Елена Логунова - Фотосессия в жанре ню

«В сквере уже встречались», – напомнил ей внутренний голос.

Интонация у него при этом была самодовольная. Действительно, хотя в сквер Ольга Павловна ходила на встречу с предполагаемым маньяком, завершилась эта авантюра неожиданно романтично – их первым поцелуем с Андреем Петровичем. То есть сквер, как близкий родственник парка, показал себя очень даже правильным местом для встреч и свиданий.

«А ночной клуб можно попробовать считать вариантом ресторана, – наглея, предположил внутренний голос. – Глядишь, после клуба кавалер осмелится на что-то большее, чем поцелуй!»

Оля покраснела и украдкой посмотрела на Малинина, который, увы, отнюдь не казался приятно взволнованным. Наоборот, он выглядел огорчительно невозмутимым. Впрочем, подпрыгивая на сиденье мотоцикла за спиной водителя, Оля видела в основном его спину, а это, как ни крути, далеко не самая эмоционально выразительная часть мужского организма.

– Примерно сорок минут туда, сорок обратно, это, если без пробок, полчаса на мишкин ужин и то-се… Короче, встречаемся через два часа! – деловито сообщил Малинин, акку-ратно причалив «Яву» к тротуару ввиду родного Олиного дома. – Ты будешь готова через два часа? Успеешь собраться?

Оля вздернула подбородок и неприязненно сообщила, что ей неведомо, с какими такими тщеславными копушами имел несчастье общаться Андрей Петрович, но лично ей, Ольге Павловне Романчиковой, даже для срочных сборов по тревоге хватает получаса. И при этом она никогда еще не опаздывала на работу!

– Оно и видно, – сказал на это Малинин, добавив затем, что он и в самом деле никогда раньше не имел дела с девушками, абсолютно безразличными к своему внешнему виду.

Возможно, это был комплимент, но Ольга Павловна почувствовала себя сильно задетой.

Вот, значит, какой он ее видит? Девушкой, абсолютно безразличной к своей внешности?! Другими словами, дурнушкой и неряхой, махнувшей на себя рукой?!

Оля тут же решила, что проведет все два часа у зеркала.

«Минус пять минут на пришивание пуговиц!» – напомнил внутренний голос.

Это было дельное замечание. Едва Оля слезла с мотоцикла, как пальто ее некрасиво разошлось на животе, будто лопнувший стручок.

Стягивая руками расходившиеся полы, она вошла во двор и двинулась к своему подъезду в обход, вдоль стен домов по периметру двора – чтобы не шокировать лишний раз честной народ своим неряшливым видом.

Как человек и мужчина, Юрий Александрович считал бабку Семину существом до крайности противным и вредным, но, как участковый, признавал, что Анфиса Яковлевна весьма небесполезна. По части бдительности старуха дала бы сто очков вперед самой лучшей пограничной собаке, и ее сигналы имело смысл проверять. Пограничные собаки – они просто так не гавкают!

А заглазно облаянная бабкой Семиной и ее Мулей барышня Романчикова и в самом деле вела себя очень странно!

Она появилась в поле зрения Юрия Александровича, который мирно попивал чаек у окна в своей кухне, живой кляксой. Сквозь редкий частокол голых розовых кустов в палисаднике крадущаяся вдоль стены фигура в черном была отчетливо видна и вызывала конкретные подозрения. Участковый немедленно вспомнил, что в соседнем «кубике» в новогоднюю ночь под шум петард были ограблены три квартиры, жильцы которых уехали на кани-кулы.

– А тут у меня Петровы, Кондачковские и Котовы! – припомнил Юрий Александрович «своих» отсутствующих.

Он с сожалением отодвинул блюдо с недоеденными пирожками, встал из-за стола и заспешил в прихожую одеваться. Уже обутый, в куртке и шапке, он снова заскочил в кухню, чтобы еще раз посмотреть в окно, и увидел, как подозрительная клякса влилась в чужой подъезд.

Переменчивость – неотъемлемое качество женской натуры.

Даже самая рассудительная и здравомыслящая дама может совершенно внезапно переменить свое же твердое решение, и при этом окружающие даже не поймут, чем был вызван такой резкий переворот с ног на голову. Конечно, если эти окружающие – мужчины, то бишь существа упрямые, негибкие и в массе своей отнюдь не отличающиеся повышенной чуткостью к вибрациям высших сфер.

Женщин не напрасно называют эфирными созданиями! Женщины привыкли иметь дело с тончайшими материями (вспомним хотя бы капроновые колготки) и любые изменения в вероятностных структурах улавливают и учитывают мгновенно.

Поэтому не надо, не надо язвительно восклицать: «О Господи, Боже! И эта женщина говорит, что она знает, чего хочет?!», если дама отправляется в магазин за шоколадным ламинатом, а покупает голубой ковролин! «Так будет лучше», и это со всей определенностью знают как минимум двое: дама и Господь Бог!

Таясь от людских глаз, трепещущее эфирное создание Ольга Павловна Романчикова окольным путем по периметру двора пробиралась к родному дому примерно пять минут. На шестой минуте ее планы кардинально изменились.

Бросив оценивающий взгляд на собственное крыльцо, Оля с сожалением подумала, что находится от него на расстоянии одного короткого броска… и вдруг осознала, что стоит у подъезда той самой квартиры, где утром прятался папарацци!

Мгновенный переворот в сознании погрузил в небытие первоначальное намерение стать невидимой миру, и Оля почувствовала, что она, как никогда ранее, жаждет нанести визит врагу в его логове.

Она заскочила в подъезд, уже на бегу сориентировалась, определила квартиру, окна которой находятся точно напротив ее собственных, и затопала вверх по лестнице уже не как эфирное создание, а как Каменный гость, встреча с которым не обещает ничего хорошего всем, кто не железный.

Нужная дверь вражеского логова выглядела солидно: бронированная, с укрепленным косяком и выпуклым радужным глазком, окруженным игривыми золотыми финтифлюшками.

«Видимо, хорошо зарабатывают папарацци!» – сделал вывод Олин внутренний голос.

А Олино воображение мгновенно набросало перспективный бизнес-план оптовой продажи компрометирующих фотографий русички Романчиковой ученикам старших классов средней школы номер десять. Не было сомнений, что они раскупят такие снимки, как горячие пирожки!

Оля поборола порыв пнуть солидную дверь ногой и придавила пальчиком кнопку звонка.

В ответ послышалась мелодичная трель полонеза Огинского.

Оля подождала с полминуты и выбила по двери нервную дробь костяшками пальцев.

Тишина.

Тогда она последовательно опробовала сочетания стука и звона, стука и топота, стука, звона и звучных пинков. Огинский исправно наяривал свой полонез. Дверь вибрировала. Эхо транслировало Олин концерт на весь подъезд.

Папарацци не проявлял себя никак, зато шаляпинским басом скрипнула соседняя дверь, и дребезжащий голосок под аккомпанемент позвякивающей цепочки тревожно пропел:

– Хто-оо там?

– Я к соседям вашим, не беспокойтесь, пожалуйста.

– И чего ходют, чего звонют, ворюги, хозяев дома нет и не будет!

Оля развернулась и увидела в щели приоткрытой двери трясущийся султанчик седого конского хвостика, сооруженного не там, где он бывает у лошадок, а на розовой макушке.

– Здравствуйте, бабушка! – вежливо сказала Оля.

– Сама бабушка!

«Старая хамка!» – вздохнул Олин внутренний голос.

Вслух же она спросила:

– Почему вы говорите, что хозяев нет и уже не будет? Они что, умерли?

В Олином голосе предательски просквозили нотки сожаления. Признаться, она бы с удовольствием убила наглого папарацци своими собственными руками.

– Чего сразу – умерли?! Просто уехали. Всей семьей уехали, с детьми и собакой! А дом от жулья на охрану поставили, так что нечего тут ходить и звонить!

– Уехали? – недоверчиво переспросила Оля.

Эта информация не вязалась с тем, что она видела своими собственными глазами.

– Скажите, пожалуйста, а кто тут живет?

– Точно, ворюга! – восторженно пискнула Олина собеседница, клюнув в щель острым носом и показав при этом один блестящий глаз. – Чего рвешься к незнакомым людям, а? Вот я сейчас полицию позову!

И она замолчала, со свистом набирая в грудь воздух.

– Не надо полицию! – вздохнула Оля. – Я не ворюга, я соседка, живу в доме напротив и утром видела в окне этой квартиры какого-то подозрительного человека. Возможно, как раз ворюгу!

– Врешь?!

Предполагаемая бабка ахнула, погремела цепочкой и выступила из-за двери, оказавшись при ближайшем рассмотрении маленьким старичком в шортах и майке, открывавших сухие мощи воображаемых мускулов. На голове у деда была оранжевая трикотажная повязка, окружавшая собранный на макушке хвостик, как кирпичный бордюр клумбы – одинокую пальму.

– Вот ей-богу – не вру! – сбитая с толку, Ольга Павловна неловко, но старательно перекрестилась.

– Неужто грабанули наконец-то буржуинов проклятых?!

Мелко семеня, резко поменявший гражданскую позицию дедок с ускорением прошаркал мимо Оли и вдумчиво повозил острым носом по соседской двери: