Татьяна Луганцева - Мужчина-сказка, или Сейф для любовных улик

За столом воцарилась тишина.

– Мороженое! – радостно возвестила девушка-официантка.

– Очень кстати! Подсластить пилюлю… – смахнула слезу Валентина.

Чувствовался определенный нерв в ее рассказе, заметно было, что ее до сих пор трогает давняя история. Так всегда бывает, когда с честным человеком поступают несправедливо.

– Шоколадное, клубничное, ванильное, банановое… – продолжала улыбаться девушка, не понимая, какой серьезный разговор прервала.

Она поставила перед каждым вазочки и разложила ложки.

– Приятного аппетита!

– Спасибо, – кивнула Люсьен.

Фрося мрачно подняла бокал с вином.

– Я предполагаю, что именно произошло. Дочь пыталась договориться с отцом по-хорошему – не получилось. Тогда пошла другим путем – украла его расчеты, решив, что таким образом поможет любовнику, и передала листок моему отцу. Да, именно он являлся ее любовником, теперь я спокойно могу говорить об этом…

Скандалы между отцом и дочерью продолжались. Затем последовали ее гибель, его смерть. Видимо, мой отец не сумел расшифровать записи и, терзаемый сомнениями и остатками совести, захотел вернуть украденное. Но отношений у отца со старым другом не было, он даже не знал, что тот тоже умер, поэтому попросил меня отвезти его в Польшу. Затем я и приехала в Краков. Сейчас листок у Влада, но он пока не разобрал, что там зашифровано. А может, те цифры и не скрывают ничего ценного? И стоящее баснословных денег открытие – всего лишь плод больного воображения сошедшего с ума ученого?

– Все может быть, – пожала плечами Валентина. – Хотя сам пан Людвиг возлагал на эту работу огромные надежды! Но в то время он был уже болен. Вполне вероятно, что так все зашифровал, что и расшифровать мог только сам, – предположила Валентина. – Хотя… А вдруг есть какой-то ключ от шифра? Вдруг пан перед смертью кому-нибудь его сказал? С такой тайной нельзя уходить на тот свет.

– А кто же это может быть? – спросила Фрося.

– Пожалуй, пан Людвиг доверился бы только Владиславу. Да, или ему, или никому, – подытожила Валентина, хрустнув для убедительности вафелькой, вынутой из мороженого.

– Но Влад на листок с цифрами смотрел, явно ничего не понимая, – заступилась за друга Ефросинья.

– Или он не сказал, что знает или забыл, – вдруг подал голос Василий.

Фрося с неприязнью посмотрела на молодого человека, подумав: «Да что ты понимаешь? Уже сидел бы и молчал!»

Валентина заговорила снова:

– Последнее время ходила к пану Людвигу одна женщина, с которой они на несколько часов закрывались в кабинете. Звали ее, дай бог памяти…

– Память надо освежить! – встряла в разговор Люсьен и налила всем вина.

– Вспомнила! Женщину звали Дороти Фрей. Кто она, не знаю, но перед смертью пана именно она часто ходила к нему! – выпалила Валентина.

– Может, стоит ее разыскать и спросить про пана Людвига? – задумалась Ефросинья.

– Если найдете, если он ей что-то сказал… – покачала головой Валентина. – Очень много «если».

– Ты серьезно считаешь, что на листке что-то важное? – поинтересовалась Люся у Фроси.

– Кто знает… А вдруг? Сколько всего вокруг него накручено, и все зря?

– Тогда я постараюсь найти Дороти Фрей. Я многих в этом городе знаю! – пообещала Люсьен.

Они посидели еще немного, потом попрощались с гостеприимной хозяйкой ресторана и двинулись пешком в туристический центр города.

– А как мы назад поедем? Ты же вино пил! – обратилась Люсьен к Василию.

– Я как-то не подумал, – смущенно почесал затылок парень. – Вы бы мне сказали не пить, я бы и не пил…

– Это мы тебе должны были говорить? Чай, не маленький! – возмутилась Люся, но Ефросинья вовремя ущипнула ее за локоть.

– Ничего, выветрится, пока гуляем, – обескураженно добавил парень.

– Давайте наконец и правда расслабимся, погуляем? – обратилась к спутникам Фрося. – Показывайте мне город!

– Это не мой родной город, – надулся Василий.

– И я тоже в экскурсоводы не гожусь, – призналась Люсьен.

Все трое примолкли. Каждый думал о чем-то своем. Фрося, если честно, уже соскучилась по Владиславу; Люся до сих пор не верила в то, что ее жизнь может измениться в лучшую сторону. А вот у Василия в глазах ничего не отражалось, словно весь свет поглотила мгла.

