Галина Полынская - Курортная фишка

Нина Валентиновна Леденцова молча посторонилась, пропуская нас в квартиру. Сбросив в прихожей босоножки, мы пошли в комнату. Простая скромная обстановка, мебель, купленная в далекие советские времена – было видно, что живут здесь не богато. Под стеклом на книжных полках потертой мебельной стенки стояли фотографии длиннолицего кудрявого юноши с водянисто-прозрачными глазами и округло-мягкой, женственной линией подбородка.

– Это Миша? – спросила я вошедшую следом Нину Валентиновну.

– Да, это мой сын, – тихо ответила она, присаживаясь на старый венский стул у стены. – Ему должно было исполниться девятнадцать. Но не исполнилось.

– Вы можете рассказать все по порядку?

Без приглашения мы с Таей уселись на диван, покрытый красным покрывалом.

– Ну, раз уж вы меня нашли, – усмехнулась она, – отчего же не рассказать? К тому же, мне абсолютно все равно, что со мной будет дальше, без Миши моя жизнь не имеет смысла. Я сделала то, что должна была сделать, одной сволочью на свете стало меньше, больше он ничьей судьбы разрушить не сможет.

– Вы имеете в виду Шиловского?

– Именно.

– Ну, с чего начать?

– С этого фокуса с паспортом, как вы это сделали? Ведь я вас сейчас с трудом узнала. Где ваша роскошная высокая прическа?

– Алечка Верховская моя одноклассница. Раньше меж нами не было ничего общего, а к старости мы почему-то стали походить друг на друга. Должно быть в молодости все люди такие разные, потому что у них разнообразные судьбы, а потом, когда жизнь близится к закату, у всех появляется одно общее, что делает людей похожими друг на друга – старость. Ангелина по праву гордилась своей косой, роскошные волосы у нее были, а после пятидесяти вдруг начала терять косу, волосы стали выпадать, поэтому она носила шиньон. У нас похожий рост, похожая комплекция, вот только таких волос, как у нее, у меня с роду не было. Мы никогда не были особо близкими подругами, поэтому мне понадобился повод для того, чтобы придти к ней в гости, выяснить, где она хранит документы и незаметно забрать паспорт. Я собиралась потом так же незаметно вернуть его обратно, но не успела, она обнаружила пропажу и написала заявление в милицию. Я купила парик, шиньон, сделала такую же точно прическу, как на фотографии в паспорте и поехала в Евпаторию вслед за Шиловским и его очередным мальчиком. Такая заметная прическа способна кардинально изменить человека, и что самое главное – отвлечь внимание от лица.

– Шиловский каким-то образом причастен к смерти вашего сына?

– «Каким-то»! – печально усмехнулась она. – Самым что ни на есть прямым. Миша был нормальным мальчиком, у него могла появиться хорошая невеста, прекрасная семья, дети, но этот негодяй все у него отнял. Мы всегда жили очень скромно, я воспитывала сына одна, муж умер от инфаркта, когда Мише было три года. Замуж я так больше и не вышла, не встретился человек, который и мне мог бы стать хорошим мужем, и Мишеньке добрым отцом. Самой пришлось сына поднимать, на зарплату медсестры устроить роскошную жизнь невозможно, вы же понимаете. Подрабатывала, где могла, и подъезды мыла – всякое бывало, лишь бы только сын был не хуже других обут, одет. Но жили все равно очень трудно. Миша рос спокойным, послушным, вежливым мальчиком. И по дому все делал, помогал, жалел меня, все мечтал, что когда-нибудь и мы будем жить в свое удовольствие, не думая каждый день о деньгах на хлеб и картошку. Еще учась в школе, Миша стал подрабатывать официантом в баре, чтобы мы могли хоть как-то сводить концы с концами. Затем кто-то предложил ему перейти на освободившееся место в этот проклятый клуб для голубых, там и денег больше платили и в перспективе можно было сначала стать помощником бармена, а потом и барменом. Миша долго скрывал от меня свое новое место работы, знал прекрасно, как я к этим извращенцам отношусь, да и сам стыдился. Там-то его Шиловский и заприметил. Он взрослый, опытный, богатый мужчина, ему ничего не стоило вскружить голову молоденькому мальчику, прельстить деньгами, красивой жизнью, блестящими перспективами. Сейчас ведь ото всюду, со страниц газет, с экранов телевизоров активно рекламируется богемная жизнь, где царят распущенные нравы, упорно твердят, что быть нормальной традиционной ориентации скучно, глупо, неправильно, а вот быть голубым, или розовым или еще каким-то цветным, это напротив признак твоей свободы от устаревших рамок морали. Сколько и как он добивался моего сына, я не знаю, но в конце-концов Шиловский заполучил моего сына себе в любовники. В общем-то Миша ему особо не был интересен, так, блажь пресыщенного господина. Он поиграл с ним какое-то время и распрощался, откупившись. И тогда до моего мальчика дошло, что с ним сделали. Я видела, что с ним творится нечто не ладное, но не понимала, что именно, покуда он сам мне во всем не признался. Миша рассказал, что больше никогда не сможет быть нормальным мужчиной, его использовали и выбросили, и у него нет пути назад, так же признался, что попробовал наркотики. Не подумайте, что я стала обвинять его, осуждать, нет, я все силы приложила к тому, чтобы вытащить его из сильнейшей депрессии, в которую он погружался день ото дня. Но у меня так ничего и не получилось, все закончилось передозировкой. Я прекрасно понимала, что ничего доказать не удастся, привлечь Шиловского к ответственности не получится, у него деньги, к тому же Миша был уже совершеннолетним и фактически его растлитель не при чем. Но разве я могла жить дальше, зная, что Миша в земле, а тот, кто толкнул его к могиле, жив, здоров и продолжает портить мальчишек? Кто даст гарантию, что никто из них не повторит судьбы моего сына? И я стала изучать господина Шиловского, собирать о нем всевозможные сведения, а когда он стал встречаться с Игорем, на всякий случай поинтересовалась и этим пареньком. Да, я знала, что у него клаустрофобия, его богатый покровитель увлекается антиквариатом, археологией и прочими загадочными древностями, так же мне было известно, насколько он любознательный, всем живо интересующийся человек. Когда мы все вместе поехали в Евпаторию, я ни на миг не сомневалась, что он не станет просто лежать на пляже, а непременно захочет посетить все экскурсии. И я стала ждать, пока он доберется до экскурсии в какую-нибудь пещеру и поедет туда один, без своего постоянного юного спутника. И он поехал. А дальше вы знаете.

