Анна Ольховская - Вампир, мон амур!

– Хватит! – заорал вдруг Яромир, побледнев до синевы. – И так голова раскалывается, а еще ты тут бубнишь и бубнишь! Ты можешь помолчать хотя бы минуту?

– А ты чего на меня орешь? – мгновенно перешла в атаку Лана. – Опять звезду включил? Так позволь тебе напомнить – я не одна из твоих девиц и хамить мне не позволю!

– Подумаешь, цаца какая! – огрызнулся брат. – Ее всего лишь попросили заткнуться хоть ненадолго, а она…

– Останови машину, – тихо произнесла Лана, с трудом сдерживая клокочущий внутри гнев.

– Вот еще!

– Останови, иначе я выпрыгну на ходу.

– Ты же не дура, мы посреди проспекта. Со всех сторон автомобили несутся, – усмехнулся Яромир. – Мгновенно превратишься в блинчик.

– ОК, тогда я звоню отцу, – потянулась к сумке девушка.

– Что, ябедничать начнешь?

– Нет, всего лишь попрошу прислать за мной машину к… Так, где мы едем, – Лана оглянулась по сторонам, – ага, проспект Вернадского. Тогда будь любезен, остановись вон там, видишь, где парковка, я выйду. И не дергайся, ничего я родителям не скажу о твоем сюрпризе, но и помогать тебе не стану. Давай, перестраивайся, чего тянешь?

– Олененок, не злись, давай поговорим спокойно…

– Хватит, наговорились уже. – Гнев как-то незаметно трансформировался в обиду, глаза защипало, в горле прочно поселился мешающий дышать и говорить комок. Не хватало еще разреветься перед этим поганцем! Нет уж, подобной радости она Звездуну Звездичу не доставит. – Больше не хочу, противно.

– Так уж и противно? – дернул щекой Яромир.

– Да. Ты действительно изменился, причем не в лучшую сторону, Ярик. И рекламная кампания тут явно ни при чем. Раньше ты никогда не позволял себе разговаривать с близкими в подобном тоне.

– Ну извини, сорвался. Голова болит адски, вот я и…

– Это не оправдание. Ярик, тебя буквально трясло от злости, когда ты на меня орал. Даже очки едва не свалились с носа. Кстати, это тоже из новоприобретенных привычек – постоянно ходить в темных очках. На улице оно понятно – маскировка, а в машине-то зачем? Тут ведь стекла тонированные, солнцезащитный козырек опять же. Ну да ладно, мне, если честно, твои очки и ты сам больше не интересны. Яромир, не заставляй меня создавать аварийную ситуацию на дороге, перестраивайся к обочине!

– Не могу, поток машин слишком плотный.

– Не ври, вон, справа никого, – и Лана вцепилась в руль, резко крутанув его направо.

– Ты что творишь, идиотка?! – заорал Яромир, отталкивая сестру. – Хочешь, чтобы мы разбились?

– Ничего, в твоем джипе явно предусмотрены подушки безопасности, все лучше, чем на дорогу выпрыгивать на полном ходу.

– Ослица упрямая!

– Да, есть маленько, – насмешливо усмехнулась Лана. – Ты, похоже, забыл об этом, верно, братец? Как и о том, что меня лучше не злить.

– Меня тоже, – процедил Яромир, все же начав перестраиваться в сторону тротуара.

– Наверное, мне уже стоит начинать бояться. – Девушка дотянулась наконец до своей сумки и водрузила ее на колени. – Но это потом, ладно? А сейчас мне надо связаться с отцом.

– Что, на такси Милана Мирославовна не ездит? – презрительно скривил губы брат. – А еще меня в звездности упрекаешь, дорогуша. Если кто тут и капризный эгоист, так это ты. Вернее, эгоистка. Да, виноват, накричал, нахамил, но только потому, что мне было очень плохо, настолько плохо, что я едва сознание не потерял за рулем. А ты, вместо того чтобы забеспокоиться, посочувствовать, интересовалась только собой и своими обидами. Ну и вали тогда отсюда, скатертью дорожка!

Яромир остановился у кромки тротуара, включил аварийку и, обиженно прикусив губу, отвернулся к окну.

Лана, уже начавшая было набирать номер телефона отца, остановилась и внимательно посмотрела на брата. Потом положила мобильник обратно в сумку, тяжело вздохнула и потянула рукав братовой рубашки:

– Наверное, ты прав, я действительно эгоистичная свинюшка. Тебе на самом деле было так плохо?

– Да, – уронил камешек обиды Яромир.

– Тогда надо к врачу, а не в Карелию! Судя по описанным тобой симптомам, у тебя вполне могло подняться давление, что немудрено при таком ритме жизни. Давай я позвоню нашему семейному доктору, он…

– Не надо. – Брат прекратил таращиться в боковое окно, выпрямился и положил руки на руль. – Ты иди, куда собиралась, в офис или еще куда, а я поеду.