Они бродили по узеньким переулочкам, вымощенными брусчаткой, и молчали. Затем вышли на более широкую улицу. Очень милые старые домики с замысловатыми фасадами, пристроенные друг к другу плотной стеной, тянулись по одну ее сторону, а с другой возвышались католический собор и не менее величественное здание с большим количеством статуй по периметру.

– Музей какой-то, – перехватила взгляд московской гостьи Люсьен и посмотрела на вывеску. – Точно, музей восковых фигур значимых для Польши исторических личностей.

– Зайдем? – решил поучаствовать в разговоре и проявить хоть какую-то инициативу Василий, чувствуя свою вину за то, что не годится теперь в водители и они вынуждены бродить.

Троица поднялась по широким каменным ступеням, миновала широкие резные двери с круглыми латунными ручками. Оставили несколько евро на входе и двинулись по слабо освещенному холлу. Пахло здесь, как и в каждом музее, весьма специфически – слегка затхло. Разговаривать сразу же захотелось на тон тише. Посетителей в музее было очень мало. Собственно, никого, кроме их троих.

Наконец-то в нишах стали появляться восковые фигуры персонажей со времен шестнадцатого века – какие-то правители, ученые люди, просто известные горожане.

Вообще-то, Фрося поймала себя на мысли, что неуютно чувствует себя в музее восковых фигур, разглядывая их неестественно застывшие позы и лица. В искусственных глазах не горел живой огонек, а весь антураж вокруг казался слишком вычурным. Почему-то девушка не верила, что эти люди выглядели именно так в то далекое время. Василий откровенно зевнул, чем вызвал смешок Люси. Они прошли еще один зал, и еще. А в следующем в воске были уже отлиты современные люди Польши, что сказалось на их одежде и прическах. А вот позы и глаза-«пуговки» остались столь же неубедительными. Понятно, что «ваял» все фигуры один художник.

И вдруг Люсьен замерла на месте и громко выругалась.

– Ты чего? – шикнула на нее Фрося.

Но в ответ девушка снова услышала ругательства. И только через минуту ее новая подруга заговорила нормальным языком:

– Смотри, это же пан Людвиг собственной персоной! Надо же, и правда прежний хозяин дома, от которого меня прятала Валентина. А вон… о господи… твой Владислав. Ой, не могу! Точно он! Ну, не Кийану Ривз же? Хотя похож. «Матрица» отдыхает! Все святое семейство в воске! Это за какие же такие заслуги перед отечеством? Тут пишут, что они известные современные польские ученые, выведшие страну из кризиса на новый виток. Вот ведь, твою мать!

Фрося даже не сразу сделала ей замечание за ругательства и речь, недостойную дамы. Так и стояла, открыв рот, и смотрела на воскового Влада, словно ожидая, что он сейчас улыбнется и скажет ей «привет!». Одно дело – любить мужчину, видеть, что тот успешен, понимать, что умен, и совсем другое дело – увидеть, что его изваяли почти в виде памятника, пусть и в воске, еще при жизни.

Люсьен уже тоже немного пришла в себя и выдохнула.

– Вот ведь дают!

Она двинулась по залу, с особым интересом всматриваясь в скульптуры, словно каждая теперь была обязана о чем-то ей поведать. И вдруг остановилась как вкопанная.

– Что за хрень?!

– Чего опять? – подтянулись к ней Фрося и Василий.

– Гляньте на бабу!

В воске была изображена женщина лет пятидесяти с весьма впечатляющими формами и рыжими вьющимися волосами.

– Ее я точно не знаю! – сразу же открестилась Ефросинья.

– Я тоже, – кивнул парень.

– Чего тогда…

– Ты прочитай на табличке, как ее зовут! – посоветовала Люсьен.

– Дороти Фрей, – прочитала вслух Фрося. – Ой…

– Так и я о том же! Это ведь она приходила к пану Людвигу! Нам Валентина только что про нее говорила! Значит, тоже не простая штучка?

– Тут что-то написано по-польски, – прищурилась Фрося.

– Я прочту! – вызвалась Люсьен. – Так, так… «Дороти Фрей, известный доктор медицины, научный сотрудник кафедры психиатрии Краковского и Варшавского медицинских институтов. Автор многих открытий. Видный деятель нации середины и конца двадцатого века». – Люсьена похлопала крашеными ресницами и тут же протянула: – Вот оно что… Все-таки вызвали дядечке психиатра… Ведь не зря она к нему ходила? И смотри-ка, какого уровня специалист! Кто же ее вызвал? Дочки ученого уже не было в живых. Оставалось два человека, кто знал, что пану стало плохо в психическом смысле. Валентина и Влад. – Женщина покосилась на Фросю. – Но Валентина к тому времени ушла из семьи, была обижена.

– Вот именно, обижена. Значит, могла отомстить! – выдала Фрося, у которой неприятно защемило сердце.