Она замолчала. Молчали и мы. Я смотрела на ее разом постаревшее, потемневшее лицо с погасшими, безразличными ко всему глазами и не знала, что делать дальше, не имела понятия, как поступить.

– Нина Валентиновна, – тихонько кашлянула Тайка, – я, конечно же, понимаю ваши чувства, но вы отдаете себе отчет в том, что вы наделали? Разве убийство может быть выходом из ситуации, пускай даже из такой страшной, в какую попал ваш сын?

Я подумала, что Тайкины наставления это самое последнее, чего хотелось бы сейчас услышать Нине Валентиновне и вмешалась:

– Вы знаете, мне на самом деле очень жаль, что все так получилось. Даже не знаю что сказать, да и, наверное, говорить ничего не стоит, тут любые слова лишние. Нам пора, пойдем, Тая. До свидания, Нина Валентиновна.

Она не стала нас провожать до двери.

– Ну и что мы будем делать? – сказала Тая, когда мы спустились в метро. – Расскажем обо всем Кириллу Борисовичу?

– Честно признаться, я в растерянности. По логике вещей, сообщить необходимо, о с другой стороны… не знаю, если честно. Не очень-то славный подвиг посадить в тюрьму эту несчастную женщину, когда столько всякой сволочи на свободе безнаказанно творит все что вздумается. Ведь у нее нет денег ни на дорогого адвоката, ни на взятки следователям, дадут ей по полной программе. У нас же как, у кого деньги, тот со всеми своими преступлениями гуляет на свободе и даже заседает в Госдуме, а у кого нет, тот гремит кандалами на пожизненной каторге за какое-нибудь не особо страшное злодеяние. Но с другой стороны все-таки убийство, не хухры-мухры…

– Надо с Владом посоветоваться, – приняла умное решение Тая. – Быть может он что-нибудь стоящее подскажет, чтобы нам правильно поступить и совестью всю оставшуюся жизнь не мучаться.

На Выхино мы прибыли уже в вечерних сумерках.

– Предлагаю купить бутылку шампанского, – тяжело вздохнула Тая, – есть что отпраздновать.

С моей стороны возражений не последовало. Мы приобрели бутылку полусладкой шипучки и полезли в подоспевшую маршрутку.

– Сена, а как ты догадалась, что именно Нина изображала в Евпатории свою одноклассницу? – Тая протянула водиле деньги, устраивая пакет с шампанским у себя на коленях.

– Когда я ее в первый раз увидела, ее лицо показалось мне смутно знакомым, но я не придала этому значения. Когда Кирилл Борисович сказал о женщине, выдававшей себя за Верховскую, сразу всплыл портрет Нины Валентиновны. Даже несколько лицо ее, сколько взгляд.

– Так ты что, по взгляду поняла, что Ангелина и Нина это один и тот же человек?