Наталья Александрова - Теща Франкенштейна

Ну, допустим, были на волосок от смерти, так ничего же не случилось. Нужно скорее вставать и уходить отсюда. Помыться, почиститься, ванну горячую принять, если уж совсем плохо. На крайний случай можно выпить рюмочку чего-нибудь покрепче (хотя Бонни, как все собаки, такого очень не одобряет).

– Хоть бы собаки своей постеснялись, – продолжала я, действуя жесткими методами. Если человека в несчастье жалеть, то он совсем расклеится, а если держаться строго, то человек соберется и преодолеет слабость. С некоторых пор я вообще сторонница жестких и строгих мер. Жизнь, знаете ли, научила. Одна я на свете, заботиться и трястись надо мной некому.

– Эй ты, кинозвезда, иди сюда! – позвала я. – Приводи в порядок свою хозяйку!

Ротвейлерша подошла несмело, тронула хозяйку лапой и лизнула в щеку. Затем плюхнулась рядом с ней на асфальт и затихла.

– Ну, девочки, так не пойдет! – сказала я и в сердцах пнула ротвейлершу ногой.

Она вскочила с грозным рыком и собралась было меня качественно покусать, однако тут на ее пути появилось неожиданное препятствие в лице, точнее, в морде Бонни. И это был вовсе не тот приветливый и шаловливый дамский угодник, с которым она заигрывала несколько минут назад. Теперь перед ротвейлершей и ее хозяйкой стояла грозная машина для защиты и нападения.

Бонни не рычал, он пока еще глухо вибрировал, чуть подрагивая мышцами. Этого хватило и собаке, и хозяйке. Собака скромно потупилась и отошла в сторону, а хозяйка протянула мне дрожащую руку, прося помочь подняться на ноги.

Она и правда была не в себе, я поняла это, подняв ее и прислонив к стеночке. Иначе бы она снова села на асфальт, эта женщина не притворялась, ее точно ноги не держали.

– Проводи… – пробормотала она, – сил нету…

Оказалось, они живут в этом новом доме. Лифт не работал, и до седьмого этажа я тащила ее буквально на себе.

Квартирка оказалась маленькая и какая-то неустроенная. В прихожей не было даже вешалки, так что пришлось положить куртку на картонную коробку. Коробок вообще было в этой квартире множество, они использовались как мебель и как напольные покрытия, даже подстилка для Энджи была сделана из картонной коробки, а поверх брошено старое детское одеяльце.

– Что так смотришь? – пробормотала моя спутница. – Я тут квартиру снимаю. Дом новый, тут раньше никто не жил, мебели нету…

– Да мне-то что… – Я пожала плечами.

Хозяйка с трудом расшнуровала ботинки и прошла в комнату, я – за ней, потому что в небольшой прихожей вместе с двумя крупными собаками не то что стоять, а даже дышать было невозможно.

Я ожидала, что в комнате меня встретит старая раскладушка, прикрытая газетами. Но там стоял диван – новый, приличный, с кроваво-красной обивкой. И еще кресло-качалка – вот то действительно было преклонного возраста, все поеденное жучком. Подозреваю, что хозяйка нашла его на помойке. Больше в комнате ничего не имелось, кроме большой картонной коробки от телевизора, скорей всего, хозяйка использовала ее вместо платяного шкафа. И еще на стене прямо к обоям была прикноплена репродукция – Серов, «Девочка с персиками». С детства ненавижу эту картину!

Она висела в нашей школе в кабинете завуча. Жуткая была тетка, просто садистка. Ей бы на пятьдесят лет раньше родиться, успела бы в концлагере поработать, по велению сердца. Ученики ее боялись до икоты, что младшие, что старшие. Вызовет к себе в кабинет, уставится прямо в душу бледными рыбьими глазами и молчит. Чтобы не сойти с ума, приходилось смотреть поверх ее головы, а там – «Девочка с персиками». На всю жизнь нагляделась!

– Ты как? – спросила я хозяйку квартиры. – Оклемалась? Мы тогда пойдем?

– Думаешь, я ненормальная? – спросила она.

– Ну-у… – протянула я, – нет, конечно. Просто нервная ты очень, от любого пустяка…

– Ведро, которое могло зашибить насмерть, ты называешь пустяком? – закричала она, и тотчас в дверь из прихожей просунулись две морды, чтобы узнать, все ли у нас в порядке.

– Но ведь не зашибло же! – Я махнула рукой Бонни, чтобы скрылся с глаз, не до него сейчас. Он убрался, весьма довольный. Кажется, у них там налаживались отношения.

– Я потому так распсиховалась, – сказала она слабым голосом, – что это не первый случай. Меня хотят убить, это точно…

Та-ак. Что называется, приплыли. И почему, скажите на милость, я вечно вляпываюсь во всякие истории? Отчего мне всегда больше всех надо? Ну, в этот раз, конечно, Бонечка подсиропил мне такую встречу. Если бы он не погнался за ротвейлершей Анджелиной Джоли, мы бы сейчас спокойно сидели дома и пили чай с бубликами.

Но дело не только в Бонни. Я ведь могла не заводить никаких бесед с хозяйкой собаки. Взяла бы Бонни на поводок и пошла себе, сделав ротвейлерше ручкой.

Конечно, вряд ли у кого получится оттащить Бонни от интересующего его объекта, если он этого не хочет. Но я ведь даже поползновения не сделала!

С другой стороны, если бы не Бонни, ведро вполне могло свалиться этой девице на голову. А она у нее и так не в порядке. Смотрит дико, сама какая-то изможденная, опять же коробки эти картонные… И несомненная мания преследования. Ее хотят убить! Да кому она нужна-то со своими картонными коробками!

– Не веришь… – усмехнулась девица грустно, – думаешь, у меня крыша поехала…

– А ты… ты ничего не принимаешь? – осторожно спросила я, оглядевшись.

Пустых бутылок я в квартире не заметила, но вот насчет таблеток… Все же картонные коробки наводили на некоторые мысли.

– Думаешь, я наркоманка? – прямо спросила девица. – Если бы было все так просто! Впрочем, он скоро и до такого додумается, скажет, что я колюсь и за себя не отвечаю, еще в клинику насильно упрячет…

Внезапно она закашлялась, да так сильно, что на глазах выступили слезы.

– Да не бойся ты! – прохрипела она, видя, что я непроизвольно отстранилась. – Это нервное, у меня бывает… ничего, сейчас все пройдет…

– Может, тебе чайку выпить? – проговорила я, с тоской поглядывая на дверь. Кстати, из прихожей доносились возня и довольное повизгивание, у тех двоих дело было на мази.

– И то верно! – оживилась моя хозяйка. – Пойдем на кухню!

Вот на кухне у нее был полный порядок. Новые встроенные шкафчики, большой стол, вся бытовая техника хорошей фирмы. Очевидно, все это хозяйское, и появилось в результате ремонта. Но шкафы были совершенно пустые – пара кастрюль да пластмассовые банки с кофе и чаем, ну еще пакеты с крупой и сахаром.

– Меня Любой зовут, – представилась хозяйка, – ужас, до чего свое имя не люблю! Люба-Любушка, Любушка-голубушка, Любовь-Любаша… и так далее.

– Тебе ли жаловаться, – вздохнула я, – я вообще Василиса. Удружили родители, нечего сказать. Назвали бы какой-нибудь Таней или Маней, все лучше…

– Не говори! – подхватила Люба. – Мама думала, назовет дочку Любовью, так у нее в жизни будет много любви.

– Ну и как? – поинтересовалась я. – Сбылось?

– Какое там! – Она махнула рукой. – Ошиблась мама! Не жизнь у меня, а сплошная черная полоса!

– Ну, уж и сплошная… – усомнилась я, – так не бывает…

Между делом она выставила на стол две большие щербатые кружки, одну с отбитой ручкой, в простую фаянсовую сухарницу насыпала печенья, а сахар подала вообще в обычной стеклянной банке из-под маринованных огурцов.

Есть люди, которые на полном серьезе утверждают, что им совершенно все равно, из чего есть и пить чай. А также все равно, чем укрываться и занавешивать окна. Некоторые идут в таких утверждениях еще дальше и заявляют, что им все равно, в чем ходить – была бы одежда чистая и удобная. Но таких все же не очень много – выходя на люди, следует озаботиться своим внешним видом, чтобы не показывали пальцами и не крутили этими пальцами у виска.

Да и на работе существует дресс-код, начальник может сделать замечание. Так что в офисе эти люди одеты прилично, а дома можно полностью оттянуться – ходить в грязной майке и пузырящихся на коленях тренировочных штанах, шаркать разношенными шлепанцами, а для тепла надевать шерстяные носки обязательно с дыркой на пятке. И чай они пьют из битых кружек, и салат подают в эмалированном тазике. Никто же не видит!

Скажу сразу, я не из их числа. Я очень большое значение придаю сервировке и декору. И чай из таких битых чашек мне просто в горло не полезет!

Я посмотрела на Любу. Вроде бы с виду нормальная женщина, как же дошла она до жизни такой? Может, все-таки она пьет? Или с головой большие проблемы…

Кофе, разумеется, был растворимый, причем самой захудалой фирмы, вместо чая – дешевенькие пакетики, набитые трухой. Ну, это-то как раз понять можно – у человека трудный период, денег нету. С другой стороны, куртка на Любе была хорошей фирмы, только поношенная, ботинки тоже. И ошейник на собаке дорогой. Стало быть, хозяйка и собака знавали лучшие времена.

– Извини за такое скудное угощение, – сказала Люба, – чем богаты…

Я усовестилась – может, и правда у человека беда, а я тут злопыхаю насчет битых чашек…