Анна Ольховская - Ухожу в монастырь!

– Ишшо и обзываитси! – возмутился старик, дернув винтовкой. – А ну, марш к своим! Иди-иди, супостат белесый! Щас будешь их к дереву привязывать, а потом я тебя привяжу.

– Степаныч, ну хватит дурить! У нас мало времени, очень мало! Думаю, эти двое уже сообщили координаты своим, и скоро сюда пожалуют очередные гости!

– И с имя разберемси! Патронов у меня на всех хватит!

В этот момент со двора раздался звон разбитого стекла и глухой стук. А через пару мгновений из калитки вылетел маленький серебряный метеор. Правда, метеор выглядел не совсем правильно – небесные камушки теплые комбинезоны не носят, но передвигался зато именно так, как и положено метеорам. Стремительно. Неудержимо.

Пока не врезался в конечную точку полета:

– Папка!!!

– Помпошик! – Кай подхватил сынишку на руки и уткнулся лицом в родную, так сладко пахнущую молоком и детством шейку. – Как же я соскучился, родной мой!

– Нет, я! Нет, я! Я больше соскучился! Я так ждал-ждал! А дедушка меня в доме запер! И злился так на тебя! И ничего слушать не хотел! А я ему говорил! А он не хотел! И запер! А я… я стекло разбил, вот! Потому что к тебе хотел! Дедушка, ты не ругайся за окошко, папа починит! И не злись на него, он хороший! Он самый лучший! А дядек тех я тоже не слышал, вот!

– И почему же это вы их оба не слышали? – примирительно проворчал старик, опуская ружье.

– А потому что на них защитные шлемы, вон, видишь, на летные похожи? – Кай, поудобнее устроив на руке сына, направился к валявшимся на снегу соплеменникам.

– У одного вижу, а у второго – нет.

– Слетел, наверное, когда его Лок завалил. Да вон он, лежит.

По мере приближения любимого хозяина амплитуда взмахов собачьего хвоста становилась все шире, а частота маха – все чаще. Лок аж привизгивал от нетерпеливого желания броситься навстречу долгожданному другу и завалить того на снег вместе с маленьким любимцем, и вылизывать, и обниматься, и взлаивать от восторга.

Но – нельзя. Он поймал врага, который хотел из пахнущей смертью железки причинить вред самым родным на свете существам. И должен охранять этого врага, пока хозяин не отдаст другой приказ.

– Та-а-ак, – Кай остановился в двух шагах от валявшихся на снегу соплеменников, – кажется, Ганс и Клаус? Верные прихлебатели Брунгильды? Интересно, а Грета и Президиум в курсе происходящего или это козни моей женушки? Кстати, обряд посвящения в ее постельные рыцари вы уже прошли? Небось и не по одному разу? Милейшая Брунгильда любительница этого дела.

– Не смей так отзываться о будущей Матери Нации, предатель! – ненавидяще прошипел оставшийся в шлеме. – Ты оскорбил ее изначально, спутавшись с грязной самкой! Да еще позволив ей родить ребенка, снова осквернив так тщательно очищенную кровь! Хотя, надо отметить, арийская кровь показала свою силу – даже ублюдок самки недочеловека выглядит твоей точной копией! У него и глаза такие же! А если бы его матерью была Брунгильда…

– Папа, – губы Михаэля жалобно задрожали, – а почему он говорит на непонятном языке? И почему у него так грязно внутри?

– Где – внутри?

– Вот тут, – маленький пальчик указал на голову. – И вообще, он весь грязный. Со всех сторон – серый и пыльный!

– Замечательно! – ухмыльнулся Ганс. – Ты и способности свои передаешь по наследству! Теперь мы непобедимы!

– Ну да, ну да, – покивал головой Кай, аккуратно опуская сына на снег. – Всенепременнейше! Но для начала давай-ка шлемчик снимем. Степаныч! Помоги ему от лишней тяжести избавиться!

– Это мы мигом. – Старик закинул ружье за спину и приблизился к сжавшемуся в комок немцу. – Ну-ка, недобитыш, подбородок подними! Мне так сподручнее будет.

– Не смей прикасаться ко мне своими грязными лапами, недочеловек! – зашипел тот, попытавшись пнуть подошедшего ногой.

Совершенно забыв, похоже, о нависшем над ним звере. Но Казбек, зафиксировав попытку нападения на хозяина раньше самого исполнителя попытки, напомнил о себе весьма болезненно – для той ноги, что выступила в качестве оружия.

Крови на снегу прибавилось, поутихший было визг достиг уровня ста децибел.

– От жжешь, тля неугомонная! – проворчал Степаныч. – Вона как грабками сучит – не подступисси!

– Ладно, сейчас мы его угомоним. Ты отойди в сторонку и Михаэля придержи.

– Не надо меня держать, я буду помогать! – возмущенно завопил метеор в комбинезоне, но тяжелые ладони старика уже обняли мальчика за плечи, надежно зафиксировав на месте.

В первом ряду зрительного зала.

А на сцене тем временем главный герой приступил к делу.

Кай медленно, даже как-то небрежно повернулся к подвывавшему уже не от боли, а от страха Клаусу и пристально посмотрел ему в глаза.

Клаус знал, как выглядят глаза их сверхчеловека, но и никогда еще серебряный взгляд не задерживался лично на нем, на Клаусе. Обычно он равнодушно скользил мимо, уделяя человеку внимания не больше, чем столу или стулу, к примеру.

И Клауса это вполне устраивало!

У него и от мимолетного прикосновения этого серебра все тело покрывалось крупными такими пупырышками, вызывавшими нервную почесуху, так что спасибо, увольте нас от ненужного внимания чистейшего из арийцев!

И теперь он убедился в собственной правоте. И впервые пожалел, что связался с экстремистской группировкой Брунгильды. Но задний ум – он на то и задний, чтобы активизироваться в тот момент, когда хозяин ума находится в ней. Или в нем. Название этого дурно пахнущего места может быть любым, но суть – одна.

Фиолетовые пульсары в серебре становились все больше, они поглощали все видимое пространство, погружая сознание Клауса в фиолетовую бездну. И оставив на поверхности лишь одну-единственную жизненную установку – верно служить Господину, выполняя все его приказы.

– Сними с Ганса шлем и принеси его мне, – тихий голос Господина прозвучал в опустевшей голове немца оглушительным набатом. – Лок, отпусти его.

Тяжелые лапы, до последнего момента прижимавшие тело к земле, исчезли, и Клаус медленно и неуклюже поднялся, придерживая укушенную псом руку.

Затем оглянулся по сторонам, отыскивая указанную Господином цель, удовлетворенно улыбнулся и направился к корчившемуся на окровавленном снегу напарнику.

– Степаныч, отзови пса! – отрывисто приказал Кай. – Он там больше не нужен.

Старик, впервые наблюдавший «работу» Кая воочию, опасливо покосился на мужчину и велел Казбеку отпустить врага.

Зверь с радостью подчинился – он всем своим существом ощущал пульсировавшую в воздухе энергию, и находиться в эпицентре воздействия ему не хотелось. Лучше уж вместе с сыном, Локом, стоять возле старика и мальчика, так спокойнее.

Клаус приблизился к напарнику и склонился над ним, пытаясь расстегнуть застежку шлема. Сверкавшие бессильным бешенством глаза Ганса его абсолютно не впечатлили, как и яростные вопли:

– Ты что делаешь, тварь?! Очнись! Надень свой шлем!..! Кретин! Зачем ты его расстегнул, урод?!..! Пошел вон!..!

– Во блажит, – почесал затылок Степаныч, украдкой глянув на разинувшего от любопытства рот мальчика. – Небось матюками кроет, да?

– Есть маленько, – усмехнулся Кай.

– Хорошо хоть на немецком, на непонятном.

– А что такое матюки? – немедленно заинтересовался Михаэль. – И как ими можно крыть? Ой, папа, смотри, он кусается! Прямо как крыса в той ловушке, что деда в подвале ставил!

– Так крыса он и есть, самая что ни на есть взаправдашняя, – проворчал старик.

А тем временем Клаус, вытерев прокушенную напарником ладонь снегом, как-то механически размахнулся и сильным ударом отправил Ганса в нокаут. А может, и в нокдаун, во всяком случае, препятствовать выполнению приказа Господина тот перестал.

Клаус аккуратно расстегнул застежку, стащил с головы напарника шлем и принес его Каю:

– Что дальше?

– А дальше – подними свой шлем и отнеси оба в дом.

– Нет уж! – возмутился Степаныч. – Еще чего! Не хочу я всякую шваль в свой дом пускать, мало ли чего! А вдруг он очнетси, как тока от тебя отойдет, да снова шапчонку свою на голову натянет, а? Че тада делать будем? У меня в доме ить ишшо оружие имеитси, и забор вон какой – хрен его потом оттуда выковыряешь! Давай-ка лучше я энти шлемы прострелю, они ить нам не нужны и даже опасны!

– Наверное, ты прав, – улыбнулся Кай. – Надо их просто уничтожить…

«Не надо! Не вздумай!»

Кай озадаченно встряхнул головой, а потом оглянулся.

– Ты че башкой трясешь, словно лошадь от слепня? – озадачился старик. – И по сторонам зыркаешь – примстилось че?

– Ты ничего не слышал?

– Нет. Тока этот вот, – дед кивнул на застывшего столбом Клауса, – зомбя твой сопит громко. И дружок евоный стонет.

– Нет, детский голос.

– Ох, видать, перенапрягси ты, Каюшка! Откуда тутотка детям взяться! А Мишанька вроде ни слова не говорил.

– Это не я! – топнул ногой малыш. – Это девочка! А я – мальчик!