Фаина Раевская - Взрыв на макаронной фабрике

Шульц был счастлив. Наконец-то сбылась его мечта. Теперь у старого ювелира столько алмазов, что ими можно было выложить ванную комнату. Иногда, конечно, случались сбои. Тогда в дело вступала служба безопасности, и провинившегося устраняли.

Однако крупную свинью подложила родная доченька. Катька завела любовника. Паренек был не глуп и очень скоро догадался, чем занимаются муж возлюбленной и она сама. Тимур, так звали юношу, явился с визитом к Феликсу и потребовал взять его в дело. Можно было, конечно, его убрать. Но Шульц рассудил иначе: они с Феликсом уже пожилые, одной ногой, можно сказать, в могиле. Не хотелось бы, чтобы со смертью одного из них или обоих сразу «бриллиантовая» империя, созданная с таким трудом, распалась. Катерина одна не сможет ею управлять, поэтому ей нужен помощник. Так решилась судьба Тимура. В дело его взяли, но в планы на будущее решили пока не посвящать. А Катерина влюбилась по-настоящему. И в один прекрасный день вдруг решила, что место рядом с ней должно освободиться, и тогда Тимур сможет его занять по праву. Однако Феликс умирать не торопился. Несмотря на возраст, здоровье у антиквара было, что называется, могучим. Катька поняла, что следует помочь мужу распрощаться с жизнью земной и отправиться на ПМЖ ко всевышнему. Осуществить задуманное молодой женщине помог Тимур, спешивший занять теплое местечко. Инсценировав ограбление, Тим убивает Феликса Круглова стилетом из его же коллекции. Этот стилет так понравился Тимуру, что он оставляет игрушку себе. Остальные вещи, похищенные у антиквара, он попросту выбрасывает в озеро. Катерина категорически запретила брать что-либо по-настоящему ценное. Сама она накануне убийства отправилась к подружке на дачу. Вернувшись на следующий день домой и обнаружив бездыханное тело мужа, а также следы ограбления, Катька умело изображает безутешную вдову и с глубоким прискорбием извещает о трагической кончине супруга милицию и родного папеньку.

Папаша Шульц пришел в бешенство. Феликс являлся важнейшим звеном в работе империи! И вот теперь по прихоти родной доченьки все может рухнуть! Катерина спокойно взирала на ярость отца и, когда тот выдохся, заявила, что уже давно сама владеет всеми каналами сбыта и что пора, в конце концов, выводить ее на международный уровень. Виталий Яковлевич, подумав, согласился. К его немалому удивлению и огромному удовольствию, сбоя в работе империи не произошло. Наоборот, дела пошли еще успешнее, чем при Феликсе, и теперь алмазы потекли не только в Европу, но и в Америку.

Тимур занял-таки место возле Катерины, но только в постели – к алмазным делам его по-прежнему близко не подпускали. Впрочем, он и не торопился. Рано или поздно, справедливо рассудил Тим, империя Шульцев все равно станет его собственностью. А пока можно и в тени побыть. Но отсидеться в тени Тимуру не удалось. Жена брата, Анастасия, по роду свой деятельности получала у Шульца консультации. Однажды она стала невольным свидетелем ссоры Шульца и Тимура. Настена была умной девушкой и поняла, что дело с якутскими алмазами не совсем чистое. Примерно месяц она, никому не говоря ни слова, следила за Тимуром. И в один прекрасный вечер заявилась к нему на квартиру, которую Тим снимал под именем своего брата Родиона. Именно об этой встрече и рассказывал мне Матвей. Зачем Настя призналась Тиму в свой осведомленности, теперь уже узнать не сможет никто. Тимур утверждает, что она угрожала разоблачением и ему, и Шульцу, и Катерине. Пришлось ее убрать. Давно ведь известно: многие знания – многие печали. Бриллиант Тимур подбросил ей в качестве компенсации за отнятую жизнь.

Папаша Шульц приказал закрыть Родиона в подвале своего загородного дома. Это было своеобразной страховкой – неизвестно, что рассказывала ему Анастасия и на что способен убитый горем супруг, ставший в одночасье вдовцом.

Когда этим делом заинтересовалась я, Тимур с Шульцем долго смеялись. Осторожный Тим предложил меня ликвидировать. Ювелир же настоял на том, чтобы досмотреть комедию до конца. Следует только находиться ко мне поближе…

– Но ведь ты же знал о нашем договоре с Сергеем Николаевичем, – напомнила я Ти-муру.

– Мало ли, кто с кем и о чем договаривается! – пожал он плечами. – Да и потом, я же видел, с какой иронией он тебя слушал. Едва ли твой бред такой солидный человек мог воспринять всерьез…

– Ну, тут ты ошибся, братишка! – подал голос Кузя. – Мне очень хорошо известно, что порой самый невероятный бред может оказаться голой правдой и принести весьма неплохие дивиденды! А Женечка у нас – девочка умная и ерундой заниматься не станет.

Я зарделась от похвалы авторитета и скромно потупила взор.

– Гад, – прошипел Шульц, бросая испепеляющие взгляды на Тимура. – Почему мне ничего не сказал?

Отстой ударом кулака успокоил ювелира.

– Значит, так, господа, – после непродолжительного молчания вновь заговорил Кузя. – Сейчас все, что мы услышали, вы повторите еще раз, но только очень подробно. Как говорится, имена, явки, пароли… Мои мальчики запишут ваши… м-м… побасенки на видео, а кассету отдадут Евгении. Завтра утром она поедет домой. Ну а что делать с вами, господин ювелир, и с тобой, иуда, я решу сам…

– Можно вопрос? – не утерпела я.

Сергей Николаевич кивнул.

– Тимур, что за казаха ты убил возле моего дома?

– Это не казах, а якут, – мрачно ответил Тим. – Один из курьеров. А убил я его потому, что подворовывать начал. Видать, его, как и тебя, мама не учила, что чужое брать нехорошо!

Это были последние слова Тимура. Отстой и Клоп увели двух барыг, и больше я их не видела.

Апартаменты в доме Шульца я все же оккупировала. Поужинав, приняв душ и завалившись на огромную кровать, принялась сочинять, что сказать Алексееву, когда вернусь утром домой. Так и заснула, не изобретя ничего, что могло бы спасти меня от разгневанного супруга. А в том, что супруг изволит гневаться, сомневаться не приходилось.

Утро началось с сюрприза. Проснувшись, я быстро оделась-умылась и спустилась в гостиную. На столе лежал листок бумаги, прижатый видеокассетой.

«Дорогая Евгения! – гласила записка. – Извини, нам пришлось срочно уехать. Дела, понимаешь… Договор наш считаю выполненным до последнего пункта. Кассетой распоряжайся по своему усмотрению. Хочешь – ментам отдай, хочешь – оставь себе на память. Будешь уходить, просто захлопни дверь. Да, и не забудь своего приятеля. Надеюсь, еще увидимся. Партнер Кузя».

Родя обнаружился мирно спящим в комнате для обслуги на втором этаже. Вчера первый раз за последний месяц он поел как нормальный человек; его разморило, и он уснул в разгар чистосердечных признаний братца и господина Шульца. Отстой и Клоп перенесли его в этот закуток и очень аккуратно уложили в кроватку. Подозреваю, что и сказку рассказали, и колыбельную спели – так сладко спал Родька.

Я потратила немало времени на пинки и уговоры. Родион проснулся лишь после моего обещания вылить на него графин холодной воды из-под крана с кубиками льда из холодильника.

– Доброе утро! – улыбнулся Родион. – А у нас есть что-нибудь из еды?

Вздохнув, я поплелась на кухню, по дороге ругая потихоньку всю мужскую половину человечества. Мой замечательный супруг с удовольствием носил любимой жене кофе в постель лишь первые два месяца после свадьбы. Еще примерно месяц делал это без удовольствия. А потом мне и вовсе пришлось просыпаться на полчаса раньше, будить ненаглядного и томным голосом капризной девочки напоминать Роме о его обязанностях. В конце концов мужу это надоело, и он предусмотрительно стал оставлять кофе на прикроватной тумбочке еще с вечера. Пить холодный кофе с утра – дело, согласитесь, малоприятное. Я попросила Алексеева заменить чашку бодрящего напитка на стакан сока и на этом успокоилась.

Воспоминания о супруге разбередили мою нежную душу, и я громко всхлипнула.

– Опять ревешь? – весело спросил Родион, появляясь на кухне. – Что на этот раз?

– Мужа вспомнила, – буркнула я, выкладывая омлет на тарелку.

– Он умер?

– Кто?

– Муж твой?

– Когда? – побледнела я и тихо сползла на пол.

– Не знаю, – пожал плечами Родион, тщательно пережевывая пищу.

Около минуты я хлопала глазами, а потом встрепенулась и заорала что было сил:

– В машину! Живо!!!

Родя поперхнулся омлетом, но спорить не стал и, насколько позволяло физическое состояние, резво двинулся к выходу.

В машине, по-прежнему стоявшей там, где накануне ее оставил Тимур, на заднем сиденье обнаружился мой сотовый телефон. Вероятно, вчера во время моего вынужденного путешествия он каким-то образом отстегнулся от пояса. Позвонить Ромке и сообщить о моем скором возвращении возможности не было. Батарея разрядилась, и мобильник грустно смотрел на меня погасшим экраном.

Всю дорогу я гнала как сумасшедшая. Родион, заметив мое душевное состояние, молчал и лишь изредка посматривал в окно. Интересно, чего он там пытался разглядеть? Лишь однажды Родя сочувственно произнес: