час), как быть тогда? Одна надежда на то, что Анджелы нет в поместье. Я знал ее непоседливый нрав, знал, что она еле-еле уживается с отцом (хотя, конечно, относится к старику лучше, чем Тайрон), и не исключал, что Анджела сейчас может быть где-нибудь еще.

Такое маловероятно, но возможно.

Внезапно машина по какой-то неведомой причине замедлила ход. Мы ехали среди холмов по двухрядному шоссе севернее Тарритауна, которое вело в поместье Тен Эйка. Но до поворота оставалось еще около мили. Тем не менее Тайрон Тен Эйк сбросил скорость, съехал на обочину и остановил машину.

Я взялся за ручку дверцы, но в тот же миг увидел грузовик и горстку людей рядом с ним. Мы прибыли на место встречи с Корпусом освободителей Евразии.

Как только машина остановилась, Тен Эйк погасил фары. Спустя несколько секунд к моей дверце приблизился Сунь и сказал, обращаясь к Тен Эйку:

— Все готово.

— Хорошо, — ответил Тен Эйк. — Не забудьте перерезать телефонный провод, как войдете.

— Ладно. Вы уверены, что там вооруженная охрана? У ворот никого не видно.

— Он параноик, — сказал Тен Эйк, — и не может жить без охранников, но они в доме, рядом с ним. Человек шесть, если не больше.

— Мы их захватим, — пообещал Сунь.

— Хорошо. Потом посигналите фонариком.

— Есть. До встречи.

Мы тронулись с места, по-прежнему с потушенными фарами, и я мельком увидел, как освободители Евразии карабкаются в кузов грузовика. Это был большой тягач. Они могли спрятать там что угодно, хоть танк.

А впрочем, на кой им танк?

Тен Эйк включил фары, едва мы выехали на асфальт. И он, и я молчали. Теперь Тен Эйк прямо-таки источал напряженность, будто радиоволны. Преодолев примерно полмили, мы свернули налево и поехали вверх по крутому склону холма. Дорога петляла. Поднимались мы довольно долго и наконец оказались на голой вершине, или кряже, где дорога превращалась в грязный извилистый проселок. Тен Эйк остановил машину, выключил фары и произнес ровным металлическим голосом: