Валентина Андреева - Краткий экскурс не в свое дело

Не тут-то было! Для того чтобы подняться, следовало прибегнуть к помощи рук. Но вываляться по уши в грязи вместе с вещами в мои планы не входило. Я осторожно поползла на коленках к краю лужи, оставляя за собой на воде след сродни бурунам от глиссера. У мужичка от восхищения глаза буквально вывалились из орбит.

На подходе к месту причала меня осенила умная мысль, в результате чего я категорично заявила, что по дороге не поеду. Мужичок хохотнул, взъерошил на голове густую шевелюру слегка вьющихся темных волос и клятвенно заверил, что находится в своем уме. Дорога местного назначения ведет в поселок Ярцево. А там новые русские в массовом порядке «на корню» старые развалюхи скупают и строят для себя коттеджи. Вот и шастают на иномарках туда-сюда обратно. Сам он – любитель быстрой езды. При таком раскладе ошметки грязи наверняка полетят от меня в разные стороны. Не хуже пуль из автоматной очереди. А если в это время будет нестись кто-нибудь из местных толстосумов? Мне-то ничего – просто вытрясут из меня остатки грязи. В крайнем случае вместе с душой. А у него «лошадь Пржевальского» по обочине размажут – он любовно погладил руль своего мотороллера. Поэтому придется ехать окольными тропами.

Я успокоилась и уверенно поползла дальше. У края лужи оказалась хорошо замаскированная яма. Прямо омут какой-то! В нее и ухнула, как танк. Сумочка с зонтом предусмотрительно вылетели на берег, а я уткнулась локтями в грязь, для устойчивости воспользовавшись еще и собственным лбом.

Мужичок, не спрашивая моего позволения, цепко ухватил меня за воротник бежевой кружевной кофточки и разом его оторвал – наполовину.

Опомниться он мне не дал. Наверное, боялся истерики. Тут же уцепился другой рукой за воротник пиджака, лишив меня возможности не только говорить, но и дышать, и мощным рывком вытянул мое бренное тело на сушу.

Некоторое время я сидела, не обращая никакого внимания на мужичка. Приходила в себя и осмысливала свое положение, утешаясь народной мудростью: вещи – дело наживное.

Окончательно утешиться не успела. Мужичок подал свою «лошадь Пржевальского» прямо к моим ногам. Надо сказать, достаточно облезлую и когда-то – примерно в середине прошлого века – возможно, голубую. Похлопав себя по всем имеющимся карманам видавшей виды ветровки, надетой прямо на голое тело, наездник выудил чистый пластиковый пакет и аккуратно пристроил его на сиденье из кожзаменителя, живописно изборожденного паутиной трещин вдоль и поперек.

– А то вывозишь! – деловито заметил он. – Садись и руками за меня не хватайся. – Я недоуменно взглянула на наездника. – Щекотки боюсь! С детства. Ты лучше за сиденье держись. – Он еще раз внимательно взглянул на меня, призадумался и смилостивился: – Ладно. За куртку держись, кувыркнешься еще… Меня Петром Василичем зовут.

– Ирина, – кивнув в ответ, расстроенно сообщила я. – Александровна. Была. С утра. Для тех, кто меня знает и помнит…

С брючного костюма стекала отвратительная жижа. Каблук у одной «итальянки» остался в луже, второй выстоял, но выглядел вызывающе лишним. Физиономия – сродни боевой раскраске десантников – оживлялась грязными разводами. Даже зеркальце застеснялось и запотело. Решила было вытереть лицо белейшим носовым платком, но Петр Васильевич посоветовал не портить вещь. Все равно не поможет.

Пока я мужественно мирилась со своим внешним видом, он нашарил в луже оторвавшийся каблук и, завернув его в лист лопуха, сунул мне в сумочку.

Мне ни разу в жизни не довелось прокатиться на диком мустанге. Наверное, это не намного хуже, чем гонки по проселочной дороге, изобилующей ямами и канавами. Местами радовала глаз почти ровная поверхность, но радость омрачалась бешеной скоростью, которую развил и постоянно поддерживал Петр Васильевич. К тому же ему не всегда удавалось справиться с желанием пролететь некоторое количество метров в воздухе, после чего следовало приземление, которое в авиации называют «жесткой посадкой» (как правило, с человеческими жертвами). Сиденье же, рассчитанное на двух человек, имело тенденцию своей второй половиной катастрофически стремиться к земле, образуя подобие горки.

Мне весь этот аттракцион категорически не нравился. Тем более что после каждого очередного перелета и приземления Петр Васильевич настойчиво сдвигал меня к краю. Именно поэтому лихой наездник добрую половину пути вынужден был корчиться и диким ржанием перекрывать рев мотороллера. Так что меня он не обманул – щекотки действительно боялся. От перспективы на полном ходу свалиться с «лошади Пржевальского» я судорожными движениями хаотично хватала его за куртку, прихватывая заодно и отдельные части тела. Успокаивало меня только то, что мы летим в сторону от пугавшей меня дороги.

Через десять-пятнадцать минут безумного родео я поняла, что никогда в жизни больше не надену джинсы. Это рабочая одежда ковбоев с Дикого Запада. Петр Васильевич не иначе как там и стажировался. А эта езда войдет страшными страницами в историю моей жизни. Зачем же их перечитывать?

Конец пути оказался очень неожиданным. «Лошадь» резко притормозила, заднее колесо взметнулось вверх, и мне удалось взять небольшой реванш. Уткнувшись в спину Петра Васильевича, я невольно сдвинула его вперед.

– Слезай! Приехали, – деловито сказал он. И, видя мои колебания, добавил: – Дальше один съеду. Опасный участок – можешь мне на голову сесть.

– Очень надо! – растерянно заявила я, и голос мой невольно дрогнул. Было отчего! Реальность превзошла все ожидания. В конечном итоге рассчитывала увидеть какую-нибудь деревушку или садовое товарищество, а вместо этого – забытое богом и людьми поле, круто обрывающееся вниз.

Осознав сей факт, моментально сиганула с мотороллера на твердую землю, машинально отметив, что брюки в пути следования почти высохли и по качественному состоянию приблизились к брезентовой робе. Следом пришло легкое беспокойство. Внизу, может, и протекала какая-то речка. Но Ниагарского водопада там точно не было.

Пока я размышляла над ситуацией, Петр Васильевич тряхнул лохматой головой, велел его догонять и, дико гикнув, рванул на мотороллере вниз. Прямо с обрыва. Не заводя двигателя. Наверное, экономил горючее. Интересно, зачем его экономить, если намереваешься свернуть себе шею?

– Э-э-э-эй! Давай сюда! – донеслось снизу, и я осторожно приблизилась к краю обрыва, удивляясь живучести наездника.

Он уже слез со своей бешеной «лошади Пржевальского» и, приветливо махая рукой, приглашал меня к себе. Место, где он стоял, было песчаным. Оживлялось оно кустами непонятного происхождения и, похоже, зарослями крапивы. Речкой не пахло. С другой стороны этой впадины глаз радовал такой же обрыв, тоже заканчивающийся заброшенным полем. Лишь где-то вдалеке росла кучка деревьев.

Новый звонок отвлек меня от пугающих мыслей о ближайшем будущем. Вытащив из сумки мобильник, я продемонстрировала Петру Васильевичу фигу – жест, совмещающий в себе благодарность за приглашение и извинение за то, что не могу им воспользоваться.

Впрочем, извинение оказалось излишним. Край обрыва, на котором я стояла с мобильником в руках и сумочкой на плече, будучи песчаным, в этот момент обвалился, и я со всеми удобствами съехала вниз.

Разговаривать пришлось сидя. Петр Васильевич скромно отошел в сторонку и, время от времени бросая на меня восхищенные взгляды, старательно чертил носком армейского ботинка какие-то замысловатые узоры на песке. Немного странным показалось то, что этот ботинок отличался от своего собрата как формой, так и цветом. Вторая нога была обута в демократичную кроссовку. Но мало ли людей со странностями? В конце концов у меня тоже одна туфля без каблука.

– Ирина, где тебя черти носят? Норвежцы уже напились кофе на всю оставшуюся жизнь! Больше не хотят. – Голос шефа выражал искреннюю озабоченность.

– Не хотят, и не надо! – с раздражением ответила я. – Не имею возможности потакать их капризам. Мне бы сейчас хоть малюсенькую чашечку кофе! И банно-прачечный комбинат. Макс! Я в таком дерьме!

– Перепутала автобус с мусоросборочной машиной?! – Шеф начинал злиться.

Я посмотрела на Петра Васильевича, и он торопливо отступил еще на два шага в сторону. Это было ни к чему.

– Так получилось! – повысила я голос. – По пути на работу угробила какого-то амбала. В результате пришлось вывести из строя еще двух. Не оставлять же свидетелей! – На этом моя бравада кончилась, и я просительно заныла: – Макс, пожалуйста, забери меня отсюда. Я на работу хочу. Только свяжись с Натальей Николаевной – ты ее знаешь, пусть она прихватит мне хотя бы свой медицинский халат и больничные тапочки… А еще лучше, если вы по дороге завернете ко мне домой, возьмете мою собственную одежду, включая нижнее белье. И пару двадцатилитровых канистр воды… Впрочем, лучше перенести встречу с норвежцами на завтра…