Александр Звягинцев - Куда смотрит прокурор?

И тут Герард Гаврилович замялся. Лепетать что-то про Машу Казаркину из Томска, двоюродную сестру его студенческого приятеля, про то, что она приехала к своей подруге Светке Гильченко, которая уехала в Турцию… Он представил себе, как будет улыбаться капитан в ответ на этот лепет. Неужели не ясно, что никакая это не Маша, никакая не Казаркина… И какой там к черту Томск! И можно представить себе, в какое изумление впадет Светлана Гильченко, если спросить ее про подругу Машу!

– Понимаю, – протянул капитан. – Объяснить трудновато… Так что же мне делать прикажете, Герард Гаврилович? Вы встаньте на мое место. Я захожу случайно в ресторан купить сигареты. И вдруг по лестнице со второго этажа вылетает страшно испуганная на вид девушка и проносится мимо меня с криком «Караул! Убивают!». Я поднимаюсь на место происшествия и нахожу тут вас в растерзанном виде, по полу кровь, зеркало разбито… В комнате, дыру в которую закрывало зеркало, никого нет… Печальная, согласитесь, картина, маловразумительная. А потом вы говорите мне, что разоблачили шайку шантажистов с участием помощника известного в городе адвоката! При этом что за девушка, с которой вы тут пили шампанское, как ее зовут и где ее искать, вы сказать не можете, так?

Герард Гаврилович обреченно кивнул.

– Помощника адвоката Блудакова, которого вы хотите изобличить, здесь не наблюдается. И если я даже разыщу его, он скажет, что был в это время совершенно в другом месте, и представит кучу свидетелей. Думаю, у вас на сей счет сомнений нет?

Герард Гаврилович пристыженно молчал. До него все больше и больше доходил ужас его положения.

– А ведь на моем месте можно сделать совсем иные выводы, – ласково сказал капитан Мурлатов. – И они будут куда лучше соответствовать перечисленным мной фактам. Вот послушайте, Герард Гаврилович! Почему бы мне не предположить, что все было гораздо проще и понятнее. Вы снимаете где-то девочку, приводите ее в ресторан, выпиваете, а потом начинаете к ней приставать… Как мужчина я вас понимаю, девица и впрямь прельстительная! А дальше… Она сопротивляется, начинается какая-то борьба, в пылу которой вы разбиваете зеркало… Девушку вы выпускаете, потому что довольно сильно порезались, и она убегает. А когда приходит милиция, быстро сочиняете историю про разоблачение банды каких-то шантажистов. Уверяю вас, лейтенант Кардупа, то есть наш милый Шламбаум, воспринял все именно так.

– А зачем они там за зеркалом скрывали комнату, из которой все видно и слышно? – убитым голосом спросил Герард Гаврилович.

– Эту, что ли? – Капитан подошел к оставшейся от зеркала пустой раме, с любопытством заглянул в темную комнату, в которой Герард Гаврилович так явственно видел Блудакова с аппаратом.

Закончив осмотр, капитан повернулся и с улыбкой предложил:

– Хотите, я сейчас вызову директора, и он объяснит нам, что комната эта существует со времен строительства здания и используется как чулан, в котором уборщицы хранят швабры и ведра. Хотите?

Герард Гаврилович затравленно мотнул головой.

– В общем, – ласково, как воспитательница в детском саду, сказал капитан, – суетиться по горячим следам нам не стоит. Сначала самим надо во всем разобраться, а уж потом поднимать шум и задавать вопросы посторонним людям. Посторонние они и есть посторонние.

– Вы правы, – понуро согласился Гонсо.

А сам подумал, что он влип по уши!

– Эх, Герард Гаврилович, дорогой, не понимаете вы, как вам повезло, когда я решил заскочить сюда за сигаретами. Если бы тут оказался только наш любитель лакомиться кока-колой, представляете, какой рапорт он бы накатал?

– А что же накатаете вы, капитан? – криво усмехнулся Гонсо.

Надо было сохранять достоинство! Во что бы то ни стало! Пусть обстоятельства против него, но он прав! Он вывел на чистую воду преступников.

– Я? А никакой протокол я составлять не буду. Не вижу смысла. Я понимаю, что тут какая-то ерунда произошла, но…

– Никаких «но», капитан. Об этой «ерунде» все равно придется доложить прокурору, – непреклонно, как киношный молодогвардеец, сказал Гонсо.

– Ну да… Правда, это уже на ваше усмотрение, как доложить. Доложить можно по-разному… Вы идите, Герард Гаврилович, в машину, а я сейчас перекинусь парой слов с директором, чтобы стабилизировать обстановку, и вас догоню.

Пока Герард Гаврилович с опущенной головой, придерживая рукой разорванную рубаху, пробирался к машине, капитан Мурлатов и впрямь отправился к директору. И дал ему несколько советов, похожих на указания, как вести себя сейчас и позже, если вдруг к нему обратятся из прокуратуры.

Дело в том, что капитан давно уже знал о промысле Моти Блудакова – осведомителей у него было достаточно. Поначалу Мурлатов только присматривался к блудаковскому бизнесу. Ничего принципиально он против него не имел. Выходец из пролетарской семьи, где заветы Ильича воспринимались как пересмотру не подлежащие, он считал, что доить богатых и толстых не только можно, но и должно. Единственное условие – делать это надо с умом. Как убедился капитан, работал Мотя именно так, не впадая в крайности и грубость. После этого Мурлатов встретился с Мотей и поведал ему о том, что ему все известно. А потом предложил ежемесячно отчислять в его пользу пристойную сумму за услуги, именуемые голодными журналистами некрасивым словом «крышевание». Мотя принял предложение с восторгом и даже сказал, что с самого начала хотел предложить Мурлатову участие в бизнесе. И надо сказать, Мотя ничуть не лукавил. Взаимополезные контакты с органами, пусть и греховные, крайне необходимы – таков был один из первых постулатов ученой сучки, ведь жизнь, по ее канону, – это рай для грешников.

Выйдя из кабинета директора, капитан позвонил по мобильнику и доброжелательно сказал:

– Мотя, а я тебя сейчас от тюрьмы спас. Ты знаешь, сколько это стоит?

– Догадываюсь, кэп, – радостно засмеялся Мотя.

– А как он тебя просек? Как он догадался, что ты за зеркалом? Ты сопел, что ли, слишком громко там от натуги?

– Да никак он меня не просек! В том-то и дело. Девочка, как договорились, ему случайно грудь показала, так он от волнения стал руками махать, а в руке бутылка! От этого херувима никогда не знаешь чего ждать! Жуткий тип. Но все, что нужно, я снять успел. Видишь, а ты не хотел подъезжать…

– Догадливый ты, Мотя. Ведь как он не умеет жить, так никто не умеет! – честно признал капитан. – Как будто чувствовал, что что-то должно случиться.

– Когда с этим Гонсо связываешься, лучше быть готовым ко всему!

Накануне капитан Мурлатов действительно не хотел тащиться в гостиницу, где у Моти был подготовлен сеанс с Гонсо. На кой черт ему там светиться?! Но Мотя настоял, упросил. Капитан вспомнил конфузию с дедом Кресало и согласился.

Он на самом деле знал все, капитан милиции Мурлатов. Разве что был не в курсе того, что хорошенькая девочка Маша имеет в определенных столичных кругах кличку Гаденыш. За то, что подводила людей под монастырь не по нужде и принуждению, а с упоением и вдохновением, что делало ее совершенно неотразимой.

Благополучно покинув поле брани с разбушевавшимся херувимом и тем самым счастливо избежав грубого мордобоя, Мотя тут же отправился к Шкилю, дабы самому поведать тому о происшедшем, пока другие не дали иные показания. В ненужном свете и ракурсе. Шкиль второй день торчал в «охотничьем домике», как он называл свою симпатичную дачку, и Мотя, пока ехал, лихорадочно обдумывал создавшееся положение. Дело в том, что Шкиль не был в курсе его бизнеса с отпрысками состоятельных людей. Мотя не стал его посвящать в эти вопросы по разным причинам. Во-первых, он был самолюбив и вовсе не считал, что обязан отчитываться перед Шкилем во всех своих делах. Во-вторых, помощь Шкиля ему была не нужна, он сам справлялся со всеми трудностями и, что скрывать, весьма гордился этим обстоятельством. Он вовсе не собирался ходить под Шкилем слишком долго. За учебу спасибо, но дальше мы уже поплывем на собственном плоту. А в-третьих, Мотя сразу понял, что атаман в таком бизнесе будет не помощником, а помехой. Шкиль с некоторых пор весьма поумерил свой пыл демократизатора и возмутителя спокойствия и теперь, как видел Мотя, все больше старался вписаться в высшее городское общество и потому всячески пытался уклониться от конфликтов с его верхушкой. Мотя же принадлежал к этому обществу от рождения и потому не стеснялся и не боялся работать именно с его представителями. Правда, жить так, как все, ему, Блудакову, его бывшая в употреблении совесть не позволяла. Но после сегодняшнего происшествия обращения к Шкилю было не избежать. А как все прекрасно шло! Гаденыш, легенду для которой разработали самым тщательным образом – Мотя даже раскопал для нее несколько эпизодов из студенческой жизни Гонсо! – действовала виртуозно. Никто, кроме Моти, не мог бы заметить, что грудь она обнажила вовсе не случайно, а нарочно, как договаривались. И платьишко было подобрано специально для этого дела. Мотя предупреждал ее, что с херувимом главное не переборщить. Никаких гнусностей и разнузданности – сразу спугнешь. Да и не нужны они. После истории в парикмахерской вполне достаточно романтического свидания с шампанским и обнаженной грудью. И Гаденыш, умная и вдохновенная злыдня, все усвоила с лёта. Но этот чертов херувим испортил всю обедню!