– Ярик, так нельзя, со здоровьем не шутят, – Лана попыталась развернуть мужчину к себе. – И сними, наконец, эти дурацкие очки!

Она сорвала непроницаемо-черные стекла и испуганно ахнула.

Нет, брат не ослеп, глаза были на месте, все такие же большие, красивые, цвета горького шоколада, вот только…

В них не было жизни. Мертвые, пустые глаза манекена. Марионетки. Зомби, если хотите.

– Напрасно ты это сделала, – криво усмехнулся манекен, – совершенно напрасно.

– Ярик, ч-что с тобой? – голос предательски дрогнул, сделав ужас хозяйки видимым.

– Со мной все в порядке. Лучше не бывало.

И в следующую секунду что-то больно надавило в области шеи. И стало темно.

Стоявший у тротуара джип прекратил мигать аварийными огоньками, сменив их на подмигивание левым поворотником, и с визгом покрышек стартовал с места, с ходу набрав максимально возможную в условиях города скорость.

Так что следовавшему за ним ярко-алому «Пежо» пришлось нелегко.

Лена и сама толком не могла объяснить, почему она, самым дилетантским образом наплевав на сегодняшние планы, рванула следом за здоровенным джипом, увозившим подругу. Хотя нет, наплевала она как раз очень профессионально, а вот повела себя как дилетант от бизнеса. Ведь только что договорилась по телефону о встрече с владельцем автопарка туристических автобусов и вместо этого пытается удержать в поле видимости скалящуюся с прикрепленной на багажник джипа запаски волчью морду.

Но девушка, если честно, и не пыталась выстраивать логическое объяснение своему поведению, сейчас ее гнал вперед… Инстинкт? Внутренний голос? Интуиция? Неосознанное ощущение опасности? Тревога?

Идентифицировать то, что буквально накрыло Осеневу, стоило ей услышать холодный, какой-то неживой голос Яромира, было довольно сложно. Что-то похожее с ней впервые произошло около двух лет назад, когда она смотрела на беснующуюся в бессильной ярости Квятковскую. Дину только что поймали, нет – прихлопнули, с поличным, в последний момент разоблачив попытку тихони отравить всех собравшихся в доме Красичей[11], и она, посинев от злобы, буквально выплевывала чудовищные слова. А Лена, до последнего момента искренне жалевшая и опекавшая бедняжку Динь, с брезгливым ужасом смотрела на перекошенное лицо, в данный момент меньше всего ассоциировавшееся с внешностью хрупкого эльфа. И вдруг она ощутила, как где-то внутри, в самой глубине души, зародилось странное чувство общности с этой тощей крысой. Нет, не общности – родства, словно в сказке о Маугли: «Мы с тобой одной крови – ты и я». И одновременно – жгучего стыда и тотального презрения к себе за подобное чувство. Эмоции схлестнулись, переплелись, на мгновение у Лены потемнело в глазах, шум и крики куда-то пропали, словно кто-то выключил звук, голову сдавило стальным обручем, который через два вздоха с грохотом лопнул, и в следующую секунду все вернулось: и свет, и звук, и…

Лана, да и сам Кирилл рассказывали подруге о приобретенных Кириллом после возвращения из небытия новых способностях. О том, что Кирилл теперь может «слышать» эмоции и чувства других людей, причем не только сиюминутные, но и ментальные следы, оставляемые этими людьми в пространстве. Лена, разумеется, верила друзьям, тем более что сама лично убедилась в возможностях Кирилла, когда едва не погибла по воле этой вот пигалицы.

Но верить – одно, а понять, как это все происходит, что при этом ощущает Кирилл, было довольно сложно. И вот теперь, после странного полуобморока, Лена вдруг практически увидела черные щупальца энергии зла, вырывающиеся из сгустка мрака, в центре которого находилась Дина Квятковская. Осенева вздрогнула и невольно оглянулась по сторонам – неужели никто больше не замечает этого? Вот же, смотрите, щупальца хлещут во все стороны, пытаясь дотянуться до окружающих, но ничего не получается. Даже Матвею Кравцову, сдерживавшему неожиданно сильную девицу, инфернальным отросткам не удавалось причинить ощутимого вреда. Да, мужчина иногда морщился, словно от приступа боли, но и только.

А может, он морщился от гадливости, во всяком случае, именно это отражалось тогда на лице Матвея.

В общем, никто ничего не замечал.

Потом Квятковскую увезли, потом признали невменяемой и отправили в закрытую клинику для особо опасных психов, и все участники того кошмара постарались побыстрее забыть о случившемся. Не говорить, не вспоминать, не обсуждать. Никогда.

Что осуществить было совсем не сложно, поскольку уж очень болезненная, очень неприятная была тема.